Оскал «Тигра». Немецкие танки на Курской дуге - Юрий Стукалин

— А подбили тебя как? — спросил я.

— Банально, — пожал плечами Винтерманн. — Сели на мину, кругом иваны, наша доблестная пехота отстает… Снаряды рвутся, мы отстреливаемся… Наводчику взрывом руку оторвало… Они по двигателю из противотанкового ружья…

Руди запнулся и умолк, изменившись в лице. Он сидел рядом со мной, крепко сжимая флягу, и по его щекам текли слезы. Я таким его еще не видел и не мог поверить, что заносчивый холеный чистоплюй в чине гауптшарфюрера СС подвержен чувствам. Они всегда их тщательно скрывали, считая себя белой костью, людьми высшей расы, этакими рыцарями, сверхчеловеками.

Я всегда недолюбливал парней из СС. Напыщенные индюки, глядящие на всех остальных с высоты своего полета. Лучшее вооружение, новая форма, усиленные пайки — все это доставалось этим баловням судьбы. «Великая Германия» — элитная дивизия, но мы не задирали нос, мы просто воевали. Эсэсовцы смотрели на нас как на мягкотелых слюнтяев, которые не умеют обращаться с низшими расами. Ну что ж, показали эти представители низшей расы трем дивизиям СС.

Несмотря на все это, мне было Винтерманна жаль. Я сам до сих пор был в разладе с собой после последнего боя, а у Руди наверняка еще выстрелы в ушах звучат.

— Все будет нормально, — сказал я и ободряюще похлопал его по плечу. — Ремонтные бригады ночами не спят, обещали, что мой «тигр» завтра уже готов будет. Мы еще повоюем.

— Конечно, всех этих выродков пожжем на хер, — сквозь зубы зло проговорил Руди. — Никого не оставим. Ни баб, ни выблядков их. Эта земля принадлежит нам, а славянским скотам уготовано место в аду. И мы претворим эту насущную задачу в реальность…

— Ладно, — поднялся я.

Пора было уходить, Винтерманн заметно опьянел и начинал нести всякую чушь.

— Мне нужно к экипажу.

— Всех до единого, Пауль! — Руди вскочил, крепко сжал мою руку и, глядя на меня мутноватыми глазами, принялся восклицать, брызгая слюной: — Знал бы ты, скольких я гнид этих раздавил! Скольких пострелял лично! И давить буду! Во славу фюрера! Недавно накрыли мы целую деревню партизан! Всех сожгли на хер! Ты знаешь, Пауль…

— Да-да, — я кое-как высвободился и быстро зашагал прочь.

Винтерманн что-то еще выкрикивал вслед, но у меня не было желания его слушать.

ГЛАВА 13

Экипаж был на месте почти в полном составе. Только Томас Зигель, как всегда, отсутствовал — наверняка до сих пор резался с пехотинцами в карты. Новый механик-водитель Мартин Кох уже освоился и мило беседовал с Хубертом и Вилли.

— Командир, ты вовремя, — обрадовался Херманн. — Ужин готов.

— Вот и славно, — потер я руки. — Тащи котелки.

Ужин был плотным и вкусным. К тому же влившийся в наши ряды Мартин выставил бутылку шнапса и кое-что из домашних харчей. Выяснилось, что ему с последней почтой пришла посылка, набитая заботливой мамашей всякого рода снедью. Мамаша, видимо, полагала, что ее сынка здесь не кормят. Мы ели молча, усердно работая челюстями.

— Оставьте Зигелю, — сказал я, облизывая ложку.

— Обойдется, — проворчал Хуберт. — Будет знать, как шляться неизвестно где.

Словно услышав, что мы о нем говорим, появился Томас в сопровождении своего нового четвероногого друга. Он насвистывал какую-то мелодию и выглядел вполне довольным собой.

— Чего склабишься? — спросил Шварц. — Опять гренадеров в карты раздел?

— Есть немного, — подмигнул Зигель и тут же встревоженно втянул носом воздух. — Нам с Партизаном оставили?

— Садись, — недовольно пробурчал Шварц. — Только на собаку твою блохастую мы не рассчитывали.

— Сейчас, Хуберт, честное слово, ее на тебя натравлю, — нарочито строго сдвинув брови, пригрозил Зигель.

— Откуда у вас такой зверь? — лениво поинтересовался Мартин Кох, угощая всех сигаретами.

— Случайно его нашел, — сквозь набитый рот проговорил Зигель.

Пес тем временем преданно заглядывал ему в глаза и беспокойно крутил хвостом в надежде на ужин.

— Ты прожуй сначала, а то подавишься, — посоветовал я.

Томас сглотнул и продолжил:

— Иду я, значит, от грязедавов, смотрю — под танком сидит это чудище и скулит вовсю. Я его поманил, галеткой угостил, погладил, и он увязался за мной. Идем мы с ним, тут он увидал подбитый T-IV, залез под него и давай опять поскуливать и потявкивать. Еле выгнал его из-под днища танка. А теперь хрен отвяжешься от него, словно прилип…

Мартин Кох, слушавший до этого историю Зигеля рассеянно, вдруг весь напрягся и резко перебил словесные излияния Зигеля:

— Так ты его под танком нашел?

— Ну да, — пожал плечами Томас, давая собаке большой кусок колбасы.

— И этот блохастый снова под танк полез?

— Ага, еле выманил, — ответил Зигель.

— Вот дела! — хлопнул себя по коленкам Мартин и залился смехом. Мы же, ничего не понимая, смотрели на нового механика-водителя, как на идиота. Если его так смешат обыкновенные истории… Нам только истерика в экипаже не хватало.

— Да это же русская противотанковая собака, «собачья мина»! — сквозь смех выдавил из себя Мартин. — Ой, уморил! Пригрел на груди изверга! Ха-ха-ха-ха!

Видя, что мы растеряны и не до конца понимаем ситуацию, он, отсмеявшись, снизошел до объяснений:

— Так, русская это псина, натасканная под танки бросаться! — и снова забился в судорожном смехе. — Этот экземпляр, видимо, от Иванов сбежал. — Мартин протянул руку к собаке и почесал ее за ухом. — Что, псина, не захотел лезть с гранатами под танки и ноги сделал от своих хозяев?! Я пару раз видел таких собак в бою. Один танк прямо при мне был подорван. Собаку сразу заметили, но попасть не смогли. Уж больно шустрая оказалась.

Тут уже до нас до всех дошло, и мы дружно завалились от хохота, а Шварц сквозь слезы постанывал:

— Ну, Зигель! Хо-хо-хо! Врага пригрел на груди!

Херманн ему вторил:

— Это не Партизан, он Диверсант!

Я тоже угорал вместе со всеми. Мне и в голову бы не пришло, что это дворовое, блохастое и довольно милое создание — противотанковая собака. Множество бездомных псов, брошенных при отступлении хозяевами, бродило по разрушенным деревням и селам в поисках пропитания, но наш бравый Зигель подцепил именно натасканную на немецкие танки собаку.

Нас всех инструктировали о возможности применения русскими специально обученных собак и показывали принцип действия укрепленной на них мины. Все было достаточно просто — иваны пса долгое время не кормили, а потом клали пищу под танк, постепенно вырабатывая у животного инстинкт — еда находится только под танком. Через какое-то время на собаку надевали муляж мины для того, чтобы пес привык к дополнительной нагрузке.

Когда животное было готово к операции и исправно выполняло необходимые действия, то ее уже снаряжали боевой миной. Это была тяжелая фугасная противоднищевая мина со штыревым датчиком цели. На собаку надевали брезентовый чехол с двумя карманами, в которые помещали два заряда тротила по шесть килограммов. Сверху конструкции крепилось деревянное седло, на котором размещалось само взрывное устройство. Датчиком являлся подпружиненный деревянный штырь высотой около двадцати — двадцати пяти сантиметров.

Как только на позиции выдвигались танки противника, собаку спускали с поводка, предварительно сняв предохранительную чеку с взрывного устройства. С этого момента штырь удерживался в вертикальном положении только за счет упругости пружины. Мина оказывалась в полном боевом положении. Животное, натасканное на то, что еда находится под танком, устремлялась к нему, штырь задевал за днище, отклонялся назад и заставлял срабатывать взрыватель. Слабо защищенное днище танка повреждалось, взрывом уничтожался экипаж, и детонировали размещенные в машине боеприпасы. Собака, естественно, погибала.

Идея была проста в теории, но оказалась совсем не эффективной на практике. Собаки, по природе своей плохо разбиравшиеся в военной технике, нередко путались на поле боя и иногда кидались под русские бронемашины. Некоторые животные, напуганные грохотом стрельбы и разрывами, норовили вернуться обратно в окопы, подвергая риску подрыва своих дрессировщиков. Но иногда такие «фокусы» проходили. Животное было трудно заметить из-за его маленького роста и большой скорости движения. К тому же бортовой станковый пулемет не был рассчитан на такую низкую цель. Поэтому при первом появлении собак на поле боя они безжалостно уничтожались гренадерами.

Отсмеявшись, мы переводили дух. У меня даже закололо в животе. Зигель сидел весь пунцовый и прятал взгляд.

— Не-ет! Теперь это даже не Диверсант, это — Перебежчик! — прыснул Херманн, вызвав вторую бурю хохота.

— Ну и что? — серьезно сказал Зигель, погладив собаку. — Не захотел пес воевать против Вермахта и перешел к нам.

— А вдруг это шпионская собака? — хохотнул Шварц. — Разведает, что у нас здесь и как, нарисует карту и к русским опять мотанет! Сейчас мы будем пытать ее колбасой, пока не выдаст нам все военные тайны русских!