Время карликов - Игорь Рыбинский

– Гав! – отозвался пес.

– Думейла, думейла! – закричал мальчик, отбегая в сторону, и Тугрик побежал за ним, думая, что началась новая игра.

Похоже, шведская дворняга совсем освоилась в деревне, только местные козы иногда пытались боднуть рогами незнакомое животное: собак здесь не было вовсе.

Вечером Подрезов направился к берегу речки, где, стоя в укромном местечке за кустами, скинул одежду и намылил вспотевшее тело. Зайдя в воду, он обернулся и увидел Нкласа, который круглыми от изумления глазами смотрел на великого колдуна, ставшего вдруг белым, как речная пена на берегу. Виктор нырнул и, оставаясь под водой, пальцами поскреб голову; слыша крики мальчика, он старался как можно дольше не появляться на поверхности, а когда все же всплыл на мелководье, открыл рот, чтобы вздохнуть, но тут же присел опять. Рядом с пацаном стояла его мать с младенцем на руках и с интересом разглядывала светлокожего мужчину.

Молодая женщина не уходила, хотя Подрезов попросил ее:

– Шла бы ты, милая, отсюда. Ты же видишь, что я не привык еще ходить по-вашему, без штанов.

Говорил он по-русски, а какая разница: молодая мамаша вряд ли понимает и по-английски. Пришлось выбираться из реки спиной вперед, с трудом натянуть на мокрое тело шорты и только после этого обтереться полотенцем. Женщина засмеялась, повернулась к деревне, дав заодно старшему сыну подзатыльник, чтобы следовал за ней, и вполне отчетливо произнесла:

– Большой белый человек.

Сказала эти слова с удовлетворением от увиденного. Но бог с ней, что она смотрела на голого русского мужика, произнесла она эти слова на вполне приличном английском. Впрочем, ростом Подрезов был не особенно выше деревенских мужчин. Все местные жители были высокими и вполне мускулистыми, да и в женщинах была особенная стать. Даже старухи не было толстыми, ходили прямо и не горбились. Тсвана отнюдь не черные люди, большинство из них коричневые, особенно девушки – совсем как шоколадки. Но Виктор думал не о них, бредя по отмели к своему дому; почему-то вспомнился сон, увиденный ночью по дороге в эту глушь, чуть прикрытые глаза студентки, с которой уже никогда не придется встретиться, ее губы возле его лица и искорки в волосах. Что-то блестело в лучах заходящего солнца под самыми его ногами. Подрезов наклонился и попытался пальцами ухватить сверкающие песчинки, но на подушечках оставалась лишь песчаная пыль. Тогда, прихватив пригоршню речного грунта, Виктор прополоскал ладони в воде и, когда поднес их к лицу, перед самыми глазами увидел блестящие золотые крупинки. Надо было приступать к работе.

Возле хижины старосты стояли женщины, и среди них мать Нкласа. Когда белый мужчина подошел к ним, она что-то сказала подругам, и те рассмеялись, оглядывая его с ног до головы. Почти сразу же циновка, прикрывающая вход, съехала в сторону, и на свет, согнувшись, вышел староста. На нем, судя по всему, была парадная одежда: линялая майка и выгоревшие армейские шорты. Он цыкнул на женщин, те замолчали, но продолжали хохотать уже беззвучно, зажав рты руками, только плечи их сотрясались и подрагивали груди; но Подрезов все равно смотрел мимо.

Переговоры со старостой Виктор решил провести у себя дома.

– Хорошо, – сказал старик, – я дам тебе наших мужчин. У нас три десятка семей, но сильных охотников только двадцать пять. Двадцать пусть помогают тебе искать блестящий песок, а остальным надо ходить на охоту, чтобы кормить остальных. Но ты должен платить.

– Сколько? – спросил Подрезов, зная, что денег у него осталось очень и очень мало.

– Каждому мужчине один пула в день. Или одну ценную вещь на всех.

Староста взял со стола пластмассовую одноразовую зажигалку и повернул колесико. Вспыхнул огонек, и старик завороженно смотрел на него.

– Вот такую вещь на всех за день работы.

Подрезов поразился такой низкой стоимости работы, и хотя зажигалок таких у него вряд ли осталось больше тридцати штук, кивнул головой, соглашаясь. А если выплачивать зарплату рабочим в местной валюте, то и это тоже – копейки.

Зато староста, зайдя в дом, с удивлением смотрел на складные стол и стулья, на раскладушку, укрытую шерстяным клетчатым пледом, на алюминиевую посуду и на цветную фотографию в металлической рамке. Виктор обнимал Эльжбету, а Свен Кристин, и где-то сбоку, почти в полумраке робко улыбалась русская студентка Лена.

Валтер сделал этот снимок в ту самую новогоднюю ночь, и потому за спинами счастливых людей мелькал отблеск разноцветной елочной гирлянды.

– Хорошо, – еще раз согласился Подрезов, – утром я покажу вашим людям, что надо сделать.

Они вышли из дома, староста удивился, что не приходится сгибаться. Потрогал рукой москитную сетку, закрывающую дверной проем, вздохнул зачем-то и посмотрел на красный шар, скатывающийся за край неба.

– Я видел в реке много крокодилов, – сказал Виктор, – дети купаются и не боятся их?

– Да, – кивнул головой старик, – мы с ними договорились: они не кушают наших детей, а мы их не убиваем.

Вот как, оказывается, просто. Все можно решить переговорами.

– А львы?

– С ними трудно, – вздохнул староста, – их женщины охотятся, где захотят, и когда нет буйволов или свиней, они приходят к деревне. Год назад наши мужчины начали воевать с ними, и мы потеряли пятерых охотников.

– А львы? – снова спросил Подрезов.

– Их убили больше.

Когда подходили к хижине старика, Виктор вдруг увидел, что оттуда выскочила девушка с длинными прямыми волосами, кожа ее светилась в лучах заходящего солнца и казалась совсем светлой. «Надо же, – подумал Подрезов, – я ее никогда не видел».

Все местные жители были курчавы и коротко стрижены, а эта почти европейка. «Показалось», – пронеслось в голове, и Виктор повернулся, чтобы увидеть, куда скрылась девушка.

– Моя внучка, – объяснил старик, заметив, как его спутник шарит глазами по глубокой фиолетовой тени между деревьями.

Засыпая, Подрезов думал о завтрашнем дне, о предстоящей нелегкой работе, которую и сам толком себе не представлял, вспомнилась выскочившая из хижины светлокожая тоненькая девушка, и женщины, захохотавшие при его появлении.

– И чего смешного? – удивился Виктор. – Видел я их мужчин, не умер же от смеха.

Тугрик прижимался к его боку, и Подрезов погладил его лохматую спину.

– Спи, родной!

6

Прошло несколько недель. Работа кипела вовсю. Каждый вечер, возвращаясь домой, Подрезов ощущал тяжесть в руках и боль в спине. На электронных весах он взвешивал принесенный песок, каждый вечер было почти одно и то же: сорок-пятьдесят граммов. Но это все, что он намыл сам. Местные охотники плескались в реке, набрав грунт в лоток, они пытались промывать его, но потом могли все тут же вывернуть себе под ноги и швырнуть со смехом содержимое в стоящего неподалеку приятеля. Тот отвечал тем же. И все остальные, смеясь, швыряли песком друг в друга. Увидев это в первый день, Подрезов взял в руки лоток и стал работать сам. Его рабочие восприняли это как должное, вышли на берег и наблюдали. Когда устали это делать, позвали жен и детей. Те смотрели тоже, им не надоедало. Действительно, смешное кино – взрослый дядька играет в песочек. Внучка старосты тоже приходила, и, видя ее светлое тело, так выделяющееся в толпе других женщин, Виктор начинал трудиться с еще большим усилием. Иногда мимо проплывали крокодилы, старательно огибая мутный от взбаламученного песка участок реки. А потом начались дожди. Переполненная река кипела, подмывала берега, целые пласты земли с кустами и деревьями сползали в воду и уплывали на север, чтобы потом, попав в Окаванго, мчаться к полноводной Замбези, к водопаду Виктория и утонуть в искусственном озере Караиба. Ливни заливали все вокруг, стена дождей стояла сразу за порогом, и за ней была лишь мутная хмарь. Тугрик не желал выходить из дома, а Подрезов если и выбегал к маленькому строению, то возвращался обратно совершенно промокший. В один из вечеров Виктор включил телефон и набрал номер Юханссена.

– Ты дурак, – кричал Свен, – мы вынуждены будем тебя уволить. Тебе будут платить пособие, а потом с трудоустройством начнутся проблемы.

Не услышав в ответ ничего, Юханссен спросил уже спокойно:

– Ну, это стоит ли того, чтобы терять здесь все?

– Стоит, – соврал Подрезов, – здесь солнце, тропики, красивые женщины, золото под ногами.

– Да? – удивился Свен. – Тогда я приеду к тебе на пару недель в отпуск. Там что, и в самом деле много золота?

– Пару килограммов уже намыл, – ответил Виктор и, попрощавшись, отключил спутниковый аппарат.

Два килограмма – это втрое больше того, что у него было сейчас: и вряд ли будет больше. Закончатся дожди, и надо будет уезжать отсюда.

Но пока было сыро, туманно, скучно и тоскливо. И в один, прямо скажем, не очень прекрасный день Подрезов, прихватив под мышкой Тугрика, отправился в гости. Остановившись возле мокрой циновки, он не знал – следует ли постучать по стене или надо предварительно покашлять. И все же он крикнул: