Доктор Ф. и другие - Вадим Сухачевский

Кажется, я что-то такое помнил, и поторопился кивнуть — не хотелось быть принятым вовсе уж за невежду.

Стрельчатый произнес явно нечто одобрительное, однако почему-то на сей раз сделал это на некоем совершенно не знакомом мне языке.

— Так что же, — продолжал он, — Тайна исчезла вместе с упрямым магистром? Умея предугадывать чужие судьбы, он не сумел предугадать свою и навсегда погубил то, что обязан был сохранить?!.. Нелепое предположение!.. И, конечно, все обстояло совершенно иначе. Заранее предчувствуя трагическую судьбу ордена, Жак де Мале задолго до этих событий начал посылать своих эмиссаров — одних в Шотландию, а других на Мальту, коей владел Мальтийский орден Иоаннитов. Назад эти эмиссары не вернулись — наверняка, именно такова была его воля. И где с этих пор скрывалась Великая Тайна Тамплиеров, спрошу я вас?

— Там, надо полагать...

— Несомненно! — поддержал меня Готлиб (видимо, в знак особого ко мне расположения — на сей раз по-русски). — В горах Шотландии и у монахов-рыцарей с Мальты!.. Здесь мы, с вашего позволения, пропустим еще несколько веков. Но вот подходит к концу век уже восемнадцатый, — и куда, как вы полагаете, делся Мальтийский орден, изгнанный со своего острова Наполеоном?

Я не преминул щегольнуть своими познаниями:

— В Петербург. Кажется, император Павел был избран магистром ордена.

— Браво! — возликовал Готлиб. — Отрадно сознавать, что ваше поколение интересуется историей!.. Итак, мы с вами все более приближаемся к дню нынешнему и к нашему отечеству... Да, Павел стал магистром! Скажите, мог ли он, будучи главой ордена, оставаться в полном неведении насчет самой сокровенной его тайны?

— Едва ли.

— Вот!.. Он знал! Если не все, то многое, очень многое! И доказательство тому — его умение предвидеть, ранее в русских монархах не замечавшееся. Так, например, он знал (и тому масса свидетельств), что царствование его продлится четыре года, четыре месяца и четыре дня, каковой срок и был ему отмерен провидением просто-таки с аптекарской точностью!.. И вот, снова спрошу я вас, мог ли он при сем беспечно обойтись с тою тайной, случайным вместилищем которой он стал волею судеб? Вопрос чисто риторический, ибо мы почти наверняка осведомлены о том, как он этим сокровищем распорядился. Хорошо известно, что накануне наступления круглой даты — года одна тысяча восьмисотого от Рождества Христова — император заперся у себя в кабинете и написал некое послание. Оно адресовано было российскому монарху, который будет править страной ровно через сто лет. Меры для соблюдения своей воли принял наистрожайшие. Пакет с письмом опечатал личной печатью, которую вслед за тем уничтожил, дабы никто из будущих монархов до срока не совершил подлог. Была создана специальная Тайная Канцелярия Хранителей пакета из семи персон в обер-камергерских чинах, должности в ней передавались из поколения к поколению от отца старшему сыну, а цель одна — на протяжении всех ста лет не допускать вскрытия императорского пакета. И заметьте, как строго все было исполнено! Задушили самого Павла Петровича, разгромили Наполеона, опростоволосились в Крыму, отменили крепостное право, по всей стране задымили паровозы и фабрики, заключили «Союз трех императоров», подорвали динамитом царя-освободителя, перевешали кучу народу, в очередной раз побили турок, — но за всем этим Тайная Канцелярия Хранителей не прекращала своего незримого бдения, и пакет императора оставался в неприкосновенности. Что там могло быть? Уж наверно, не повесть о какой-нибудь любовной интрижке монарха и не дворцовая сплетня. Даже не шпионские секреты, не военные диспозиции, не политические наставления, ибо всему этому грош цена, все поржавеет по прошествии такого огромного срока! — В его судачьих, до сих пор блеклых, почти безжизненных глазах теперь горели живые искры. — Так ответьте, — воскликнул он, — Бога ради, ответьте же — что там такое, по-вашему, могло быть?!

— Думаете, та самая Великая Тайна?..

Он даже грохнул об пол стулом, возле которого стоял, в такую пришел ажиотацию:

— Вот! — вскричал он. — Только сделав такой вывод, мы можем все это объяснить! Да! Уверен! Там было то самое! Лишь подобное объяснение снимает остальные вопросы; примем же посему как отправную точку именно его!..

— И что же дальше? — спросил я, загораясь его волнением.

— Дальше... — вздохнул Стрельчатый. — Дальше — все, как и было завещано Павлом. По прошествии ровно ста лет, на пороге тысяча девятисотого года, правивший к этому времени Николай Второй, последний наш император, вскрыл таки заветный пакет. Событие происходило во дворце, при большом стечении званых персон, присутствовали и журналисты, и историографы, так что все это весьма досконально описано. Хранители Тайной Канцелярии торжественно вынесли на золотом подносе запечатанный пакет, проверили сохранность печати... Николай Александрович вскрыл его... Некоторое время он при всеобщей тишине молча читал послание из прошлого века... Свидетели говорят, что при этом лицо его с каждой минутой все более и более хмурилось. Наконец, дочитав письмо, он дрогнувшим голосом произнес: «Это ужасно, господа...» И с этими словами, лишь добавив: «Поверьте, так будет лучше, господа...» — бросил бумагу в пылающий камин... — Сделав долгую паузу, он внимательно смотрел на меня, тем самым распаляя мое любопытство.

— Она сгорела?.. — наконец спросил я.

— Дотла! — подтвердил Стрельчатый. — Полное аутодафе! Миг — и один лишь пепел!.. — Однако в его глазах все еще продолжали играть огоньки.

— И никаких следов? — воскликнул я, не в силах совладать с волнением.

Готлиб выдержал паузу еще более длительную, затем вдруг впервые за время нашего разговора едва заметно улыбнулся краешками тонких губ.

— Спокойствие, молодой человек, — сказал он. — Не для того великие тайны впущены в наш бренный мир, чтобы им было позволительно исчезать вовсе уж бесследно по одному мановению чьей-то, пускай даже царственной руки... Однако тут в нашем экскурсе возникает сразу два направления. Сначала двинемся по первому из них. В Петербурге проживала некая девица по имени Феврония, считавшаяся одержимой, но одной способностью она обладала несомненно — умением в состоянии транса читать текст уничтоженных бумаг. Эта ее способность была подтверждена многажды, к услугам одержимой Февронии не раз прибегала и российская криминальная полиция, и разведывательные службы, в результате добиваясь вполне реальных успехов. Был также один великий князь, человек весьма любознательный и не пожелавший оставаться в неведеньи касательно содержания этого письма. Благодаря своим связям в самых разных кругах, князь вышел на девицу Февронию, и она в присутствии стенографистов произнесла весь текст павловского послания...

— Так значит... — вклинился было я.

Готлиб только махнул рукой:

— Ах, ничего это пока еще не значит! Известен лишь сам факт, но не более. Великий князь спустя несколько дней покончил собой... Способ и причины сейчас мало кому интересны. Сохранилось лишь его письмо к некоей особе, в котором князь о посещении оной девицы сообщал — но никак не о сути ее мистического откровения...

— А девица эта? — спросил я.

— Умерла, — спокойно отозвался Готлиб. — Всего на день пережила князя. Страдала чахоткой, бедняжка... Да если б и не умерла — толку-то? Приходя в себя, она совершенно не ведала, о чем вещала в состоянии транса. Нет, этот путь мы исследовали — увы, он ведет в тупик.

— Но ведь были еще, вы говорили, стенографы, которые записывали, — вмешался я.

— М-да, были, — согласился он. — Это направление тоже исследовалось. Их было трое, известны имена. Однако все они по разным причинам скончались в течение двух недель после упомянутого события. Как изволите видеть, сия тайна — губительна...

— Но позвольте! — не сдавался я. — Была же и стенограмма! Неужто и она не сохранилась?

— Что ж, мыслите вы правильно, — одобрил Готлиб, — но и тут вынужден вас разочаровать. Да, стенограмма, возможно, и сохранилась; князь даже в своем предсмертном письме говорит, кому он ее препоручил на сохранение — некоему загадочному персонажу с инициалами L.F. Уверяю вас, этого самого L.F. или хотя бы его потомков, его архив, если таковой имелся, искали вполне добросовестно, причем на протяжении вот уже ровно ста лет. Начинала еще царская полиция по приказу министра Плеве, искали даже в Гражданскую, а уж какие потом усилия приложил Лаврентий Палыч Берия, не к ночи будь помянут! Теперь вот мы грешные сбились с ног — всё продолжаем искать его следы...

Он снова примолк.

— И что же? — спросил я.

— А ничего... — сказал Готлиб. — Иногда какие-то проблески, но в сущности — никаких ощутимых результатов. Вот недавно опять насчет него что-то промелькнуло... Ищем-то мы ищем... Но...

— Значит, пока что и здесь тупик?