Мария, тайная жена - Робер Гайар

Подобно чарующей мелодии, голос Реджинальда де Мобре успокаивал и убаюкивал Марию. И ей припомнился полный теплоты голос дю Парке.

Мария лежала вытянувшись в гамаке, а де Мобре с удовольствием обозревал ее прикрытое тонкой тканью великолепное тело, которое он перед этим видел во всей ослепительной наготе.

— Не могу выразить, как я сожалею, что вторгся к вам без предупреждения, — сказал он. — Но я прошу вас быть снисходительной, так как я не француз; а чужеземец в незнакомой стране неизбежно на первых порах допускает грубые промахи. И, по правде говоря, когда я увидел вас, сударыня, то был не в силах тронуться с места — ни уйти, ни подойти ближе.

Мария повернула к нему лицо, которое от недавно испытанного волнения приобрело какое-то необыкновенное сияние.

— Не говорите больше об этом! — сказала она тихо. — Не говорите, умоляю вас. Я не знаю, что вы обо мне думаете! Должно быть, презираете?

— Боже мой, нет! — воскликнул он живо. — Как я уже говорил, на фоне этого прекрасного пейзажа вы и тот молодой человек представляли собой превосходную картину, которую я с огромной радостью воспроизвел бы на холсте, будь при мне мои краски.

— Вы художник?

— Маринист, сударыня, и вдобавок шотландец, хотя ношу французскую фамилию. Акцент, конечно же, уже выдал меня.

— Вы, должно быть, очень любите море?

— Ах, сударыня, — воскликнул де Мобре горячо, — когда я увидел вас в гамаке, вы нисколько не походили на спокойное, мирное море, а были вся в напряжении от сдерживаемой страсти, как волны, чья подлинная сила еще не проявила себя в полной мере. И, увидев вас с молодым кавалером, я тут же поклялся, что если я когда-нибудь снова стану писать картину, то только такую, на которой вы будете центральной фигурой, самой восхитительной из всех.

Мария улыбнулась. Одна ее рука свесилась с гамака, который тихо покачивался при малейшем движении молодой женщины.

— Вы очень любезны, — заметила она, — и тем не менее вы привели меня в смущение и заставили покраснеть. Я очень надеюсь, что вы не только любезны, но и скромны.

— Вам нечего бояться! — заверил де Мобре. — Я смотрю на все лишь глазами художника, оценивая увиденное не иначе, как с точки зрения возможности воспроизведения увиденного на полотне.

Улыбка шотландца была такой же приятной, как и тогда, когда он возник перед Марией в первый раз; но теперь как будто к ней примешивалась чуть-чуть заметная ирония. И хотя этот факт несколько огорчил Марию, она сумела тоже — внешне непринужденно — улыбнуться.

— Давайте перейдем к делу, — предложила она. — Если не ошибаюсь, вы пришли поговорить со мной о Сент-Андре.

Де Мобре сразу же сделался серьезным.

— Это правда, сударыня, — сказал он. — Я встретился с вашим мужем на Гваделупе, где он находится под покровительством монсеньора Уэля. Узнав, что мой корабль сделает короткую остановку на Мартинике, он начал рассказывать мне о вас.

— Итак, он рассказал вам обо мне? И что же он такого поведал? — с притворным безразличием спросила Мария.

— Могу повторить слово в слово, сударыня, — ответил шотландец. — Ваш муж сказал мне следующее: «Пожалуйста, передайте госпоже де Сент-Андре, что если одиночество, в которое ее ввергли превратности войны, станет для нее слишком тяжелым, то, вернувшись ко мне, она вновь обретет любовь и счастье. Передайте, что я никогда не переставал думать о ней и сохранил самые добрые чувства, невзирая на все случившееся».

— И сказанное, — заметила Мария сухо, — дало вам повод вообразить, что из объятий законного супруга меня вырвал некий любовник.

Несмотря на протестующий жест, де Мобре ничего не сказал в опровержение этого предположения.

Как бы размышляя вслух, Мария продолжала:

— А я вот никогда не вспоминаю господина де Сент-Андре, и мне кажется по меньшей мере странным, что он все еще думает обо мне. Я должна — увы! — молчать, но если бы мне было позволено открыть вам душу, вы, быть может, скорее поняли бы мою позицию. Однако я уже сейчас могу заверить вас, сударь, что у меня нет любовника и с Божьей помощью никогда не будет. И мне невозможно выразить чувство благодарности, которое я испытываю к вам.

— Ко мне? За что вам благодарить меня?

— Вероятно, вы неправильно поняли мои слова. Я действительно вам очень благодарна. Несомненно, Всевышний послал вас, чтобы спасти меня.

Слегка нахмурившись, Реджинальд де Мобре внимательно разглядывал носки собственных ботфортов. Мария взяла его за руку.

— Вы удивлены? — возобновила она свою речь. — Возможно, вы подумали, что я начну лгать, изворачиваться, попытаюсь как-то ввести вас в заблуждение. Но я не настолько глупа! Вы видели меня в объятиях губернатора, я это точно знаю.

— Пожалуйста, сударыня, — запротестовал де Мобре. — Вы не обязаны передо мной оправдываться. Я пришел сюда с единственной целью — передать вам послание мужа.

— Прекрасно понимаю, — ответила Мария, — но вы, сударь, человек, чье мнение мне не безразлично. Появившись в самый критический момент, вы не дали мне окончательно забыться. Благодаря вам я избежала ужасной ошибки, о которой горько сожалела бы до конца дней своих. Если бы не вы, я никогда бы больше не смогла взглянуть на себя в зеркало. Однако, полагаю, все мои рассуждения бесполезны. Случившегося не воротить. Вы видели меня, поддавшуюся постыдной минутной слабости, — женщину, обреченную на одиночество в условиях климата, который обуславливает иное отношение к вещам, людям и событиям и при котором эмоции проявляют себя особенно сильно и естественно. А потому у вас сложилось обо мне совершенно неверное представление.

— Пожалуйста, замолчите, сударыня! — вскричал де Мобре неожиданно резко. — Ни слова больше! Вы совсем не знаете, каков я! На поверхности я, быть может, и художник, рисующий идиллические картины, о которых я говорил, но глубоко внутри я самый порочный человек на земле. Если бы я не владел собою, ваши слова только подзадорили бы меня, и тогда, ей-богу, сам дьявол — как вы видите, я упоминал и Бога, и дьявола вместе, потому что оба эти начала присутствуют во мне, — сам дьявол не остановил бы меня.

Мария продолжала улыбаться, но веселость ее несколько поубавилась. Что-то в голосе де Мобре обеспокоило и, пожалуй, несколько встревожило ее.

— Напрасно вы пытаетесь меня напугать, — сказала она. — Из этого ничего не выйдет. Всякий, кто отваживается жить здесь, на островах, должен забыть о страхах.

Собственные слова приободрили Марию, и она с прежним оживлением добавила:

— Раз уж вы прибыли на Мартинику лишь на короткий срок, вам следует постараться оставить о себе хорошее впечатление. Когда отплывает ваш корабль?