Дети Хедина (антология) - Людмила Минич

– Я не знаю.

– Это выглядит очень подозрительно.

Я глянул на них с непониманием.

– Вы, кстати, не представились, – заметил я.

– Это Томаш. Я – Диана.

– Отличное имя для охотницы, – я чуть кивнул ей.

– Они никогда не пытались переманить тебя на свою сторону? – продолжил расспросы Томаш.

– Нет.

– Но у тебя был повод…

– Какой?

Они с некоторым недоумением переглянулись.

– Ты сам мог убить Доминика и Петра, – предположила Диана.

– Доминик и Петр воспитали меня.

– Доминик и Петр убили твою мать, Ян…

Я зло усмехнулся и склонился к ней.

– Мою мать? – процедил я сквозь зубы. – Моя мать устраивала оргии, запирала меня на это время в чулан и несколько раз забывала о моем существовании. Я чуть не подох с голоду. Доминик и Петр были моими избавителями. Не смей больше говорить, что я убил их.

– Но они слишком доверяли тебе, во всем полагались на тебя. Что произошло в то утро, Ян?

Я нахмурился.

– Мне обязательно сейчас отвечать? Я могу предоставить совету отчет, как всегда это делал.

– Сейчас несколько иная ситуация – погибли охотники. Чем скорее мы получим сведения, тем быстрее…

– У меня нет ничего, что ускорит дело. Будь у меня что-то, я позвонил бы из больницы.

– Почему ты не позвонил и не сказал, где ты?

– А вы не знали, да? Кто тогда эти типы, что торчали в коридоре и постоянно справлялись у доктора о моем здоровье? Разве не совет поместил меня в больницу?

Они поджали губы.

– Ближайшее совещание состоится завтра утром. Ты будешь?

– Разумеется.

Охотница смотрела на меня.

– Поскольку Доминик и Петр мертвы, а нас назначили твоими кураторами, нам придется общаться чаще. И, значит, мне и Томашу надо больше узнать о тебе.

– Обо мне все написано в моем деле, – я понимал, что она, пожалуй, больше остальных жаждет узнать, что стало с ее предшественниками.

– Кое о чем там не упоминается. Кто был твой отец?

– Понятия не имею.

Она показала мне светящееся зеленоватым светом колечко.

– Знаешь, что это? Это маячок на вампиров. И он среагировал на тебя.

Я рассмеялся, ударил по кнопке на двери. Темное тонированное стекло сползло вниз, в салон ворвался уличный шум, в лицо ударили солнечные лучи.

– Да у вас уже паранойя начинается. Где ты взяла эту дешевку?

– Это Марьяны, ведьмы – изготовительницы оберегов… Ее изделия не врут…

– Разумеется, – я щелкнул по камушку ногтем, и тот перестал светиться, – учитывая радиус действия двадцать метров.

– Я слышала, что ты всегда был слишком верток, Ян. Таким качеством обладают…

– Ты поэтому спрашивала, кто мой отец? Нет, он даже не ведьмак, он обычный человек. Я не знаю, кто он, но знаю, чья кровь течет во мне… А ты, выходит, занимаешься охотой за кровососами. То-то мы не пересекались.

– Может быть, тебе везло до этого? – Ее глаза сузились.

Камушек опять вспыхнул зеленым на миг. Но она не заметила. Тут я кое-что вспомнил, скрестил руки на груди и довольно чувствительно надавил на внутренний карман. Кто-то протестующе стал скрести лапками, слегка придушенный. Я ослабил давление.

– Если сомневаешься – заглядывай ко мне вечером. Остановите.

Машина замерла, я вышел, хлопнув в раздражении несколько сильнее, чем следовало. Нет, черта с два меня выведут из себя.

Меня почти довезли до дома. Я поглядел вслед черному микроавтобусу и передумал идти домой, решив прежде кое-куда заглянуть.

Я углубился в старый пражский квартал, настоящий лабиринт узких, кривых улочек. Здесь было довольно-таки безлюдно. Проторенные туристами пути, их оживленный шум остались далеко позади. Я миновал крошечную площадь с фонтанчиком, прошел в арку между стенами домов, сделал еще пару поворотов и оказался в тупичке, оканчивающемся дубовой, выкрашенной в синий дверью. За стеклянным окошком двери висела табличка, что лавка открыта. Но с утра здесь обычно никого не бывало. Тихо звякнул колокольчик. Девушка оторвалась от записей в тетради учета. Она побледнела и застыла, не сводя с меня взгляда.

– Доброе утро, Марьяна. – Я оглядывал лавочку.

На полках в стеклянных банках стояли различные чаи и травяные сборы для ванн, кусочки минералов, а также камни-амулеты для знаков гороскопа. То, что может приобрести обычный покупатель. Все остальное, исключительно для посвященных, хранилось в другой комнатке, куда доступ имела только владелица лавки.

– Что тебе нужно, Янош?

– А как ты думаешь? – полюбопытствовал я, взял с полки банку с чаем, открыл крышку и вдохнул терпкий и горький аромат.

– Я нахожусь под защитой совета… – дрожащим голосом заметила она.

Я глянул на нее и рассмеялся, словно услышал нелепицу, а потом добавил серьезно:

– Благодаря моим рекомендациям и поручительству. Ладно, я по другому делу заглянул…

Я поставил банку на место, опустил взгляд на витрину, где на черном бархате лежали всякие побрякушки, и постучал пальцем по стеклу над знакомым кольцом. Камушек слабо засветился зеленым.

– Что это? – полюбопытствовал я. – Да еще и в открытой продаже.

– Кольцо не продается, – едва слышно произнесла она. – Это оберег от вампиров…

– И кто из нас двоих? – поинтересовался я. – Так что это такое на самом деле, Марьяна?

– Ты знаешь…

– Каким образом ты смогла его изготовить?

– Помнишь, тогда тебя прилично зацепили – я сохранила окровавленные бинты…

– Ну и какого черта ты это сделала?

Она молчала.

– Знаешь поговорку? Если ты решилась взяться за месть, выкопай сразу две могилы… одну для себя.

– Что ж ты тогда о своей жизни не беспокоишься? – с вызовом заметила она.

– А с чего ты взяла, что я кому-то мщу? Мне и мстить-то некому… – Она уставилась на меня с изумлением. – И у кого теперь есть эти колечки?

– Я сделала обновление для основного состава совета…

– Это все? Или, может, ты еще до чего-нибудь додумалась?

– Нет – я едва наскребла на десяток перстней.

– Это, надо полагать, последний?

Она открыла витрину, положила мне на ладонь колечко. Камушек тут же перестал светиться. Я разглядел на внутренней стороне ободка крошечный вензель Д.

– Они еще и именные… Если этот предназначался Доминику, то где кольцо Петра?

Марьяна вынула точно такое же кольцо из кармана. Я положил оба кольца в портмоне к монеткам.

– Если еще раз выкинешь что-нибудь подобное… Между тобой и мной – нет никого, кто бы мог помешать, тем более из совета.

Я толкнул дверь лавки.

– Неблагодарный ублюдок!

Я остановился, прикрыл дверь и вернулся. Девушка попятилась.

– Ты кому-нибудь еще хочешь отомстить, кроме меня?

Она молчала. Я резко шагнул к ней, схватил за горло и прижал к стене.

– Я предупреждал насчет твоих друзей? – прошипел я зло. – Предупреждал?! Какого черта они оказались не в то время не в том месте?!

Она всхлипнула, закрыла глаза, и слезы побежали по ее бледным щекам. Я выпустил девушку и было отступил, но теперь она вцепилась в меня, уткнувшись лицом в плечо и рыдая. Я процедил проклятие, уже мягко прижал к себе и успокаивающе провел по ее черным густым волосам. Наконец она немного успокоилась, подняла ко мне заплаканное лицо.

– Зачем, Янош? Зачем ты это делаешь?

– Я…

Мы не успели опомниться, как нас потянуло друг к другу, наши губы встретились. Но спустя пару долгих минут она меня оттолкнула.

– Уходи сейчас же, – выдавила она. – Это все полнолуние…

И отерла губы рукавом.

– Извини… – Я развернулся и вышел вон.

3. Полнолуние

Первым делом, придя домой, я снял и встряхнул пальто. Послышался возмущенный писк, и из него кубарем вывалился на пол чертенок.

– Мог бы повежливее, Янош, – произнес он своим глумливым голоском и заскочил на диван.

– Да неужели? – Я сцапал его за шкирку и потащил в ванну.

– Нет, Янош, только не мыться! – завопил чертяка.

– Чтобы у меня опять вся квартира псиной провоняла?

Я заткнул в раковине слив, раскрыл на всю мощь кран и ливанул под водяную струю приличную порцию шампуня. Потом, засомневавшись, высыпал туда же полпачки стирального порошка и утопил в пене вопящего черта. Я бы и в стиралку мог без зазрения совести его запихнуть, если бы не был уверен, что тот без труда оттуда смоется. А так я его хоть за загривок крепко держал. Всласть поизмывавшись над чертом, я прополоскал его, замотал в полотенце для рук и поставил на закрытую крышку унитаза. С обвисших его острых ушей текла вода, шерсть слиплась, и он стал казаться совсем маленьким, тоненьким, хрупким существом. Но я знал, насколько все это обманчиво. Сам он морщил мордочку, чихал, фыркал и сморкался в край полотенца. Под копытцами натекла лужица, в которой плавала кисточка хвоста. Я вгляделся в цвет подсыхающего меха. Он становился ржаво-рыжим.

– Я думал, ты Черныш, – заметил я.

– Он остался у Элишки, – насупился чертик. – За то время, как мы жили с тобой, мог бы научиться нас различать.