Дополнительный человек - Джонатан Эймс

– Ты спишь? – спросил он, входя в квартиру.

– Нет, – сказал я.

– А должен был бы. Но в конце концов, я наделал шуму.

– Где вы были?

– Что?

– Где вы были?

– Выходил… с подругой. Это все, что я могу сказать.

Я только утвердился в своих подозрениях. Он явно чем-то таким занимался.

Генри включил на кухне воду, умылся и почистил зубы.

– Это была леди? – спросил я.

– Что? – переспросил он, выключая воду.

– Вы были с подругой-леди?

– Я был с Бенбери, – сказал он с величайшей досадой. – Ты ничего из меня не вытянешь. Сам-то где был допоздна прошлой ночью? Заметил, что я не спросил?!

Я решил, что он и в самом деле занимался сексом с одной из своих леди или ходил на какой-нибудь порнофильм для геев. Находил ли он в этом утешение? Нуждался ли вообще в какого-либо рода сексе? Нуждался ли он в ненормальности?

Генри тенью, не глядя на меня, прошел мимо моей кровати и исчез в ванной. Как всегда, спустил воду до того, как закончил писать. Это доводило меня до безумия, но я помалкивал.

Закончив свои дела в ванной, он снова прошел мимо моей кровати, и на мгновение серебряный свет, проникший сквозь окно, осветил его красивый профиль. Он не повернулся, чтобы посмотреть на меня, он предоставлял мне некоторую долю уединенности.

Я слышал, как он стонет и чертыхается, раздеваясь и укладываясь на свою маленькую кушетку. Затем он сказал:

– Все это слишком абсурдно.

– Что слишком абсурдно? – спросил я.

– Все. Все вещи в мире любопытным образом не отрегулированы, как говорил Томас Гарди. Возможно, это из-за первородного греха. Это я дополнил, не Гарди.

Он не упоминал Гарди в предыдущий раз, когда говорил о том, что все вещи неотрегулированы, но я не стал это подчеркивать. Я был больше всего заинтригован мыслью, что, может быть, Генри собирается в некотором роде исповедаться мне о прошедшем вечере, раз упомянул о первородном грехе. Но он спросил:

– Какие-нибудь итоговые мысли, комментарии, прежде чем я заткну свои затычки?

– Я, кажется, получил странный сексуальный опыт вчера ночью, – неожиданно храбро сказал я, решив, что обстановка, может быть, подходит для того, чтобы я кое в чем признался Генри. Он, вероятно, сам только что пережил приключение и, таким образом, не станет судить меня слишком сурово. А еще я хотел исповедаться«. Целый день я медленно восстанавливал свою личность, словно феникс, и мне хотелось избавить себя от бремени тайны, продолжить выздоровление, но я не был так глуп, чтобы рассказывать все как есть. В то же время я надеялся, что, если немного приоткрою правду о себе, может быть, и он сделает то же самое.

– Не хочу об этом слышать. Там были животные?

– Да, – сказал я. Я был шокирован его интуицией.

– Какого рода?

– Лев.

– Это опасно!

– Это был тряпичный лев.

– Ты еще более странный, чем Отто Беллман. Но от льва хоть не подхватишь СПИД. Я затыкаю уши. Что случилось с этим львом?

– Если говорить коротко… – сказал я со своей кровати.

– Говори коротко, но интересно, – перебил меня Генри.

– Ну, приятель с работы взял меня в один бар, и я встретил красивую девушку, но выяснилось, что она – транссексуалка. Это бар, где половина девушек – транссексуалки, но друг мне об этом не сказал, он сыграл со мной шутку. Он не сообщил мне об этом, пока я не предложил подвезти девушку домой, потому что у нее было недостаточно денег на такси. А потом было уже глупо идти на попятную.

– Трансвестит?

– Нет, транссексуалка. Они принимают женские гормоны и делают операции. Трансвеститы только переодеваются.

– Слишком длинная история. Она мне не нравится.

– Ну, я отвез ее домой, не хотелось показаться невежливым. И когда мы были уже перед ее домом, она неожиданно обняла меня, и я почувствовал, что она меня влечет, но больше ничего не случилось. А потом, когда я возвращался домой, кто-то бросил в мой автомобиль тряпичного льва с монорельсовой дороги. Я подумал, что это – настоящий лев. Он отскочил прямо от моего окна. Можете поверить, что кто-то такое сделал!

– Все это очень подозрительно. Я думал, у тебя больше здравого смысла. Ты абсолютно наивный. Счастье, что в тебя не бросили кирпич. Никогда не подвози незнакомых людей домой, в особенности если ты не уверен насчет их пола. Надо устроить тебе комендантский час. Теперь затычки на своих местах. Мы просто ненормальные, если еще не спим. Никогда не рассказывай мне на ночь подобных историй.

«Это просто магнитофонная пленка»

Я перестал просматривать «Нью-Йорк пресс» и продержался так целую неделю. Позднее я тоже очень хорошо себя вел – объявил себе комендантский час, стал снова оставаться по вечерам дома. Генри, игнорирующий проблемы в аристократической манере, больше не упоминал о моей исповеди.

В пятницу наступал Хеллоуин. Генри встречался с Вивиан Кудлип. У меня планов не было. Я рано вернулся домой, приблизительно в четыре часа. Генри был в ярости. Ему только что позвонила секретарша Вирджинии и сообщила, что все изменилось, теперь вечер будет официальным: они отправляются пообедать и потанцевать в восемь часов в «Карлайл».

– Ужасно, – сказал он.

– Почему? – спросил я.

– У меня нет запонок. Они были в моем саквояже, который этим летом украли в Польше. Налоговые бумаги за последние восемь лет тоже были там. Кто-то получил мои запонки и заодно все мои финансовые проблемы.

– Для чего вы повезли налоговые бумаги в Польшу?

– Чтобы работать над ними во время долгих железнодорожных переездов. За мной гонится налоговая служба. Я долгие годы не платил налогов. Я ничем не владею, все это подлежит вычету, но, если не представить бумаги, вам не поверят. А все Польша виновата. Не повезло мне с этой страной. Один раз я даже сильно порезал руку банкой дешевых польских сардин.

Генри сунул голову в шкаф в поисках запонок, на случай если где-то завалялась пара, о которой он забыл. Он побросал грязные рубашки на кушетку.

– Мне нужны запонки! – в раздражении прокричал он, пока я беспомощно стоял на кухне. – Я не могу без них надеть рубашку. Другой бы сдался, конечно, но я не доставлю себе такой радости. Придется выйти и купить запонки. Надеюсь, что они не будут слишком дорогие. – Генри накинул плащ и, пошарив в карманах, сказал с величайшей покорностью: – Теперь потерялись ключи. Все шиворот-навыворот.

Мы начали обыскивать квартиру. Ключи от дома свисали с подушки стула-трона. Генри грациозно меня поблагодарил и, только что удостоившись его одобрения, я решился спросить:

– Не думаете ли вы, что я когда-нибудь смогу встретиться с внучкой Вивиан, как вы когда-то пообещали?

Я думал, что более здоровые развлечения, нежели те, которым я обычно предавался, могут сослужить мне хорошую службу. Была также первичная фантазия молодого джентльмена о том, чтобы влюбиться в богатую девушку и путешествовать с ней.

– Я должен это проработать, – сказал Генри. – Если что-то удастся, ты не должен никогда говорить ей, как мы живем. Это будет концом моей карьеры. Но я не уверен, что она тебе понравится. У нее очень большая грудь.

– Я люблю груди, – сказал я.

– А я люблю хлеб, – сказал Генри, переводя разговор в морально – асексуальную плоскость. – Люблю хлеб, который подают в «Соли земли». Вот именно. Это кафе – хорошее дополнение к моей жизни.

Он пошел к двери, и, как добрый сквайр, я последовал за ним со словами:

– Надеюсь, вы найдете подходящие запонки.

– Через беды к еще большим бедам – вот мой девиз, – отвечал Генри и, словно герой пьесы, покинул квартиру, театрально захлопнув за собой дверь. Уходя, он выглядел диковато. Плащ распахнут. Ширинка расстегнута, что случалось часто, поскольку он поломал «молнии» на большинстве своих брюк, и это была как раз пара со сломанной «молнией». Волосы также нуждались в таинственной окраске. Но, несмотря на все это, он все равно был энергичен и красив.

Я не очень-то надеялся, что он познакомит меня с внучкой Вивиан, но было приятно фантазировать об этом, в особенности после того, как я услышал, что у нее большая грудь.

Через полтора часа Генри вернулся. Я лежал на кровати и читал.

– Нашел превосходную пару, – сказал Генри, входя. – Пришлось обойти все секонд-хенды в Верхнем Истсайде, но я их нашел.

– Сколько стоили? – спросил я, поскольку знал, что Генри всегда заботили цены.

– Двадцать долларов.

– Неплохие, я полагаю.

– Неужели? – прокричал он из своей комнаты скептически.

– Разве вы их не купили? – спросил я.

– Конечно нет! Не будь таким буржуазным. Я поднялся, чтобы взять ключи от машины, но они, естественно, потерялись. Никогда не было легко, и становится только хуже. Я отправляюсь в испанский Гарлем. Там есть секонд-хенд, где я куплю запонки за три доллара.

– Для чего же вы тогда ходили по здешним магазинам?

– Чтобы сэкономить бензин, и, поскольку в одном магазине их не было – а там обычно всегда есть запонки, – я должен был убедиться, что они все еще существуют в Верхнем Истсайде.