Мастер Баллантрэ - Роберт Стивенсон

Случилось так, что как раз в тот день, когда об этом зашла речь, жена мистера Генри была в дурном расположении духа и во что бы то ни стало желала спорить. Как только она услышала, как на вопрос об этом, предложенный лордом, мистер Генри ей ответил, вся кровь от злости бросилась ей в лицо.

— Мне, наконец, надоело терпеть всевозможные лишения! — воскликнула она. — Мы экономничаем и скаредничаем, а какая мне от этого выгода? Какое я имею удовольствие? Ровно никакого. Я не желаю жить так, как мы живем. Соседи и без того смеются над нами. Я не буду больше стесняться и буду жить так, как мне это нравится. Эта глупая экономия во всем с нынешнего же дня прекратится.

— Но у нас нет средств на то, чтобы жить широко, — возразил мистер Генри.

— Как нет средств? — закричала она. — Стыдитесь говорить такие вещи. Впрочем, мне все равно, делайте что хотите, у меня есть свои деньги.

— Деньги эти, согласно брачному контракту, принадлежат мне, сударыня, — проворчал мистер Генри и вышел из комнаты.

Милорд поднял руки к небу и тотчас после этого встал из-за стола и вместе со своей невесткой подошел к камину. Я воспользовался тем, что все встали, и также вышел из комнаты.

Я отправился в рабочий кабинет мистера Генри. Он сидел за письменным столом и колотил по нему перочинным ножичком. Выражение лица у него было сердитое.

— Мистер Генри, — сказал я, — вы сами вредите себе и, по моему мнению, пора кончить все это.

— О, — закричал он, — это вы так думаете! Вы относитесь ко мне справедливо, но, поверьте, что кроме вас, все без исключения обвиняют меня! И это вполне естественно. Ведь у меня отвратительный недостаток, я — скупой! — Он взял перочинный нож и засадил его лезвие по рукоятку в стол. — Но я покажу им, какой я скупец, какой я скряга! — закричал он. — Я открою им глаза, и пусть они рассудят, кто из нас благороднее, он или я.

— То, что вы называете благородством, не благородство, а гордость.

— Прошу вас не учить меня, я в ваших поучениях не нуждаюсь, — ответил он.

Я понял, что он нуждается в помощи, и поэтому, не долго думая, отправился вниз, и как только миссис Генри ушла к себе в комнату, я постучался к ней и попросил позволения войти.

Она в удивлении взглянула на меня, когда я вошел, и спросила:

— Что вам угодно от меня, мистер Маккеллар?

— Бог свидетель, сударыня, что я никогда бы не осмелился вас потревожить — сказал я, — если бы я не убедился в том, что это необходимо. Моя совесть не позволяет мне дольше молчать. Я положительно удивляюсь, как вы и лорд Деррисдир можете быть, извините за выражение, до такой степени слепы, что не видите, что вокруг вас делается. Вы столько лет живете с таким благородным, таким честным человеком, как мистер Генри, и так мало его знаете.

— Что вы хотите этим сказать? — спросила она резким тоном.

— Знаете ли вы, куда идут деньги мистера Генри, ваши деньги и те деньги, которые ваш муж тратил прежде на покупку вина для стола? Знаете куда? В Париж, к известному вам человеку. В продолжение семи лет мы выслали ему восемь тысяч фунтов, и мой патрон был до такой степени нерассудителен, что скрывал все это от вас.

— Восемь тысяч фунтов! — повторила она. — Это невозможно! Наше поместье не дает таких доходов.

— Одному Богу известно, сколько нам стоило труда добыть эти деньги, — сказал я, — но факт остается фактом: мы послали ему восемь тысяч шестьдесят фунтов с несколькими шиллингами. Если я осмелился вмешаться в это дело, так только с той целью, чтобы вы не думали о моем патроне, что он скуп, когда это неправда. Теперь вам все известно, больше я ничего не скажу.

— Вы отлично сделали, что вмешались в это дело, — сказала она, — и я действительно достойна порицания за то, что я такая невнимательная жена, — присовокупила она, глядя на меня с улыбкой, — но я постараюсь все это изменить, непременно постараюсь. Мастер Баллантрэ был всегда очень беспечный и легкомысленный человек, но сердце у него доброе и благородное. Я напишу ему. Вы не можете себе представить, как вы расстроили меня тем, что вы мне сообщили.

— Я думал, напротив, оказать вам большую услугу тем, что я открыл вам глаза, — сказал я, в душе страшно сердясь на нее за то, что она все еще так восторженно отзывалась о мастере Баллантрэ.

— Да, да, разумеется, вы оказали мне услугу, разумеется, оказали услугу, — сказала она.

В тот же самый день я, к великому своему удовольствию, увидел, как мистер Генри выходил из комнаты жены. Он имел совсем иной вид, чем в продолжение всех этих последних лет, а на его лице заметны были следы пролитых слез. По всей вероятности, он помирился с женой.

«Ага, — подумал я, — я все-таки правильно поступил, что обратился к миссис Генри».

На следующий день, в то время как я сидел за своими счетными книгами, мистер Генри сзади подошел ко мне и нежно потряс меня за плечи.

— Я не ожидал, что вы такой изменник, — сказал он мне ласковым голосом.

Это было все, что он сказал, но он сказал это таким ласковым, полным благодарности тоном, что в нем я прочел самую искреннюю похвалу.

Мое вмешательство привело все-таки к известным благоприятным результатам. Когда в следующий раз посланный от мастера Баллантрэ явился снова к нам за деньгами (и это было в очень скором времени), он вместо денег получил только письмо. Обыкновенно я отвечал на все эти письма коротко и ясно, так как тут и писать было нечего, а в письме обозначалось только, какая посылалась сумма, в этот же раз я даже и не видел письма, которое ему послали. Мистер Генри вместе с женой сочинили его, и, по всей вероятности, содержание его было не особенно интересно для того, кому оно посылалось. Во всяком случае, я должен сказать, что давно не видел мистера Генри в таком хорошем расположении духа, как в тот день, когда было послано письмо.

Отношения между мистером Генри и его женой сделались сноснее. На мистера Генри в его семье не смотрели теперь, по крайней мере, как на врага, и он, наверное, жил бы с женой даже дружно, если бы только он был менее горд, а она перестала любить своего прежнего идола. Эта злополучная страсть к брату ее мужа и была главной причиной ее несчастья и несчастья мистера Генри.

Удивительно, насколько мысль о том, что миссис Генри любит не его, а его брата, отравляла существование мистера Генри и насколько эта мысль оскорбляла его гордость и препятствовала сближению супругов. И странно, что хотя миссис Генри теперь никогда не заикалась о своих чувствах к мастеру Баллантрэ и упорно молчала о нем, все мы знали, что любовь ее принадлежала не тому человеку, за которым она замужем, а тому, кто жил и наслаждался жизнью в Париже. Быть может, читатель полагает, что после того, как я сообщил ей о том, что мастер Баллантрэ разоряет ее и ее мужа, она стала меньше любить своего идола? О, нет, нисколько! Что мистер Генри приходил в возмущение от мысли о том, что жена любит его брата, вполне естественно: если бы мастер Баллантрэ когда-нибудь оказал ей малейшее внимание, нежно любил ее или интересовался ею, то можно было бы еще понять, почему она питает к нему привязанность, но он, наоборот, относился к ней всегда крайне нелюбезно и нисколько не стеснялся в своем поведении с ней. Поэтому вполне понятно, что любовь к бессердечному, беспутному человеку приводила мистера Генри в ярость.