Книга для... - Марат Немешев

Я до сих пор не знаю, любила ли она меня. Скорее всего – да. Такой любовью, которая сейчас ей самой может показаться смешной, но смеяться над ней никто из нас не посмеет. Я замечал ее внимание, но… Вечная Онегинская история. «Привычке милой не дал ходу…» Дальше все было по уже знакомому мне сценарию. Она успокоилась, и все поменялось местами – я принялся за ней ухаживать. И вот однажды я зашел в магазин, где она работала. На несколько минут. Сказать, что буду любить ее вечно. Почему-то тогда мне это казалось адекватным и рассудительным поступком. Мы поговорили немного о погоде, а когда я уже собирался выпалить заранее выученную наизусть фразу, в зал вошла девушка – моя первая любовь.

Я застыл как истукан. Мне очень сильно захотелось, чтобы она ушла. Она мне мешала сейчас сказать то, к чему я так долго готовился. А потом произошла еще одна перемена во мне. Они были знакомы, я не знал об этом раньше, впрочем, это не так уж и важно. Главное – я понял, что не люблю ни одну, ни другую. Они стояли рядом, я внимательно всматривался в их лица, и росла моя уверенность в том, что я не могу любить этих девушек. И тут же появилась мысль – а могу ли я любить кого-то вообще? Попрощался с обеими и ушел. На неделю погрузился в учебу с головой. Стало легче. Но до сих пор холодок по коже, если вспоминаю тот день, когда девушка Саша забрала у меня первую любовь.

Вышел из автобуса и пошел по улице, ведущей к вокзалу. Еще двадцать минут свободного времени. После той истории мы остались с Сашей в каких-то сложных, но в то же время – выясненных отношениях. Скорее романтических, нежели дружеских. Редкие письма, полные признательности за существование. Телефонные разговоры, заканчивающиеся лишь с разрядкой аккумулятора или нехваткой денег на счете. И в то же время у каждого была личная жизнь, эпизодами из которой мы делились лишь в её черные полосы. Мы были не против такого общения. Симпатизировали, но не тянулись друг к другу. Если различают любовь к маме, любовь к Родине и любовь к женщине, то я бы выделил для себя еще и категорию – любовь к Саше, как что-то особенное, не имеющее пока подходящего определения.

Она как-то по-особенному произносила букву «ж». Я не понимал, почему только я это замечаю. Спрашивал у своих приятелей, у нее самой… Все удивлялись и говорили, что ничего необычного в этом звуке не слышат. Но всякий раз, когда она говорила «пожелтевший», «умираю, как жарко», «жутковато», я терял контроль над собой. Мне хотелось прижаться своими губами к ее губам, сквозь которые звучало это жгучее, слегка звенящее «ж». В этом звуке рождалось столько тайных желаний, что мозг изнывал от недостатка кислорода. Сердце начинало колотиться быстрее, пытаясь утолить жажду моего разума насыщенной веселящим газом кровью. Звук жил своей жизнью, его нельзя было поймать в диктофон или видеокамеру. Я чувствовал его своей кожей, все мои косточки и жилки реагировали на него. Даже не знаю, чего мне хотелось больше – увидеть Сашу или вновь услышать этот, понятный лишь мне, сигнал.

Заложив руки за спину, я прогуливался по длинному, крытому перрону. Рассматривал ветшающее кирпичное здание старого депо, скользил взглядом по отправляющимся от других платформ поездам. Наконец объявили о прибытии Сашиного. Нумерация с головы состава – можно оставаться на месте. Рядом уже было много людей. Дождь усиливался, рельсы блестели в ожидании локомотива – было приятно стоять под крышей и ждать приезда красивой девушки. Картину портили лишь несуразные электронные часы, гораздо лучше на их месте смотрелись бы старинные круглые, с острыми черными стрелочками. Машинист дал долгий, радостный гудок, и мимо меня пронесся вначале тепловоз, затем первый вагон, второй, третий… С крыш веером разлетались брызги воды, залетали под козырек, некоторые капли падали мне на лицо. И вот уже открывается дверь, проводница протирает поручни, спускается вниз, просит встречающих немного расступиться. В проеме показывается женщина с двумя изящными чемоданами, ей помогают, принимают снизу багаж, затем парень со спортивной сумкой, старушка с несколькими небольшими пакетами, за ней девушка в сером плаще, женщина с маленькой сумочкой, толстый мужчина тянет за собой большую коробку, дальше другие пассажиры. Девушка в сером плаще – это Сашка.

На голове у нее весенняя гроза вперемешку с извержением вулкана. Наверняка потратила больше трех наименований средств для укладки, чтобы получить этакий творческий беспорядок. От нее пахнет чем-то цитрусовым, а губы теплые и немножко липкие от помады. Саша вручает мне легкую дорожную сумку и тыльной стороной ладони вытирает капли дождя на моем лице.

– Подожди, постоим, я покурю, а ты пока расскажи, в кого опять влюблен, – она достает синюю пачку, зажигалку такого же цвета и отходит к столбу, возле которого урна.

– Ты куришь? – я, наверное, еще много не знал о переменах, которые произошли в ее жизни. Но тут же мои мысли растеклись по перрону. «ПодоЖжжди»… Магическое движение губами.

– Представь себе, а иногда даже во сне.

– Ты мне снилась сегодня.

– Опять лежали в лодке и делали детей? – она произнесла второе слово медленно, Саша прекрасно знала мое шизофреническое отношение к третьему звуку этого слова.

– Точно, – я вспомнил, что это один из наиболее частых ночных видений, – только на этот раз я как будто сидел внутри тебя.

Саша легким щелчком сбила пепел с краешка сигареты и кивнула. Курила она красиво, но пока еще неумело. Попыталась что-то сказать в ответ на мою последнюю реплику и чуть не захлебнулась мягким, но не ментоловым дымом. Она повзрослела за те полгода, прошедшие со времени нашей последней встречи. С ее запястий исчезли кожаные шнурочки и фенечки разноцветного бисера. Тонкий серебряный браслет на одной руке, большие овальные часы на другой, недлинные ногти, покрытые солидным слоем розового лака.

– Можно я полюбуюсь тобой, а поговорим где-нибудь за чашкой кофе, – мне действительно было приятно просто смотреть на нее.

– Как хочешь, – она старательно прицелилась, свернула губы трубочкой и попыталась пустить мне в лицо струю дыма. Получилось весьма посредственно, но она, видимо, осталась довольна результатом.

– Я похожа на коварную обольстительницу? – чуть оперлась о столб, слегка согнула одну ногу в колене – всего лишь приподнялась на носок, и повернула голову в сторону, всматриваясь куда-то вдаль. Губы у нее дрожали. Я даже пришел в замешательство – рассмеется или заплачет? Она залилась веселым смехом.

Мы зашли в небольшое кафе и сели за невысокий деревянный столик с кривыми ножками. Саша долго смотрела мне куда-то чуть выше глаз, а затем прикрыла рот рукой и заговорщицким шепотом произнесла:

– И долго мы так будем молчать, как два агента иностранной разведки?

– Нет. Уже начали говорить.

– Я долго не писала тебе. Это не связано ни с чем. Просто не знала, что тебе сейчас интересно, – она всегда легко меняла тему разговора, настроение, даже цвет лица – могла последовательно покраснеть, побледнеть и вновь покраснеть с интервалом в доли секунды.

– Ничего страшного, я тоже ведь молчал. И тоже без определенных причин.

– Так и знала, что ты скажешь – ничего страшного. На самом деле мне было страшно – вдруг я захочу написать тебе, а ты уже так сильно изменился, что письмо мое будет казаться глупыми историями маленькое девочки.

– Ты же знаешь, что я никогда…

– Вот сейчас знаю. Опять знаю. А тогда забыла.

– Ты сегодня уезжаешь? Можешь остаться у меня, есть свободная комната.

– Нет, завтра. Но мы не увидимся. Я… меня… проводят… Не спрашивай ничего о моем приезде. Хорошо?

– Хорошо.

– Подожди, я сейчас вернусь, – она вышла на улицу. Сквозь темное стекло я видел ее силуэт. Кажется, разговаривала по телефону. Но выражения лица разглядеть я не смог, как ни пытался. Через несколько минут она вошла, скорее взволнованная, чем расстроенная или обрадованная.

– Марат, у тебя часто в жизни случаются ситуации, когда необходимо сделать выбор?

Сначала я хотел пошутить, но по выражению лица Саши понял, что вопрос серьезный.

– Выбор? Когда предпочтение одной альтернативе означает…

– Полный отказ от второй. Да-да-да. Именно такой выбор. Заказываешь чай, значит, отказываешься от кофе. Заказываешь кофе, отказываешься от сна. Выбираешь сон, теряешь реальность. И так далее. Ну, никак не получается ехать во встречных поездах.

– Но хочется.

– Я уже даже не знаю, чего мне хочется.

Принесли кофе. На белой шапке Сашиного капуччино переплетались два коричневых сердечка какао. Она, не раздумывая, разбила их ложечкой и смешала в одно бежевое пятно.

– Понимаешь, Саша… В жизни так иногда бывает, что лишь отказ приносит подлинную, а не мнимую свободу. Настоящий полет – это когда выпрыгиваешь из самолета без парашюта. Но завершается такой полет… так же, как и большинство романтических, неземных поступков, которые обречены на чудовищное столкновение с реальностью.