Шахманов - Настя Кан

не рухнет. Хорошо что сейчас около четырех часов дня и свет поступает из выбитых окон и дыр в потолке.

Ох, Карина, ох!

Вокруг тихо, совсем тихо. Может они не внутри? Только подумала об этом как раздался грохот. Что то железное швырнули на бетонный пол. Грановский проматерился, да так витьевато, словно на филфаке учился. Была у меня одна знакомая оттуда, у них в этом плане талант. Пошла на его голос, вглубь здания, поднялась на второй этаж по еле живой лестнице. Это страшно, но глупо идти на попятную когда уже зашла так далеко, правда же?

То, что я вижу выглянув из за поворота, в первые секунды повергает меня в ступор. В пустом помещении сидит мужчина, по разбитому лицу сложно разобрать какого он возраста даже примерно, его прочно связали. Вряд ли он сейчас даже без веревок способен сдвинуться с места. В стороне Рома удерживает Шахманова, сжимающего разбитые кулаки. Почти животный оскал и такая лютая ненависть в его глазах вызывает холодок на спине. Вся его белая толстовка измазана в крови, а рядом валяется арматура. Еще несколько человек стоят поблизости от связанного мужчины, руки сложили перед собой, а в глазах страх, шелохнуться боятся, чтобы не обратить на себя внимание бешеного Шахманова. Меня передергивает от мурашек.

— Дэн, он нам живой нужен, слышишь? — пытается достучаться до друга Грановский, взяв лицо того в руки и прижавшись к его лбу своим, чтобы кроме его глаз ничего вокруг не было видно. — Мы столько времени впустую кругами ходили, точнее нас водили. За нос водили, понимаешь?! Мы парней потеряли, а из за кого не знаем!

Шахманов стоит натянутой струной, готовый вот вот лопнуть. Кулаки сжимает и разжимает, только что не рычит. Но Рома не сдается, словно не замечает его состояния. Хотя нет, наоборот, он знает что нужно делать. Вряд ли это первый раз, когда он видит друга таким.

— Если ты сейчас не возьмешь себя в руки, у нас может больше не быть такого шанса. Шах, твою мать, ты меня слышишь?!

— Слышу я тебя, слышу. СЛЫШУ! — ответом Грановскому был нечеловеческий рык, прямо в лицо.

От неожиданности я, неосознанно, шарахнулась назад и задела ногой камень. Вроде бы небольшой камушек, но именно в тот момент повисла тишина, камень прокатился по полу с оглушительной громкостью и на меня обернулись все разом.

Даже это все отходит на второй план, потому что я встречаюсь глазами с бешеным Шахмановым.

Не знаю что двигает мной, страх или растерянность, но я бегу. Не зная куда, не оглядываясь. Мной овладевает смятение. Одно дело слышать о «заслугах» мужа, другое дело видеть это самой.

Некстати еще вспомнился день, когда я осознала что мой отец убийца. Пришла с учебы раньше, решила взять у него в машине флешку и закачать на нее новую музыку, как делала всегда. Я приоткрыла дверь в гараж, со стороны дома, и увидела как мой папочка выстрелил человеку в голову из пистолета с глушителем. Эта дырка в голове еще долго преследовала меня во снах. Отец же был хладнокровен, не дрогнул, просто велел ребятам «прибраться». Я поднялась к себе в комнату и никому ничего не сказала. Пару дней не выходила из комнаты, ссылаясь на болезнь. Думала, думала, думала. А когда вышла, решила от этого он не перестал быть моим отцом. Заботливый для меня, смертельно опасный для остальных. Я была не такая маленькая и понимала, что в нашем мире или ты, или тебя. Тогда я сделала свой выбор. Правильный или нет решать только мне. Ни у кого нет права меня судить, пока не пройдет через то же самое.

Потерявшись среди воспоминаний и мыслей, я обнаружила что иду вдоль дороги. Провожу руками по лицу, стараясь собраться, но стоит закрыть глаза, как я снова и снова вижу взгляд Шахманова. Никогда он так на меня не смотрел. Я понимаю, что вся злость была направлена на другого человека, что он мне ничего бы не сделал. Но это муторное чувство внутри не желает утихать.

Сзади сигналят, я оберачиваюсь и вижу шахмановский внедорожник. Не хочется сейчас его видеть и слышать, хочется побыть одной, переварить увиденное. Он подрезает меня, перегородив дорогу и выскакивает из машины. В меня будто что то вселилось, наверное истерика, хотя никогда не думала что особенно к ним склонна. Я сворачиваю в поле и бегу туда.

— Стой! — орет за спиной Шахманов и бежит следом. Не оглядываюсь, так что скорее чувствую это, нежели вижу. — Карина, стой кому говорят!

Побег не удался, меня поймали почти сразу. Я вырывалась, брыкалась. На зеленом платье отпечаталась кровь с его кофты, а на предплечьях размазалась кровь его самого.

Я кажусь себе такой грязной.

Шахманов вытаскивает меня из травы к машине и трясет, словно куклу тряпичную:

— Ты чего творишь?! Какого черта ты вообще тут забыла? Я просил тебя дождаться водителя, просил же!?

— Не ори на меня, не смей! — тоже перехожу на крик. Зажмуриваюсь, пытаясь выровнять дыхание и снова перед глазами тот его взгляд. — Что, и меня арматурой?! Успел его добить или на ужин оставил?!

Шахманов дергается как от пощечины.

— Да, я ужасный человек, я мерзкий человек, не отрицаю. — он мечется рядом раненым зверем. — Теперь тебе стало легче?! Так думать тебе проще? Совесть чистая, белая, не мешает спать по ночам, как удобно. — он останавливается и подходит ко мне вплотную, нос к носу, глаза в глаза. — Но вот как же быть, если только благодаря этому, твой отец до сих пор дышит и наслаждается жизнью!

На это мне нечего сказать. Повисла тишина, в которой слышится только наше тяжелое дыхание. Шахманов устало трет переносицу:

— Садись в машину.

Запал пропал, накатила какая то пустота, усталость. Я села на пассажирское сидение, не идти же пешком в конце концов, мы стояли на трассе.

Всю дорогу мы едем молча, тишину нарушает только унылая музыка по радио. Снова начал моросить дождь, дворники стирали капли с лобового стекла и гипнотизировали меня.

Дома так же разошлись молча, каждый в свою комнату. Я сняла с себя одежду и выкинула в мусорное ведро, после чего встала