Соблазн быть счастливым - Лоренцо Мароне

привычку совать нос в жизнь своей дочери. Так, как делаю сейчас я.

Свет в кабинете наверху гаснет. Я хватаю Россану, все еще намеренную раздавать советы, которых я не слушаю, и тащу ее в укрытие, прячась за микроавтобусом. Она смотрит на меня как на сумасшедшего. Я не сумасшедший, дорогая моя Россана, я – трансформист, я тебе уже говорил. Сейчас я играю роль детектива.

– Чезаре, я не хочу в этом участвовать, шпионить за твоей дочерью мне кажется просто неприличным!

Если бы ты знала, сколько других неприличных вещей я делаю каждый день, дорогая моя Россана. Даже то, что я продолжаю оставлять тебе деньги на тумбочке, мне тоже кажется несколько неприличным для нас обоих, однако в этом случае ты ничего не говоришь.

– Всего минуту, и мы уйдем. – Я боюсь оторвать взгляд от входа в здание.

– Уже и так поздно… – пытается возразить она.

Электрическое жужжание входной двери возвещает о появлении Звевы. Я смотрю во все глаза: рядом с ней – элегантный мужчина лет шестидесяти с седыми волосами и выпирающим из-под сорочки брюшком. Парочка подозрительно озирается по сторонам, а затем усаживается во внедорожник, открывшийся после короткого «бип-бип». Я слышу, как у меня над ухом Россана шепчет:

– Ты был прав…

Машина сдает назад и трогается с места. Внезапно мне становится совершенно наплевать на ужин, на Россану, на любовные утехи – я не желаю больше заниматься любовью до конца моих дней! – и, схватив мою подругу за руку, я мчусь в конец улицы, где находится стоянка такси.

– Ну что ты делаешь? – вопит она, сжимая в руках сумочку.

– Мы должны поехать за ними!

– Ты сумасшедший!

Да, я сумасшедший, но ты должна была заметить это раньше. У тебя было два года, чтобы это понять, милая моя, а теперь уже слишком поздно, и если ты не пошевелишь булками, то мы упустим внедорожник, и можно будет попрощаться с желанием проследить за ними.

Я отчаянно торможу такси и командую водителю ехать вслед за автомобилем. Я сильно запыхался и с трудом могу говорить, но, несмотря на это, мне следует извиниться перед Россаной:

– Мне жаль портить тебе вечер, но я должен понять, что происходит с моей дочерью.

Она не отвечает, и тогда я обращаюсь к водителю, требуя ехать побыстрее. Тот бубнит что-то себе под нос и слегка прибавляет скорость; до слежки ему явно нет никакого дела. Однако когда на одном из светофоров загорается красный, он тормозит секундой раньше, чем внедорожник, который успевает проскочить. Тогда я наклоняюсь вперед и возмущаюсь:

– Что вы делаете? Давайте езжайте!

Он оборачивается и крайне нелюбезно заявляет:

– Слушайте, мне до ваших заморочек нет никакого дела, я не хочу схлопотать штраф!

В этот момент я чувствую, что придется прибегнуть к моему обычному способу – трансформации.

– Возможно, вы меня не узнали: я начальник городской полиции и преследую автомобиль с преступником. Я приказываю вам ехать на красный, иначе завтра вашей лицензией вы сможете только подтереться!

Он бледнеет, стягивает фуражку и отвечает:

– Простите, начальник, я вас не узнал.

Потом поворачивается к рулю, врубает первую передачу и трогается с места так, что визжат шины. Несколько мгновений – и мы уже прямо за целью нашего преследования. На лице Россаны наконец появляется улыбка, и я улыбаюсь ей в ответ. Я с ней не ошибся – она зарабатывает, торгуя своим телом, но она единственная, кто получает удовольствие от всех моих выходок. А в моем возрасте нужна женщина, благодаря которой ты веришь, что еще можешь доставлять удовольствие, и что ты еще не старик, чей удел – вечно торчать в кресле перед телевизором.

Внедорожник останавливается в нескольких кварталах от дома Звевы. Парочка в машине переговаривается, целуется, и в конце концов моя дочь выходит и удаляется по направлению к дому. Я размышляю о том, как через несколько минут она встретится с Диего и Федерико и что она будет делать, чтобы не обнаружить свою измену. Я всегда в этом смысле считал себя мастером, но, может быть, это было и не так – может быть, дети обладают какими-то сверхъестественными способностями, и маска, которую мы надеваем, когда приходим домой, растворяется под их взглядом. Так что мы считаем, что ограждены от вопрошающих глаз, а на самом деле мы голы и беззащитны. В Звеве я вижу отражение себя самого. Я изменял ее матери, она – своему мужу.

Таксист смотрит на меня: полагаю, он хочет узнать, что ему делать дальше, но я – начальник полиции, и он испытывает слишком большой трепет перед моей должностью, чтобы задавать вопросы.

– Следуйте за машиной, – говорю я наконец сухим тоном, как полагается тому, кто привык отдавать распоряжения.

Россана вновь, уже в который раз за вечер, бросает на меня выразительный взгляд – я киваю ей, как бы говоря, что держу ситуацию под контролем. Таксист весь покрыт потом – заметно, что он очень волнуется: вполне вероятно, что он думает, будто мы преследуем влиятельного босса каморры[8], а вовсе не пузатого старика на претенциозной машине. В мои времена существовал «Фиат Чинквеченто»[9], который, если ты слишком высокого роста, тебе приходилось вести, согнувшись в три погибели; зато сегодня есть машины, больше напоминающие трансатлантические лайнеры – даже непонятно, для чего они служат. В мире с каждым днем становится все меньше места, но мы все равно упорно продолжаем производить все более огромные вещи.

Но сейчас меня занимают другие проблемы. Например, все последние десять минут я провел, спрашивая себя, почему Звева свое драгоценное свободное время предпочитает проводить в объятиях этого старого борова, а не дома с мужем и Федерико. Потом до меня дошло. Женщина ищет вне брака то, что не может найти в браке; Диего – хороший парень, но он слишком добрый, совсем как Марино. А я уже говорил, что я думаю о добряках. Все это значит, что отличительной чертой типа, которого мы преследуем, является то, что он – мерзавец, а я не могу позволить, чтобы моя дочь оставалась в лапах коварного негодяя, пусть и уверенного в себе, с приятными манерами, веселого и жизнерадостного. Со всеми этими характеристиками у нее уже есть я.

– Что ты хочешь делать? – еле слышно спрашивает меня Россана.

– Пока не знаю.

На самом деле я знаю, только вот я уже не настолько в этом уверен. Если подумать, то какое у меня право решать за мою дочь? Разве я не делал то же самое? И потом у меня в голове крутится другой вопрос: я и правда уверен, что лучше провести свою жизнь рядом с добрым, но ужасно скучным человеком, чем с тем, кто тебе приятен, хоть он и эгоист? Зло отлично умеет прятаться даже за добродушным лицом.