Заметки о Гитлере - Себастьян Хаффнер

При поиске мотивов непонятного объявления войны Гитлером Америке используются предположения, потому что сам он не раскрыл своих мотивов. Это объявление войны не только является самой непостижимой из ошибок, которыми он в 1940 и 1941 годах почти уже полную победу превратил в неминуемое поражение; это было также и самое единоличное из его единоличных решений. До того, как он высказал его перед собранным для этой цели заседанием рейхстага, он не говорил на эту тему ни с кем: ни с генералами своего военного окружения, с которыми он с начала войны с Россией проводил большую часть дня; ни со своим министром иностранных дел; тем более и не со своим правительством, которое он ни разу более не собирал с 1938 года. Но перед двумя иностранными посетителями, датским министром иностранных дел Скавениусом и хорватским министром иностранных дел Лорковичем он уже 27‑го ноября (когда русское контрнаступление вовсе еще не начиналось, а только лишь было остановлено немецкое наступление на Москву) вел странные речи, которые были записаны. «Я и в этом холоден как лед», — сказал он, — «Если немецкий народ когда–то больше не будет достаточно силен и готов пожертвовать свою кровь для своего существования, то он должен будет исчезнуть и быть уничтоженным другой, более сильной державой… В таком случае я не пролью по немецкому народу ни одной слезы». Зловещие слова. В 1945 году Гитлер действительно отдал приказ — все, что еще осталось в Германии, уничтожить и отнять у немецкого народа любую возможность для выживания — таким образом наказать его за то, что он оказался неспособным к покорению мира. Уже теперь, при первом поражении, неожиданно всплывает эта предательская мысль. И она соответствует характерной черте Гитлера, о которой мы уже знаем: его склонности делать самые радикальные выводы — да притом «холодно как лед» и «быстро как молния». Было ли объявление войны Америке первым признаком того, что Гитлер внутренне переключился? Решился ли он уже теперь на то, что если уж он не может войти в историю величайшим завоевателем и триумфатором, то по крайней мере сможет стать архитектором величайшей катастрофы?

Достоверно одно: объявлением войны Америке Гитлер подтвердил поражение, которое дало о себе знать финалом событий под Москвой. И с 1942 года он не сделал больше ничего, чтобы предотвратить его. Он не проявлял больше инициатив, ни политических, ни военных. Находчивость, в которой нельзя было ему отказать в предыдущие годы, с 1942 года как ветром сдуло. Политические шансы, которые вполне еще возникали, чтобы из проигранной войны как–то выйти, оставались без внимания — даже военные шансы, чтобы военную удачу возможно все же еще повернуть в свою сторону, как например поразительные победы Роммеля в Африке летом 1942 года. Как будто Гитлер больше не интересовался победой, но только еще чем–то другим.

Примечательно также, что в эти годы Гитлер все больше и больше прячется от людей. Его больше не видно и не слышно. Нет больше контактов с массами, посещений фронта, осмотров городов после бомбежек, практически нет больше публичных речей. Гитлер живет теперь только в своей военной ставке. Правда, там он еще управляет, абсолютно как прежде, отстраняет и замещает генералов как на конвейере, и все военные решения принимает сам — часто странные решения, как пожертвование Шестой армией в Сталинграде. Его стратегия в эти годы упрямая, лишенная фантазии, его единственный рецепт: «Держаться любой ценой». Цена уплачивается, но несмотря на это удержаться не получается. Захваченные области одна за другой теряются, с конца 1942 года на востоке, с 1944 года также и на западе. Гитлер не реагирует на это; он ведет затяжную борьбу на сдерживание — очевидно, что больше не за победу, но за время. Что примечательно: прежде у него никогда не хватало времени. Теперь он сражается за время.

Но он еще сражается, и ему еще требуется время. Для чего? У Гитлера всегда были две цели: господство Германии над Европой и уничтожение евреев. Первого он не достиг. Теперь он концентрируется на втором. В то время, как немецкие армии ведут свою длительную, жертвенную и напрасную борьбу на затягивание, день за днем катятся поезда с человеческим грузов в лагеря уничтожения. В январе 1942 года было отдано распоряжение об «окончательном решении еврейского вопроса».

В годы, предшествовавшие 1941, весь мир, затаив дыхание, следил за политической и военной деятельностью Гитлера. Теперь это время прошло. От чего теперь у людей во всем мире перехватывало дыхание, то были его преступления.

ПРЕСТУПЛЕНИЯ

Без сомнения, Гитлер является фигурой мировой истории; но в такой же степени он принадлежит и к криминальной хронике. Он пытался, правда безуспешно, посредством завоевательных войн основать всемирный рейх. При подобных предприятиях всегда будет проливаться много крови; несмотря на это, никого из великих завоевателей, от Александра до Наполеона, отнюдь не называют преступниками. Гитлер является преступником не из–за того, что он брал с них пример.

Он является преступником по совершенно иной причине. Гитлер велел погубить бесчисленное множество безобидных людей без какой–либо военной или политической цели, но для своего личного удовлетворения. В этом отношении его можно сравнивать не с Александром Македонским и Наполеоном, а с серийными убийцами женщин Кюртеном и мальчиков Хаарманом, с той лишь разницей, что он с индустриальным размахом делал то, что те совершали кустарным способом, так что его жертвы исчислялись не дюжинами или сотнями, а миллионами. Если совсем просто, то он был массовым убийцей.

Мы используем это слово в его точном, криминологическом значении, вовсе не в риторически–полемическом смысле, в котором иногда бросают в лицо упрек политикам и генералам, посылающим на смерть своих врагов или своих солдат. Политики (и генералы) во все времена и во всех странах оказываются в ситуации, когда им приходится посылать на смерть — во время войны, гражданской войны, во время государственных кризисов и во времена революций. Это не делает из них преступников. Вообще же у народов всегда есть тонкое чутье на то, идет ли их повелитель на это только по необходимости или же услаждает свои тайные страсти. Слава жестокого властелина остается всегда запятнанной, даже если он при этом был дельным правителем. Это относится, например, к Сталину. Гитлер среди прочего также был жестоким правителем и тем самым вообще–то исключительным явлением в немецкой истории. До Гитлера жестоких правителей находят в немецкой истории гораздо реже, чем в случае России и Франции. Но не об этом здесь речь. Гитлер был жестоким не только как правитель и как завоеватель. Особенность Гитлера в том, что он приказывал убивать в таких невообразимых масштабах и тогда, когда, исходя из государственного благоразумия, для этого не было ни малейшего основания или повода. Да, иногда его массовые убийства были как раз противоположны его политическим и военным интересам. Войну против России, например, которую как мы теперь знаем, невозможно было выиграть в военном отношении, он возможно смог бы выиграть политически, если бы выступил в качестве освободителя, а не уничтожителя. Но его кровожадность была сильнее, чем его несомненно немалая способность к политическому расчету.

Массовые убийства Гитлера начались во время войны, но они вовсе не были военными действиями. Гораздо более можно сказать, что он использовал войну для предлога, чтобы совершать массовые убийства, которые не имели ничего общего с войной, но которые уже всегда проявлялись у него как личная потребность. «Когда на фронте погибают лучшие», — писал он уже в «Майн Кампф», — «тогда можно дома по крайней мере истреблять паразитов». Истребление людей, которых Гитлер считал вредными насекомыми, имело с войной связь лишь постольку, поскольку на родине война отвлекала от этого внимание людей. Впрочем, оно было для Гитлера самоцелью, вовсе не средством для достижения победы или для предотвращения поражения.

Напротив, оно вредило ведению войны, потому что тысячи пригодных для войны эсэсовцев, которые годами были этим заняты — в общей сложности эквивалент нескольких дивизий — отсутствовали на фронте, и ежедневные массовые перевозки через всю Европу в лагеря уничтожения отбирали у сражающихся войск существенную часть дефицитного подвижного состава, который настоятельно им требовался для их снабжения. Кроме того, акции убийств, после того как победа не могла быть более достигнута, делали невозможным какой бы то ни было компромиссный мир, потому что они убеждали, по мере того как становилось о них известно, политиков сначала Запада, затем и России, что война рационально может быть окончена не путем дипломатических переговоров с Гитлером, а только посредством судебного процесса над Гитлером. Цель войны как «Наказание ответственных за эти преступления», провозглашенная в январе 1942 года западными союзниками, а в ноябре 1943 в конце концов и Советским Союзом, потребовала в качестве дальнейшей цели войны безоговорочной капитуляции.