Костер Монсегюра. История альбигойских крестовых походов - Зоя Ольденбург

Эта война началась в атмосфере неистовой ненависти, такой ненависти, что противник уже воспринимался не как человек, а как вредное животное, которое следует извести и от которого нет никакого проку, кроме скарба, что останется после него. Ясно, что крестоносцы горько оплакивали ценности, сгоревшие в Безье. И если они не осмелились устроить такую же резню в Каркассоне, то только из страха потерять добычу. Такая ненависть превосходит возможности нашего воображения, и мы пытаемся объяснить поведение крестоносцев толстокожестью солдат, жестокостью тогдашних нравов, военными амбициями полководцев, презрением воинов к буржуа, антипатией северян к южанам... Конечно, все это было, но прежде всего был религиозный энтузиазм, доведенный до белого каления, и страстное желание любой ценой заслужить Господнее прощение.

Своим ошеломляющим броском армия парализовала в стране волю к сопротивлению. Одновременно ей пришлось распрощаться с надеждой завоевать симпатии католиков. Крестовый поход, начавшийся с устрашения, не мог встретить ничего, кроме страха. Едва армия покинула Безье, как в Кабестане ее встретили епископ Беренгер и виконт Эмери с депутацией от Нарбонны. Жители Нарбонны обещали полное и безоговорочное повиновение Церкви и принятие суровых мер против еретиков.

От Кабестана до Каркассона армия шла триумфальным маршем: через шесть дней крестоносцы уже были под стенами Каркассона. Местные сеньоры освобождали им замки и являлись с уверениями в полной покорности. Иные из них покидали жилища и уходили с семьями и вассалами в горы или леса. Таким образом, за несколько дней крестоносцы голыми руками взяли изрядное количество замков.

3. Каркассон

Раймон-Роже Тренкавель решил обороняться. Каркассон был укреплен лучше Безье и считался неприступным. Город, каким мы его знаем теперь, восстановленный Филиппом Красивым и отреставрированный Виоле ле Дюком, дает представление о своем облике начала XIII века. Эта внушительная крепость, раскинувшаяся над долиной Оды, окруженная мощными стенами с тридцатью башнями, не оставляла крестоносцам никакой надежды на повторение «чуда» Безье. Присутствие виконта и его лучших отрядов было гарантией безопасности города. А вот пригороды – Бург с севера и Кастеллар с юга – были укреплены недостаточно. К тому же окрестные жители, ища прибежища в городе, пригнали с собой скотину. К виконту в город съехалось множество вассалов.

Даже если считать вместе с пригородами, пространство, занятое Каркассоном, кажется до странного тесным. Уже в мирное время горожане довольствовались очень малым жизненным пространством, и дома строились буквально друг у друга на головах. Если во дворцах еще имелись просторные залы, то люди среднего достатка обитали в крошечных комнатках, а кто победнее – так и всем многочисленным семейством в одной комнате. В военное же время город превращался в настоящий муравейник, и в августе 1209 года в самом Каркассоне находилось более 20 тысяч человек (это не считая лошадей и скотины) на каких-нибудь 9 тысячах квадратных метров, вместе с пригородами – на 15 тысячах.

Крестоносцы появились в Каркассоне 1 августа, вдохновленные предыдущей победой. 3 августа, под пение Veni Sancte Spiritus, они бросились на штурм Бурга. Этот пригород, самый слабый из всех, не устоял, несмотря на героизм виконта и защитников. Его население вынуждено было сняться и укрыться в городе. Кастеллар, укрепленный лучше, устоял, и штурмующие пустили в ход технику. Минерам удалось подрыть и свалить ту часть стены Кастеллара, которую крестоносцы захватили 8 августа. Но на ночь они вернулись восвояси, и виконт отбил пригород и перерезал оставленный в нем гарнизон.

Впервые с начала военных действий крестоносцы натолкнулись на серьезное сопротивление. Юный виконт был отважным воином, и при нем состояла вся местная рыцарская элита. Но сухое и жаркое лето быстро вызвало к жизни привычную спутницу осажденных – жажду. Еды в крепости хватало, а вот воды... Город и окружающие его рвы стали заполняться павшей от жажды скотиной, быстро разлагавшиеся на жаре трупы животных распространяли нестерпимую вонь и тучи черных мух.

Раймон-Роже был вынужден вступить в переговоры с неприятелем. Согласно Гильому Тюдельскому, он попросил посредничества в этом деле у своего сюзерена Педро Арагонского. Пьер действительно пытался ему помочь и совместно со своим шурином графом Тулузским посетил аббата из Сито и просил за молодого Тренкавеля, неповинного в грехах своих подданных. Арно-Амори, которому порядком надоели вечные экивоки и стремление списать все грехи на подданных, оставив невинными сеньоров, ответил оскорбительным ультиматумом: раз виконт невиновен, ему даруют жизнь и возможность уйти из города «сам-тринадцать» (с эскортом в 12 рыцарей по выбору), оставив остальных обитателей на милость победителей. Педро II отправился в осажденный город и сам передал ультиматум виконту, на что тот ответил, что лучше пусть с него живого снимут кожу. Арагонский король удалился, уязвленный тем, как мало значения придали крестоносцы его вмешательству. Осада продолжалась. Положение осажденных становилось все более опасным.

«...Епископ, приоры, монахи и аббаты вскричали: „Помилуйте! Что же вы медлите?“. Виконт и его свита поднялись на городскую стену и обстреляли неприятеля из арбалетов, многих при этом ранив. В городе укрылось много народа, и целый год к нему было бы не подступиться, ибо башни его были высоки, а стены снабжены амбразурами. Но крестоносцы перекрыли воду, а колодцы пересохли от жары. Больные на улицах и разлагающаяся палая скотина издавали страшное зловоние; то и дело слышались крики женщин и детей, которых заедали мухи»[58].

И здесь произошло событие, имеющее противоречивые толкования и оставшееся без объяснения, хотя по существу это одно из ключевых событий начала крестового похода. Согласно Гильому Пюилоранскому, «виконт Роже, объятый ужасом, предложил следующие условия мира: горожане выйдут из города в чем есть, а сам виконт останется заложником до принятия соглашения». Гильом Тюдельский, напротив, утверждает, что на этот раз виконта пригласил в неприятельский лагерь некий богач (что само по себе не противоречит версии Гильома Пюилоранского). Но когда он, явившись, предстал перед легатом, его не выпустили. Так, по крайней мере, выходит из сдержанного и немного туманного повествования хрониста. Он не говорит ни о каком соглашении или переговорах, а настаивает на том, что «богач» (не названный по имени, но обрисованный как один из родственников виконта) многократно гарантировал его безопасность. Виконт, с которым был эскорт в 100 рыцарей, отправился в шатер графа Неверского, где состоялись переговоры. И с того момента о нем уже нет речи, хотя и сказано, что «он остался в заложниках по доброй воле и что тем самым совершил поступок безумный»[59]. О злоупотреблении доверием прямо не говорится, но достаточно ясно подразумевается.

Можно ли поверить, что виконт, военный, главнокомандующий, снискавший у своих подданных, несмотря на молодость, непререкаемый авторитет, мог добровольно сдаться в заложники, обезглавив тем самым движение сопротивления захватчикам? Те немногие уточнения, которыми мы по этому поводу располагаем, заставляют предположить, что чистосердечного виконта просто захватили врасплох, и не было никаких переговоров и соглашений. Возможно, виконт отверг предложенные условия, и ему не дали вернуться в город.

Как только виконта взяли в плен, город остался без лидера и был вынужден капитулировать. В отличие от Безье, жители имели возможность выйти целыми и невредимыми. Каким образом? Согласно анонимному свидетельству – через потайную дверь и по подземному ходу, пользуясь невнимательностью крестоносцев. Это вполне осуществимо для гарнизона, но невозможно для штатского населения – женщин, детей и больных, укрывавшихся в городе. Согласно Гильому Тюдельскому, «они вышли очень быстро, в одних камизах и брэ[60], без верхней одежды. Они (крестоносцы) не дали взять с собой ни пуговицы». Условия капитуляции, должно быть, были следующие: «всех обитателей в обмен на все ценности». Вот откуда выражение «не взять ни пуговицы». В городе насчитывалось великое множество еретиков, и странно, что крестоносцы, чьей непосредственной целью было истребление ереси, не воспользовались удобным случаем их схватить.

Некоторые историки заключили, что Раймон-Роже купил жизнь обитателей Каркассона ценой своей свободы. Более вероятно предположить, что решение о капитуляции было принято оставшимися в городе защитниками. Крестоносцы не вынуждали виконта жертвовать собой: во всех случаях их первой заботой было сберечь город для себя, и единственным способом достичь цели было обещание пощадить его обитателей.

Как только обитатели покинули город (такое впечатление, что они сделали это раньше, чем в него вошли отряды неприятеля), крестоносцы тут же в нем закрепились, стремясь прежде всего избежать набегов пехоты и разбойников, которые могли посягнуть на ценности. Взятие Каркассона окупилось огромной добычей, а армия остро в ней нуждалась.