Два угла - Юлия Шолох

Он вежливо поклонился и дал понять, что готов слушать.

— Тихого пути, Шалье, — мягко произнес Аелла, — мы давно не виделись.

— Дела, — коротко ответил Шалье. Старший хотел услышать не такой ответ, он еще ждал, но уже было понятно, что Шалье больше ничего не добавит.

Тогда, решив, что обмен любезностями можно пропустить, Аелла сразу перешел к делу.

— Ты знаешь, что через два световых дня вступает в силу новый этический закон 'О запрете манипулирования разумными малоразвитыми расами'?

Шалье нетерпеливо кивнул.

— Да. Но меня это не касается.

— Вот как? — до приторности добродушно поинтересовался Аелла, но все же было видно, что он насторожился. — Отчего же?

— На днях я внес поправку, что существующие в настоящее время эксперименты, начатые до начала действия закона, разрешено довести до конца, планируемого экспериментатором.

Старший улыбнулся почти снисходительно.

— Поправку еще должны утвердить! — многозначительно пояснил Аелла. И уж он-то был уверен, что такое никто утверждать не станет.

— Нет. Она уже утверждена.

— Кем?

— Воплощенный дал мне свое согласие.

Аелла растерялся. Шалье ждал обиды, может, раздражения, чего угодно, только не жалости, такой острой, что невозможно сделать вид, будто ее не заметил. Старший смотрел ласково, с непонятной болью.

— Шалье… Что же ты пообещал ему взамен?

— Это должно волновать только меня.

— Я тоже волнуюсь. Я… знал твоего отца.

— Мой отец был чрезмерно общительным. Его знало множество людей.

— Я любил его.

— Как и еще большинство других. Это разве меня к чему-то обязывает?

— Нет. Но он бы хотел, чтобы о тебе позаботились.

Сдаваться Шалье не собирался.

— Если больше никаких вопросов и претензий к моей деятельности нет, я, пожалуй, пойду.

— Шалье… остановись. — Теперь Аелла откровенно просил. — Ты уже потерял все. Ни семьи, ни друзей, ни привязанностей. И вот у тебя появилась эта девочка. Зачем?

Этот вопрос Шалье удивил настолько, что он остался стоять на месте.

— Она мне не мешает.

— Ты… что будешь делать, если она начнет мешать?

— Она не будет мешать, — покладисто повторил Шалье.

— А все-таки?

И впервые за весь разговор Шалье не нашелся, что ответить. Тогда просто откланялся, прощаясь, и пошел к выходу. Старший был так расстроен, что даже неискушенным глазом видно. Не тем, что проиграл, как многие бы подумали, а тем, что опять не смог остановить.

К двоим ученикам на ступеньках присоединился третий, встреченный в коридоре. Они молча проследили за движением фигуры в сером, насторожено, как за чем-то опасным. Шалье не обратил на них внимания, ему было плохо оттого, что пришлось так обойтись с Аеллой. Но иначе нельзя, Старший должен, в конце концов, понять, что от цели он не отступит. И если на пути встанет личная привязанность… даже это его не остановит.

Шалье приземлился у дома и осознал, что торопится попасть внутрь. И сразу разгадал, почему — ему хотелось проверить, все ли в порядке с Латисой, хотя в его доме ей вряд ли что угрожало. Но вероятно, если уж он взялся ее защищать, чувство ответственности требовало, чтобы все было безупречно. По крайней мере, лучшего объяснения своему желанию он не нашел.

Шалье бесшумно зашел к ней в комнату и почти час сидел в кресле напротив кровати. Как раньше, когда она только появилась в его жизни. Тоже кстати, интересный вопрос — как получилось, что она заняла часть его времени, причем, если подумать, немалую? Что-то в этом есть…

Вид спящей Латисы успокаивал. Шалье слушал тихое дыхание и забывал обо всем, что сделал. И что еще сделает…

Глава 8

Латиса проснулась первой. Обнаружила в окне доставки целый ворох одежды, все разных оттенков серого и серебристого. Три пижамы разной степени открытости. Облегченный вариант кафита для теплой погоды, состоящий из шорт и полупрозрачной туники с короткими рукавами. Больше всего ее поразил стандартный гигиенический набор с маркой Эридны, выдаваемый женщинам в путешествиях туристического класса. Она даже предположить не смогла, как и откуда он взялся у тайтов.

Потом Латиса осматривала дом. Рядом с ее комнатой дверей больше не обнаружилось. Зато в противоположной стороне, возле коридора, куда ей нельзя ходить, было целых две. В коридор она, впрочем, тоже заглянула, постояла у закрытой двери, вспоминая древнюю сказку о Синей бороде.

Что же он там прячет, думала, прямо как любопытная жена из истории, которая, насколько ей помнилось, закончилась весьма плачевно. Но, повторив про себя, что она в чужом доме и хозяину может и не хочется, чтобы гостья везде совала свой нос (тем более дверь все равно закрыта), она развернулась и пошла изучать остальную территорию.

Одна из двух оставшихся дверей привела в хозяйственный блок, который ее совсем не интересовал. За второй оказался длинный коридор. Латиса начала с двери налево и попала в целую анфиладу комнат, пустых и заброшенных. В них оставалась какая-то мебель, покрытая непрозрачной пленкой и, судя по слою грязи, даже стандартные уборщики тут не водились. Вернувшись в коридор, она остановилась у двери напротив. Это была комната Шалье, она знала, даже не заглядывая. Почти видела его, спящего, но так и не рискнула проверить.

Так же, как не рискнула открыть последнюю дверь, слишком уж та была похожа на выходную, на улицу. Второй выход? Но нет индикатора погоды, которые тайты всегда лепили на такие двери.

Там ее и застал Шалье. Латиса пристально и невежливо разглядывала его опухшие со сна глаза и растрепанные волосы. Он выглядел очень… по-домашнему. Покосился на дверь, которую она так и не открыла.

— Там сад, — сообщил, — покажу после завтрака, если хочешь.

— Хочу.

Потом они завтракали и Шалье рассказывал, что устройство сада — одно из самых распространенных занятий, которым любят заниматься их женщины. И Латиса замирала от непривычных укусов ревности, потому что наличие сада означало, что здесь жила женщина. Это немного перебило аппетит, но серебристый напиток Шалье все равно заставил выпить до дна. А после отвел в хозяйственный блок, где показал, как заказывать вещи и продукты, куда утилизировать мусор, который, кстати, даже сортировать не требовалось, и отвод в прачечную, для грязных вещей и обуви. За тем, понимает ли Латиса его объяснения, Шалье не следил.

— Сад, — тихо напомнила, увидев, что он с чувством выполненного долга собирается уходить.

— А, да. Пошли.

Дверь отъехала в сторону, пропуская их в большой, заросший всевозможными растениями, не сад… живой организм. Невысокие изящные деревья окружались четко разграниченными тропинками из цветного стекла, песка, гальки и еще не пойми чего. Кусты, трава, целые ожерелья цветов. Пестрые бабочки и светящиеся жучки. Ручеек, журчащий в выложенном камешками русле. Сад был накрыт прозрачным маскирующим куполом и стало понятно, почему при подлете Латиса его не увидела. Прямо над головой, на ветке, сидела светло-фиолетовая, пушистая как одуванчик, птичка. Шалье, видимо, бывал в саду редко, потому что смотрел по сторонам, как на давно забытое.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});