Дипломатия наемника (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

Я нисколько не сомневался, что оруженосцы получили необходимую ратную выучку и вполне могут обучить своих воинов. Вот, только, дополнительное обучение и чужой опыт еще никому не мешал. Значит, мне понадобятся наставники и, желательно, имеющие боевой опыт. Но таких в Силингии полно. Это молодежь не воевала, а старшее и даже среднее поколение, хлебнуло войн и сражений сполна.

Чтобы не откладывать дело в дальний угол, я отправился к человеку, который мог бы мне помочь. К тому же, этот человек считал, что он еще не до конца выполнил свои обязанности по отношению ко мне. Так что, пусть немного подсуетится.

Рыцарь фон Шлангенбург был дома. При моем появлении он тотчас же вскочил, но вместо того, чтобы сразу же заключить в объятия старого друга, а еще человека, поспособствовавшего, пусть и невольно, его карьере, капитан дворцовой стражи принялся убирать со стола листочки бумаги и письменные принадлежности. Аккуратно сложить не получилось, а чернильница едва не опрокинулась на стол. Повернув свои письмена текстом вниз, чтобы я их не прочитал,, он наконец-таки решил поздороваться.

— Очень рад вашему прибытию, дорогой граф. Вчера мне сразу же доложили о вашем прибытии, но я выставлял караулы и не успел поздороваться с вами, а потом вы ушли отдыхать и я не стал вас беспокоить. А утром, когда я собрался прийти в ваши покои, вас уже там не было. И я узнал, что Ее Высочество принцесса Инга оказала вам честь, сделав сопровождающим на ее прогулке…

Меня слегка насторожили слова капитана и его многословие. Ладно, что не начал изъясняться каким-нибудь стихотворным стилем. Или размером, как правильно? Ишь, с каким восторгом он произнес — принцесса Инга, оказала честь. Уж не влюбился ли рыцарь в принцессу? Если Шлангенбург начнет оказывать внимание Инге, то это может закончится скверно. Девчонка, ожидающая, что ей наконец-то начнут уделять внимание, может броситься в объятия любого охотника за легкой добычей. Или сама кинется искать приключений. Не исключено, что Инга захочет отомстить обоим женихам, которые уже замучили невесту. М-да, об этом я отчего-то не подумал. Интересно, а Силинг об этом думает? Девчонка-то не железная.

— Рыцарь, а не стихи ли вы кропаете? — поинтересовался я.

Я нарочно выбрал такое слово, потому что поэты — особенно начинающие и плохие, сразу же начинают злиться и бить копытом, словно мой гнедой. Вот и теперь, господин Шлангенбург сразу же обиделся:

— Стихи — это не проза, которой пользуются кто попало! Стихи способен писать только человек, способный отдать свою любовь самой прекрасной даме, но не требовать ответа. Я не кропаю стихи, а пишу их, черпая перомиз своего сердца весь жар души и перенося его на бумагу. Бумага становиться посредником между поэтом и его любовью.

— Ого, — покачал я головой, пытаясь осознать — как это можно черпать жар души из сердца? Бумага — посредник? Ну да ладно, чего это я придираюсь? Если человек начинает писать стихи, он еще и не то напишет. Поэты — они все равно, что больные, а влюбленные — больные особо тяжким недугом. Очень надеюсь, что у капитана дворцовой стражи тяга к стихотворству пройдет. Потом. А пока ссориться с рыцарем в мои планы не входило. На сегодня, по крайней мере.

— Не хотел вас обидеть, а если и обидел — прошу прощения. Надеюсь, дама вашего сердца сумеет оценить вашу душу и сердце?

— Увы, господин граф, — вздохнул рыцарь. — Я пишу стихи, посвящая их даме моего сердца, а потом жгу их в камине. Эта женщина занимает слишком высокое положение, она принадлежит к очень высокому роду, чтобы я имел право вручать ей свои послания. Так что, пусть мои признания сгорят и развеются вместе пеплом.

Что ж, уже легче. Пепел, к счастью, не способен доносить до слушателя слова. Фон Шлангенбург рыцарь не только по своему положению, но и по состоянию души. Он никогда не позволит себе лишнее и будет соблюдать дистанцию. Но есть еще Инга. Но это, как говорят, немного другое. И еще есть люди, которые не станут благородничать, как мой друг.

Ладно, я не нанимался следить за соблюдением невестой моральных правил, пусть об этом болит голова у ее женихов. Тем более, что раз их сразу двое, так и голов две. У меня сейчас другое дело.

— Рыцарь, мне нужна ваша помощь, — сказал я. Предупреждая вопрос капитана, сказал: — Моя просьба никоим образом не повредит вашему сюзерену и не поставит под сомнение вашу честь. Не нанесет ущерба дворцу и все такое прочее. Мне нужно человек… ну, скажем, человек пять опытных и закаленных бойцов. Даже троих хватит.

— Граф, я знаю, что вы человек благородный, что вы не станете причинять вред своему и моему сюзерену, — приложил руку к сердцу рыцарь. А потом спросил уже деловитым тоном: — Говорите — когда вам нужны бойцы, на какое время? Трое или пятеро — это не слишком мало? Если вы скажете, то я подниму всю дворцовую стражу, за исключением тех, кто стоит в карауле. Еще у меня есть друзья среди рыцарей Силинга. Не сомневаюсь, что ваш враг станет и моим личным врагом. С кем вы собираетесь воевать?

Рыцарь фон Шлангенбург уже скомкал листочки, на которых он изливал жар души из сердца. Ну, или как-то так.

Точно, настоящий рыцарь. Услышал о возможности повоевать, так уже и о любви забыл. А если и не забыл, то решил ее отложить. Правильно, так и положено рыцарю — сначала добрая драка, а потом любовь. А драка, подчас, выбивает из головы все глупые мысли. Но мне придется разочаровать капитана.

— Нет-нет, я не собираюсь ни с кем воевать, — усмехнулся я. — У меня здесь мои вассалы, при них необученные воины. Мне нужны наставники. Такие, кто сможет научить воинов пешему строю, потренирует их в бою на мечах. Поучиться бою верхом тоже не повредит.

Шлангенбург размышлял недолго.

— А знаете, граф, у меня как раз имеется пять ветеранов. Скажу откровенно — бездельники. Будь я на месте Его Высочества, то уже давно выгнал бы их. Но Его Высочество не позволяет. И своего жилья у них нет, так вот и живут в кордегардии. Во внутренние караулы я их уже не ставлю, посылаю в дозоры вокруг дворца. Знаете — после прилета той птицы, которую вы подшибли, герцог распорядился усилить охрану не только дворца, но и всей прилегающей территории. В караулы они ходить не хотят — мол, они во дворце всю жизнь прослужили, а ходить в патрули недостойно их заслуг. Но, сами понимаете, в дозоры я их ходить заставляю. Тут дело принципа. Если ты проживаешь в казармах, среди воинов, так будь добр делать то, что положено воину или уезжай. Кряхтят, но ходят.

— А в кордегардии герцога живут немощные ветераны? — удивился я.

Шлангенбург помотал головой.

— Нет, уж совсем старые и немощные, или те, кто лишился ноги или руки, и те, у кого нет семьи, проживают в богадельне. Его Высочество такую учредил, для бывших солдат. В богадельне им и стол, и постель, и все за счет герцога. И пенсию, опять-таки от щедрот герцога получают. Куда им деньги тратить? Только на пиво да шнапс. В богадельне уже два раза персонал меняли. Спаивают ветераны служителей! А этистарички, которые до сих пор во дворцовой страже числятся — лет им по пятьдесят, а то и по пятьдесят пять, но еще бодрые. В богадельне им пока делать нечего, да и не желают они туда поселяться, а своего жилья, как я уже говорил, у них нет. Вот, герцог их и жалеет, из уважения к былым заслугам.

Я пропустил мимо ушей фразу Шлангенбурга о старичках, которым за пятьдесят (мне ведь тоже, по меркам моей родины, уже шестьдесят стукнуло или должно стукнуть!), а еще раз удивился доброте герцога. В прошлый свой приезд я узнал о существовании пенсий для семей погибших, а нынче выяснил, что увечные воины доживают свой век в богадельне. Такого нет ни в Швабсонии, ни в иных землях, где мне довелось побывать. Воин нужен, пока он в состоянии воевать. Вот за это ему и платят. А коли он уже воевать не может, за что платить? Пусть идет и побирается.

— А сколько у вас таких старичков? — поинтересовался я.

— У меня их пятеро. Кажется, что и немного, но нытья и споров на двадцать человек хватит.