Проклятый (СИ) - Лимасов Александр

- Хазары! – прошипел он. – Будьте вы прокляты! И будь я проклят, что не ушёл тайно. Перун, я иду к тебе! Я знаю, что ты слышишь, готовься!

Он вернулся в действительность, воспоминания приносили боль. Конь стоял, не двигаясь, страшась потревожить хозяина, занятого какими-то очень важными и непонятными ему, обычному чёрному жеребцу, мыслями.

- Ты, мой хороший. – Бэр гладил бархатный нос, стыдясь признаться в своей слабости даже коню. Признаться, что спасается от постоянных мучений в воспоминаниях о таких крохотных кусочках счастья, которые всё же были. Были, даже в его проклятой жизни!

Зачерпнул пригоршней воду, плеснул в умную морду. Поднимая облака водяной пыли, выгнал коня на берег, вышел сам, оделся. Ругнулся, опять разделся и принялся стирать рубаху и штаны, вымывая пыль и пот. Развесив одежду по кустам, потащил к воде потничек – кони тоже чистоту любят. Выполоскал, разложил на гальке, улёгся сам. Так и лежал, любуясь закатом.

С первыми звёздами прибежал Волчонок:

- Бэр, воины волнуются. Может, чего случилось?

- Нет, всё в порядке. Народ почистился?

- Даже помылся.

- Почему я не видел?

- Не хотели тебя беспокоить и мылись там, – он указал ниже по течению. – за изгибом. Ты какой-то странный князь.

- Я же просил, не называй меня так. А странный я потому как мы на границе хазарских земель. Те, с кем мы бились, так, мелочь, неопытная молодёжь. А среди них есть и матёрые. – он поёжился, вспомнив убийцу братьев. – И все они там, за рекой, при кагане.

- Сомнём, втопчем в пыль! – уверенно заявил мальчишка.

- Думаешь?

- Уверен!

- Сядь, я тебе кое-что расскажу. У меня было два младших брата. Такие же ловкие и умелые. Мы заночевали в лесу. – на ледяные глаза навернулись слёзы, голос сорвался. – Напала сотня хазар. Мы перебили всех, остался один. Он убил братьев и оставил мне на вечную память этот шрам. – Бэр коснулся пальцами кинжального следа на лице. – Он был один.

- Но ты убил его?

- Сам чуть не погиб!

- Сомнём! Заставим умирать в мучениях! На колья, четвертовать, крюком за ребро! Рвать конями, хоронить заживо!

- Неужели это я сделал тебя таким кровожадным? – ужаснулся оборотень.

- Нет, они! Ты ведь сам жаждешь этого! Признай!

- Да, жажду. Но запомни, Волчонок, разница между нами и ними кроется так глубоко, что её можно и не заметить.

Они следуют за своими желаниями, издеваются, пытают, глумятся над трупами. Мы убиваем. Просто убиваем. Иногда жестоко. Иногда стариков, женщин и малых детей. Подвергаем чудовищным пыткам, но по необходимости, а не ради удовольствия. Едва русич прольёт кровь просто так, начнёт глумиться над побежденными, как он становится хазаром. Ярость, злость – их следует выпускать в бою, а жестоким пыткам подвергать тех, кто на твоих глазах издевался над беззащитными. Запомни мои слова накрепко.

Волчонок сидел притихший. Мир в его глазах стал намного сложнее, спросил неуверенно:

- А когда не станет ни русичей, ни хазар?

- Русичи будут всегда, как и хазары. Мы становимся ими не по рождению, а по своим поступкам. И жизнь даётся человеку, чтобы определить, кто он. Один последний поступок может превратить одного в другого, мне дед рассказывал, а я говорю тебе. Ладно, не забивай голову. Пойдём в лагерь.

Бэр быстро оделся, подобрал конскую сбрую, свистнул, подзывая своего скакуна, и побрёл к кострам. Сытно поужинал свежей говядиной, захваченной в последнем обозе и, окончательно разнежившись, улёгся спать, положив под голову седло.

Утром, едва небо начало сереть, поднял воинов и повёл через реку, следуя ориентирам Волчонка. Едва русло скрылось из вида, как начались неприятности. Только что в небе не было даже намёка на облака, как подул ветер и пригнал тяжёлые тёмные хлопья. Перун метнул огненную стрелу. Каменные стены небесной цитадели рухнули с грохотом, сотрясшим землю, и упали первые капли из ран богов. Битва была недолгой, но жаркой. Божественная кровь лилась ручьями и обрушивалась ливнем на степь. Дождь вбил в землю запахи, позволяющие Бэру определять движение хазар, прибил пыль, маскирующую его витязей. И, когда тучи, наконец, разошлись, сияющие доспехи стали видны за много вёрст, заранее предупреждая о приближении русичей. В довершение всего, на самом виднокрае появилось войско из множества всадников.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Бэр тут же сделал лицо жёстким, холодным. Его воины должны видеть мрачную решимость, черпать в нём стойкость. Донеслось гикание, свист. Оборотень слегка расслабился, пробормотал:

- Молодёжь, неопытные, думают побить с наскока. Ну-ну.

Волчонок занервничал:

- Бэр, их слишком много.

- Тысячи три, если не больше. – поддержал Выбейглаз.

Вместо ответа воевода поднял руки, сжал кулаки, развёл в стороны, разжал, растопырив пальцы. Тронулся с места, доставая лук. Его войско начало расходиться клином. Первая сотня приготовилась к стрельбе. Клин двинулся на приближающихся хазар, набирая скорость.

Их разделяет две версты. Верста. Пятьсот шагов. Бэр пустил первую стрелу, тут же пошла вторая. Через несколько мгновений ушла вся сотня. Триста шагов. Он выхватил меч, взмахнул, давая сигнал своим лучникам. Сто шагов. Около тысячи хазар уже не поднимется с сырой земли. Витязи Бэра взялись за копья. Сшиблись. Пара ударов узким наконечником, метнули вперёд. Кто-то заверещал, понятно, жить может и будет, а вот о женщинах придётся забыть. Взялись за мечи и секиры. Пошла резня, хрипы коней, вопли раненых, скрежет металла о металл.

Бэр рубит свирепо, разваливая до сёдел, отсекая головы, руки. Ветер уже не треплет седые волосы, они потяжелели и слиплись от крови, вся кольчуга красная, а конь из чёрного превратился в тёмно-бурого. С каждым взмахом меча, с лезвия срываются капли, яхонтами переливаются на солнце, падая на пожухлую траву. Волчонок и Выбейглаз – за воеводой, бьют тех, кого не настиг клинок Бэра.

Страшный клин оставляет за собой дорогу шириной в полста шагов, залитую кровью и покрытую изуродованными телами по которым мечутся обезумевшие кони.

Перед Бэром замаячил просвет, пара ударов и он вырвался из хазарского войска. Всё, кочевники разделены надвое. Первые пятьдесят витязей с каждой стороны клина, вышедшие на свободу тут же развернули коней на осколки хазарского войска. Воины, не истратившие свои стрелы в начале битвы, укрылись за спинами соратников и начали стрелять. Заходя с разных сторон, войско Бэра заставило хазар отступить в море крови. Стрелы закончились, и лучники поспешили в сечу, создавая кольцо, из которого живым уже не уйти.

Хазар осталась тысяча, рубятся сурово, но уже видно отчаяние в их глазах. Восемьсот. Четыреста. Сто. Десяток. Протрубил рог и сеча прекратилась. Окровавленные клинки остановились в пяди от тел кочевников. Это было невероятным чудом, но из дружинников Бэра не погиб ни один, даже серьезных ранений не было. Русичи расступились и пропустили к пленникам огромного человека, залитого красным сильнее остальных.

- Можете умереть быстро и безболезненно, – начал он – только укажите, где каган.

Ответил юноша, отличающийся более дорогим оружием и надменным взглядом:

- Можешь пытать, жечь, бить, ничего не скажем!

- Связать! Мне некогда с вами возиться, но, клянусь Родом, ты будешь умолять о смерти, сам всё расскажешь! Вспомнишь даже то, как мамку сосал!

Бэр велел принести широкий камень, благо их много в степи, взял у одного из воинов палицу. Выволокли одного из пленников, стянули разношенные сапоги, засаленные, все в прорехах портки, заткнули рот.

- Это ждёт тебя, парень. Не скажешь ты, скажут остальные.

Хазара схватили за руку, прижали её к камню. Тот, решив что, будут выламывать пальцы, сжал их в кулак. Бэр лишь слабо усмехнулся и со всей дури шарахнул булавой. Послышался хруст ломаемых костей, кулак стал странно тонким, брызнуло красное, щедро окропив камень и окрасив показавшиеся осколки костей. Вопль разнёсся бы на всю степь, если бы не кляп. Бэр опустил булаву в кровавое месиво ещё пару раз, сломав заодно запястье, и принялся водить шипованым шаром по поверхности камня. Словно мельницей перемешивая мясо, кожу, осколки костей.