Вечный день - Мюррей Эндрю Хантер

Чендлер молчал секунд десять, на протяжении которых Хоппер заставляла себя успокоиться. Наконец он заговорил:

— Мы начали работать вместе еще до Остановки. Вы наверняка ведь не помните того времени, не так ли?

— Не очень.

— Вам повезло.

Хоппер предпочла отмолчаться.

— Я всегда считал, что лучше уж быть Каином, нежели Адамом. Никаких воспоминаний о рае. Только ты сам и новое положение вещей…

Старик снова погрузился в молчание. Хоппер уже начала подумывать, не подстегнуть ли его, как он неспешно продолжил:

— С Эдвардом я познакомился в Кембридже. Я был кем-то вроде помощника у множества преподавателей. Сдал все экзамены, да так и не смог уехать. К счастью, меня сочли полезным, так что я получил работу личного секретаря, скажем так, и остался уже официально.

— Каким он был?

— Гениальным, естественно. Исключительно одаренным. Он был моложе меня. Стоило ему закончить первый семестр, и обучать его мне было уже нечему. Схватывал все на лету. Со временем я стал его лаборантом. Мы вместе работали над новыми сортами.

— И какими же? — не смогла сдержать любопытства Хоппер. Старик покосился на нее.

— Всякими. Вашим читателям что-то известно о сортах риса?

— Пожалуй, нет. Прошу прощения. Продолжайте, пожалуйста.

— А потом я стал и личным секретарем Эдварда. Думаю, он понял, что на меня можно положиться, — даже по прошествии стольких лет Чендлеру льстила хоть какая-то собственная значимость в жизни выдающегося человека. — Вместе с ним я переехал из Кембриджа в Гарвард.

— Что он представлял собой как личность? На ваш взгляд.

— Близко-то я его даже и не знал. Да близко его вообще никто не знал, как мне представляется. Его интересовала только работа. Сына своего и то едва ли упоминал.

— Сына? — невольно вырвалось у Хоппер.

— Да, — старик смерил ее подозрительным взглядом. — Странно, что никто из членов его семьи, с которыми вы разговаривали, не сообщил вам про сына.

Ответ ей удалось произнести спокойно:

— Я общалась исключительно с дальними родственниками.

Чендлер неопределенно кивнул, и Элен осторожно выдохнула.

— Мальчик. Джошуа, так его звали. Несколько раз приходил к отцу на работу, — старик вновь умолк.

— Он еще жив?

— Нет. Служил в армии. Ушел из жизни молодым, как и его мать до него. Торн никогда не поднимал эту тему в разговорах с нами.

— А когда вы работали с доктором Торном… чем вы занимались?

— Как я уже говорил, изначально исследованиями культур. За несколько лет до начала Замедления, естественно. Потом он ушел служить в армию, вернулся и стал работать в правительстве. Его повысили. А когда произошло Замедление и появился Давенпорт, его повысили снова. И все это время я был с ним.

— И когда вы прекратили работать на доктора Торна?

— Когда его уволили. Пятнадцать лет назад.

— Понимаю. Не расскажете об этом поподробнее?

Снова подозрительный взгляд.

— Не думаю, что мне следует говорить об этом.

— Но это очень пригодилось бы. Разумеется, я не упомяну в некрологе ничего такого… — Хоппер умолкла, оставив недосказанным «что навредило бы вам».

Вдруг из соседней комнаты донесся жалобный плач и через несколько секунд повторился, в тишине дома прозвучав еще более горестно. Чендлер встал.

— Прошу прощения, — он прошаркал прочь из комнаты. Через какое-то время рыдания прекратились. Элен расслышала его приглушенный урезонивающий голос.

Спустя несколько минут старик вернулся и сел в кресло.

— Извините, — тут же начала она, — я правда не хочу ничего вынюхивать, просто эти сведения действительно могли бы оказаться нелишними.

— Это вовсе не какая-то тайна, — вздохнул Чендлер. — Нас вышвырнули без всяких церемоний. Было очень неприятно. Как-никак, мы проработали вместе много лет.

— Под «мы» вы подразумеваете…

— Всех нас. Начальников нескольких отделов, находившихся под его руководством, их заместителей. Когда пришел он, пришли и мы. В его ведении было столько всего! Официально-то он отвечал за сельское хозяйство, да, но по факту его деятельность распространялась куда шире. Обустройство больниц, перепланировка городов, запуск демографической программы… Практически всем, что не относилось непосредственно к вопросам государственной безопасности, занимался Эдвард Торн. Потом вместо него им пришлось поставить четырех человек.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Почему же уволили всех? — по косому взгляду старика Хоппер поняла, что вновь балансирует на грани разоблачения: определенно, составитель некрологов из «Таймс» проявил бы большую сдержанность. И все же ей необходимо было знать. — Вам указали причину?

— Он работал над каким-то проектом, в детали которого нас не посвящали. С Томасом Гетином. То был еще один гениальный парнишка. Блестящий ум. Они стали буквально неразлучны. Постоянно что-то обсуждали. Пока в кабинете не появлялся я. Они точно занимались чем-то особенным, — с горечью заключил Чендлер, пожевав ртом.

— Чем именно, не знаете?

— Мне так и не удалось выяснить. Кое-какие проекты определенно слишком важны, чтобы подключать к ним помощников.

— Но все равно всех вас уволили?

— Всех, — закивал старик. — Кажется, кое-кого из верхушки отстранили по-настоящему, если вы понимаете, о чем я. Всех, кроме одного.

У Хоппер часто заколотилось сердце.

— И кто же остался?

— Вы еще спрашиваете? Гетин.

— Но отдел не смог бы продолжать работать дальше, если всех вас…

Старик махнул рукой.

— У них была готова замена для всех руководителей. Кроме Гетина, разумеется. Чудо-мальчика не тронули.

— Что с ним произошло?

— А вам зачем это? — Чендлер опять насторожился, разрываясь между собственной болтливостью и многолетней привычкой соблюдения строжайшей секретности.

— Профессиональная привычка, — Элен подалась вперед. — Об этом писать я не буду.

— Сначала-то его уволили. Он даже стол свой освободил вместе с нами. Ну я и решил, что его турнули, как и всех остальных.

— Как же вы узнали, что он остался?

— Да я как-то раз его увидал. Года три назад. Прогуливался по улице Уайтхолл, и там на него наткнулся. Он заходил в одно из ведомств — службу внутренней безопасности, да-да. Я остановился понаблюдать. Гетин прошел внутрь свободно, охрана его не остановила, — значит, он был вовсе не рядовым посетителем. Потом я позвонил туда, но мне сказали, что сотрудник под такой фамилией у них не числится.

Чендлер взял из сахарницы кусок сахара и бросил в уже остывший чай. Потом заговорил снова:

— Так зачем вы пришли?

Хоппер от удивления захлопала глазами. Память у старика совсем никуда.

— Я составитель некрологов из «Таймс», мистер Чендлер, я…

— Вы не из «Таймс».

— Простите?

Его затуманенный взгляд был обращен куда-то мимо нее, когда он отозвался:

— Я очень сомневаюсь, что «Таймс» стали бы писать об увольнении Эдварда и его причинах. Думаю, благоразумия для этого им достанет. Потом, журналисты «Таймс» показывают удостоверения, пресс-карты, — произнес он с язвительным удовлетворением, уставившись прямо на нее. — Вы не из «Таймс», верно?

— Не понимаю, о чем вы, — выдавила Хоппер. — Если хотите, позвоните моему редактору. Он вам все подтвердит. Торн умер вчера в больнице, и мы пишем…

— Вы из службы безопасности?

— Нет, я…

Из соседней комнаты вновь донесся плач, на этот раз громче и настойчивее.

Чендлер, однако, не обратил на него внимания.

— Нет, вы не из службы безопасности. Будь вы оттуда, наверняка бы сразу и сказали. Значит, вы не из «Таймс» и не из службы безопасности.

Плач достиг высоты воя. Старик заорал в стену позади Хоппер, едва не срываясь на визг от гнева:

— Заткнись, а?

Плач немедленно утих.

— Думаю, мне лучше пойти, — произнесла Элен.

— Пожалуй, вы правы.

Она встала, сунула блокнот в сумку и прошла по пропахшему гарью сумрачному коридору, мимо комнаты, откуда доносились причитания. Стоило ей, однако, оказаться у входной двери, как ей в руку с неожиданной силой вцепились пальцы старика. Чендлер тяжело дышал: