Замоскворечье - Лев Колодный

Возле Каменного моста, где течет Москва-река,

Возле Каменного моста стала улица узка.

Там волнуются шоферы, там случаются заторы,

"Ох, - вздыхает постовой, - дом мешает угловой..."

Большой пятиэтажный дом буквой "Г" в плане передвинули метров на сто с насиженного места на угол Болотной площади у сквера. Там он и стоит в одиночестве, неприкаянный.

Веками поперек острова тянулась улица, застроенная по обеим сторонам корпусами Суконного двора, Суконными торговыми банями, частными домами. Название ей дала церковь Всех святых. Она же дала первоначальное название Всехсвятский - Каменному мосту, который москвичи считали "восьмым чудом света". Чудо строилось почти полвека. Начал возводить арки моста приглашенный из Страсбурга мастер Кристлер при Михаиле Романове, достраивал - русский монах старец Филарет при правительнице Софье и Петре Первом. Мост оказался таким дорогим, что с тех пор, когда у москвичей заходила речь о непомерной цене, говорили - "дороже Каменного моста". У берега мост венчала Шестивратная башня, пропускавшая пеших и конных между городом и Замоскворечьем.

Всехсвятская улица представлялась Петру главной в столице. Иначе бы он не приказал поставить на ней первые в Москве Триумфальные ворота. После Азовского похода царь прошествовал не во главе крестного хода, а впереди победоносного войска в образе "большого капитана", в заморском офицерском мундире. Впервые третий Рим украсился сооружением в классическом стиле. Колонны, статуи античных героев и богов пришли на смену памятникам, всецело посвященным святым.

На месте кулачных боев случались казни. "За умысел на Государево здоровье" сожгли здесь некоего Андрюшку Безобразова. Самая известная казнь состоялась 10 января 1775 года. Тогда, как писал очевидец, заполнилась "вся площадь на Болоте и вся дорога от нее, до Каменного моста... бесчисленным множеством народа". На эшафоте, окруженном сомкнутым строем войск, свершилась лютая казнь Емельяна Пугачева и его атаманов, потрясших устои империи.

Пришло время ответить на другие возникшие при чтении загадки. Шестивратную башню сломали в ХVIII веке, когда ремонтировали поврежденный разливами Каменный мост. Его каменные арки в середине ХIХ века разобрали и построили металлический мост, сохранивший название Каменного. Строения Суконного двора и Суконных бань, Винно-Соляного двора, старинные ворота в стиле барокко сломали в советские годы: начали в 1929, закончили в 1937. Тогда появился нынешний Большой Каменный мост, а вслед за ним все другие Большие и Малые мосты Москвы-реки и Водоотводного канала.

Там, где пролегала Всехсвятская улица, с одной стороны проносятся потоки машин. А с другой стороны, примыкая к усадьбе Аверкия Кириллова, громоздится скопище многоэтажных корпусов, в каждом из которых 10-12 этажей. У них есть два неофициальных названия - "Дом правительства" и "Дом на набережной". Последнее название дано Юрием Трифоновым, бывшим жильцом и автором повести "Дом на набережной".

Его спроектировал Борис Иофан, получивший за границей два диплома архитектора и инженера. Там же вступил в члены Итальянской компартии. В Италии его заприметил глава советского правительства Алексей Рыков и предложил работать в СССР. Вдохновленный идеями коммунизма и конструктивизма, Иофан вернулся в Москву, где пошел круто в гору как член ВКП(б). На Всехсвятской улице расчистили три гектара земли. На ней поднялись жилые дома ЦИК и Совнаркома, не виданные прежде. Это была воплощенная мечта о грядущем счастье, коммунизм, построенный в одном доме для номенклатуры. Она получила спустя 14 лет после революции 505 квартир, среди которых были квартиры по семь комнат, как в дореволюционных "доходных домах". Каждая - с высокими потолками и казенной мебелью. В квартиры въехали наркомы, полководцы Красной Армии, соратники Ленина, выдвинутые Сталиным партийные функционеры. Ничего подобного по масштабу советская власть позволить себе не могла и полвека спустя, строя дома ЦК в Москве.

В "Доме правительства" зажили в комфорте те, кто свершил революцию и победил в гражданской войне. В этом жилом раю победителям предоставили не только квартиры с телефоном, газом и центральным отоплением, но и большой клуб имени Рыкова, столовую, магазины, спортзал, теннисный корт, почту, библиотеку...

Фасадом на Всехсвятскую улицу вышел крупный кинотеатр, получивший идеологически-выдержанное название "Ударник". Многоэтажные корпуса поднялись над приземистым разноцветным Замоскворечьем, подавляя город масштабами, угнетая мышиным цветом. В штукатурку добавили серую золу вопреки желанию автора, надумавшего стены покрыть розовой гранитной крошкой под цвет стен Кремля. Даже колоннада клуба (ныне - Театр эстрады), на Берсеневской набережной не смягчала жесткость архитектуры комплекса, напоминающего крепость, тюремный замок. В нем поселился и автор проекта архитектор Борис Иофан, получивший здесь мастерскую. Много лет архитектор проектировал на месте храма Христа полукилометровой высоты Дворец Советов со статуей Ленина.

Среди новоселов оказался Никита Хрущев, секретарь Московского горкома партии, переживший здесь семейную драму. Сын от первого брака Леонид привел красавицу-киноактрису и представил мотавшемуся по стройкам отцу: "Моя жена, Роза". - "Как твоя фамилия, Роза?" - "Трейвас". - "Ты случайно не дочь секретаря Бауманского райкома Бориса Трейваса, которого мы с Ежовым расстреляли?" - "Нет, я его племянница"... После чего Хрущев разорвал свидетельство о браке и выгнал невестку. Она показала мне разорванное свидетельство о браке на имя Розы Хрущевой после отставки Никиты Сергеевича, разлучившего с мужем и сломавшего ей жизнь.

...Однажды в квартире, где жил писатель Серафимович, раздался телефонный звонок из Кремля. Жизнерадостный нарком обороны Клим Ворошилов сообщил, что товарищ Сталин и члены Политбюро хотели бы достойно отметить юбилей автора романа "Железный поток". И поинтересовался, как смотрит товарищ Серафимович на то, если Новочеркасск, столицу донского казачества, переименуют в его честь. Писатель на это не пошел, но предложил назвать своим псевдонимом станицу Усть-Медведицкую, откуда родом. Ну, а заодно, Всехсвятскую улицу назвали как станицу, дав пролетарскому писателю умереть своей смертью по адресу: улица Серафимовича, 2.

Его соседям не так повезло. Счастье обитателей "Дома правительства" было недолгим. Одних увезли "черные вороны" на Лубянку, другие остались жить в страхе, что и за ними глубокой ночью придут, как пришли за маршалом Тухачевским, командирами и комиссарами Красной Армии, наркомами... В освободившуюся квартиру въехал сын Сталина Василий, ставший в 26 лет генерал-лейтенантом, командующим авиацией Московского военного округа. По вечерам в годы войны у любившего покутить сына вождя собиралась веселая кампания известных артистов, писателей, спортсменов. В этой квартире начался платонический роман 38-летнего автора сценариев фильмов "Ленин в Октябре" и "Ленин в 1918 году" лауреата Сталинской премии первой степени Алексея Каплера со старшеклассницей Светланой Сталиной. Поцелуи и прогулки по Москве закончились лагерем для военного корреспондента, обвиненного в шпионаже. Гитара тогда была не в почете, в квартире играл джаз, оглушая соседей. Один из них, старый большевик, написал вождю жалобу на сына. После чего ветерана партии переселили в другой подъезд. Однажды сам Сталин побывал в "Доме на набережной". Случилось это после того, как поселившаяся в нем после замужества Светлана родила сына, внука вождя.

Свыше двадцати мемориальных досок насчитал я на "Доме на набережной". Поэтому фасад напоминает кладбище. Жил тут, оказывается, бывший студент Московского университета Александр Винокуров, член КПСС с 1893 года. Тот самый наш знакомый, который принимал в своей квартире в Замоскворечье присяжного поверенного Владимира Ульянова. С 1904 года, как свидетельствует доска, отсчитывала партстаж Лидия Фотиева, бывший секретарь Ильича. Ей он доверительно передавал по частям надиктованное стенографистке тайное политическое завещание партии. У этой партийной дамы я брал интервью в кабинете музея Ленина, где она выступала консультантом. Фотиева поразила выправкой и внешностью, напоминавшей графиню из "Пиковой дамы". Она предала дорогого Владимира Ильича, передавала тайком от парализованного вождя завещание в руки товарища Сталина.

Многие обитатели дома не удостоены мемориала. Нет доски в честь дважды Героя, члена партии с 1896 года Федора Петрова, того, кто пожаловался Сталину на шумного сына. К нему я приходил в квартиру, заваленную кислородными подушками. Бывший при Ленине начальник "Главнауки" рассказал, как помог Циолковскому деньгами, когда считали того сумасшедшим. Еще один жилец имел отношение к ракетам - академик Глушко, дважды Герой, главный конструктор космических двигателей. Он, будучи абсолютно засекреченным ученым, позвонил мне однажды сам и пригласил в дом. Показал коллекцию картин Айвазовского, ими были увешаны стены одной комнаты. Подбирал академик марины по цветам, на одной стене вздымался зеленый вал, на другой вал синий, не хватало какого-то одного вала, кажется, красного. Все тогда было у "ВП", как почтительно называли между собой подчиненные начальника: красивая жена, ордена, звания, положение. Не хватало, кроме той, картины славы. Приглашение мне было связано с тем, что писал я тогда восторженные статьи о запусках ракет группой молодого инженера Королева, называя его без имени "Главным конструктором". А молодой инженер Глушко в те же предвоенные годы конструировал замечательные двигатели ракет. Но о его давних триумфах никто не писал. "Баки есть баки", - высказался в сердцах академик Глушко по адресу друга-недруга, здравствовавшего академика Королева. Их обоих арестовали и отправили в лагерь. Первого выпустили Глушко и предложили ему, как он мне рассказал, составить список ученых, коих следовало немедленно освободить, чтобы делать ракеты. Начинал тот список Сергей Павлович Королев, "СП", не поделившийся в достаточной степени славой с Валентином Петровичем Глушко, "ВП".