Сумрачный лес - Каролина Роннефельдт

и испуганными взглядами, но старик не отступал.

– Бедные мои друзья, – сказал он тогда, и в его голосе прозвучали жалость и беспокойство, – я и впрямь вынужден идти на поиски сам. Поверьте, у меня есть на то веские причины. Нет, – продолжил он после минутного колебания, – перечислить их я не могу, такое нельзя объяснить без долгих бесед у камина. Слушать о надвигающихся бедствиях лучше всего сидя в тесном кружке и накрепко заперев двери и окна. Таковы уж они, истории, которые я должен рассказать вам и всем квенделям, захотевшим их услышать. Но сейчас на это нет времени.

Он замолчал, и никто не решился обратиться к нему за подробными объяснениями. Его слова эхом отзывались в сердце каждого слушателя, и все как один невольно съеживались при мысли, что надвигается еще большая беда, о которой они не имеют ни малейшего представления. Что бы ни пытался сказать Одилий, вид у него был очень серьезный.

Карлман припомнил множество историй, которые рассказывал ему дядя Бульрих и которые он так охотно слушал всего пару-тройку лет назад. Иногда ему становилось страшно, ведь эти истории рисовали далекое прошлое – те времена, когда, как ни странно, в Холмогорье обитали не только квендели, но и другие существа. Кошмарные твари, которые, как он надеялся, появились только благодаря живому воображению его дяди. Но сейчас Бульрих оказался во власти одного из тех самых кошмаров.

Звентибольд с тревогой вспомнил о странном блеске под деревенской липой. Ему казалось, что заминка у дерева на обратном пути от дома старика Пфиффера – одна из причин, по которой Одилий отказался отпустить их одних. Кроме того, Биттерлинг полагал, что старик знает о Сумрачном лесе нечто такое, что неизвестно остальным.

Лишь Гортензия с сомнением нахмурилась, пытаясь во всем разобраться, но у нее ничего не получилось. Она вынуждена была признать, что в трудный час Одилий вселял в них надежду и уверенность. Наконец, нельзя было забывать и о кошачьих глазах его рыжего друга, непревзойденных по своей внимательности и потому незаменимых, особенно в ночных поисках. Райцкер различал то, что для квенделей было скрыто во тьме.

– О, пустотелые трюфели и серые поганки Холмогорья! Сколько же глупостей наболтали о кошках! С ними не сравнится и коллекция редкостей в ратуше Баумельбурга, – презрительно заметил Одилий, который, как любой квендель, знал, что в забитых до отказа подвалах ратуши под толстым слоем пыли хранятся бесчисленные, обреченные на забвение труды по истории страны и ее жителей. – Райцкер – и это его самое замечательное качество – ходит сам по себе, но всегда возвращается ко мне. Поверьте, он нам очень пригодится. А теперь пора в путь!

– А кто же останется здесь со мной? – раздался взволнованный голос.

Хульда с тревогой переводила взгляд с одного квенделя на другого.

– Я останусь! – сказала Бедда, к полному изумлению Карлмана. – Мне думается, что в пути я буду больше присматривать за Карлманом, а пользы это не принесет. Так что я останусь с Хульдой. Но если ты станешь дерзить, юный Шаттенбарт, – она грозно ткнула пальцем в сына, – то сначала тебя настигнет гнев Гортензии, а потом мой, едва ты снова попадешься мне на глаза!

Она напустила на себя строгость, но сдалась, увидев, что Карлман сияет и глядит в ответ со смесью гордости и смущения, как будто она только что сделала ему особенно драгоценный подарок. Бедде, которая на самом деле боялась отпускать сына, захотелось его обнять, но она сдержалась.

– Договорились, мы выступаем! – скомандовал Одилий, явно взяв дело в свои руки. – Бедда и Хульда, идите в дом и разожгите огонь в камине на кухне. Смотрите, чтобы не погас! Заприте двери и никого не впускайте, пока мы не вернемся.

Затем он проверил снаряжение, которое они собирались взять с собой: фонари и веревки, а также кожаную сумку, куда положили фляжки с водой и четыре пирога Бедды. Конечно же, никто из них не собирался устраивать пикник на опушке Сумрачного леса, но, если Бульриха они обнаружат голодным, тогда-то еда и придется как нельзя кстати. Гортензия принесла из сарая две старые дедушкины трости – гладкие дубовые палки толщиной с большой палец, которые венчали железные набалдашники. На их гладкой коре почтенный Самтфус-Кремплинг вырезал прелестные завитушки и всевозможные знаки.

Не говоря ни слова, она вложила одну трость в руку Звентибольда, а вторую оставила себе. Биттерлингу показалось, что теперь, вооруженные, они готовы противостоять любым кошмарам и хозяевам ночи. И уже вскоре, замыкая их небольшой отряд и опасливо озираясь по сторонам, он возблагодарил судьбу, что у него имеется хоть какое-то оружие для защиты.

В нескольких шагах впереди живая изгородь прорезала залитый лунным светом луг, словно высокая черная стена, пряча от глаз все, что за ней находилось. Стоял ли кто-то на тропинке, определить было невозможно, а вот яркий свет их фонарей наверняка был виден даже с большого расстояния.

Звентибольда одолевала зловещая мысль, что за ними наблюдают со всех сторон. Он не смог бы ответить, кто именно прячется там, в темных кустах, но с тех пор как они миновали последние деревенские дома, он тревожился тем сильнее, чем ближе они подходили к Сумрачному лесу. Звентибольд прибавил шагу, торопясь догнать Одилия, шедшего немного впереди, и, поравнявшись со стариком, заметил легкую тень, едва уловимо скользившую в темноте. Райцкер держался в стороне от света фонарей, и заметить его было непросто. Когда они покинули сад Гортензии, кот, как и предсказывал старик, то бежал совсем рядом, то уходил куда-то по своим кошачьим делам.

– Полагаю, Бульриха поблизости нет, – слегка отдуваясь, сказал Биттерлинг Одилию. – Будь он здесь, обязательно дал бы о себе знать. С этими фонарями нас видно издалека!

– Боюсь, нам и впрямь придется идти к опушке леса, – ответил тот. – Впрочем, сомневаюсь, что мы найдем там его следы. Как ты считаешь, получится ли сейчас найти то место, где вы с ним разговаривали? Бульрих мог перелезть через изгородь оттуда, а если так, мы поймем, в какую сторону идти.

– Может быть, и получится, – со вздохом ответил Биттерлинг. – Но мы мало что от этого выиграем, ведь Бульрих мог с таким же успехом пройти чуть дальше вперед или вернуться обратно по тропинке вдоль живой изгороди, а потом перелезть через нее совсем в другом месте.

– Нет, я не согласен. По-моему, он торопился, – рассеянно возразил старик, заметив, что Райцкер, коротко мяукнув, отбежал от него и боком скрылся в темноте.

Впереди Гортензия и Карлман добрались до живой изгороди и ждали там остальных –