Альфа Волк - Ольга Манилова

class="p1">Она непонимающе обводит комнату взглядом.

Перед зеркалом усаживаю нас чуть поодаль, прижимая ее спину к своей груди. Ласкаю сумбурно, приучаю ее смотреть на нас и не рыпаться, и Яна вроде адаптируется. Мурлычет, постоянно хватает меня за пальцы по отдельности.

— Альфа! — она даже пытается широко глаза распахнуть, когда я насаживаю ее на себя и широко развожу тонкие ноги.

Вынужден сдвигать ее лицо скулами, чтобы она смотрела прямо на нас.

На себя.

Яна разлетается и разлетается и разлетается.

Ее шок и потрясение оказываются погруженными под наслаждением и похотью. Не считаю, сколько раз беру ее, или узел выпускаю, или просто терзаю все розовые нежности между ног, что она стала изливаться рывками.

— Все как должно быть, — повторяю как заклинание, пот гнусно разъедает слизистую, — видишь? Тебе очень нравится.

Она бормочет что-то вроде согласия.

— Смотри, перерывы стали совсем короткими. Буквально минута тебе нужна.

— Что? — вдруг пытается выпрямиться Яна. — Минута-минута? На что?

— Тебе хорошо постоянно, да? Жгуче хорошо, льяна?

Как и мне. Размазываю слюни по ее лбу, на какое-то время забываю… забываю, что здесь вообще…

Мы будто просыпаемся, когда по ее телу прокатывается озноб.

Я начинаю снова. Как каторжник. Слизистая совсем забилась, дрянная четкость, вижу плохо. Слушаю как отстукивает ее сердце. Оно считает время.

Мгновение-тук-мгновение-тук-мгновение-тук.

— Яна…

Она сползает вниз по моему плечу. Бледно-голубой электрический свет так холоден в зеркале, а ее тело румяное, теплое, живое.

— Альфа, — выговаривает она словно каждую букву по отдельности, — я думаю… хорошо, что мы остались. Будем делать, как ты скажешь. Я-я… я-я буду…

Яна задыхается, хоть и находится будто во сне. В который я ее погрузил. Зеленые глаза неподвижны, во взгляде застыл непроглядный туман, и больше не увидеть золотых прожилок. И не увидеть там любопытства и озорства, потому что искорки исчезли.

— Не надо, — надломленным голосом говорю, потому что внутри что-то идет трещиной, — не надо, Яна. Все. Ничего не…

— … я буду… буду делать, как ты скажешь, Ал…

— Нет, Яна. Нет! Все. Не смотри на меня так. Все-все. Ничего не надо делать.

Я вздрагиваю, когда ее неожиданно холодные пальцы касаются моей щеки. Она вытирает что-то там. Смахивает и размазывает.

— Яна, я… — видимо, задыхаюсь, как и она, — я… Яна, я тебя… Ты видишь меня? Я тебя…

Клыки взбухают, а мои слова поглощаются жилами, что канатами разворачивают и перевязывают плоть. Поток крови застывает лавой. Волк рвется наружу, он почти здесь, и впервые за долгое время я чувствую обращение, оно пугает и ужасает, он почти тут, это он сейчас будет держать ее в руках…

… нет-нет, моя голова мотается сама по себе, и шерсть то взмывает вверх, то слеживается под мышцами, нет-нет, не пущу к моей льяне…

… но волк впервые открывает пасть широким, безумным оскалом, и вскакивает с прытью целой стаи, и его никак не остановить.

С поглощающей темнотой борюсь, слушая сердце Яны. Мгновение-тук, мгновение-тук, но волк оказывается сильнее времени.

Глава 20

Лапа дрожит на моем лице, как и дрожала рука Каина.

Стараюсь проморгаться, ибо на меня будто наваждение нашло. Теплынь каждую клеточку размягчило и поплавило все у меня в мыслях. Я, кажется, тут что-то обещала своему Альфе, а он смотрел на меня, как… Не может быть такого, он смотрел словно страдает.

Все наваждение и сумбур миража, и эта пасть перед глазами, с синеватыми деснами и желтыми резцами — тоже часть наваждения…

Взвизгиваю и сразу отползать начинаю.

Пасть на необъятной морде — определенно не наваждение!

Это он!

Волк.

Локтями утопаю в мякоти ковра, а затем скольжу ими по полу.

Ползти и ползти. Дальше от этого чудища.

Волк поворачивает… морду. Сначала влево. А затем вправо.

Там, в его маслянистых безумных глазах, есть Каин. Я узнаю… его.

Вскакиваю на ноги благодаря дикому всплеску адреналина. Мое сердце жужжит как генератор. У меня жар, да. Жар. Что здесь произошло? Смутно помню, что мы делали с Каином. Но так хорошо ощущалось. И так странно.

О нет. Волк тоже поднимается на… лапы.

Между нами всего лишь четыре шага. А дальше, за моей спиной, дверь, но я ледяным футляром приросла к полу. Внутри футляра — невыносимый, раскаленный жар, словно мое сердце в казане вертится на открытом огне.

— Ты… Каин?

Когтистые пальцы на лапищах беспрестанно двигаются, невидимые нити перебирают.

Разнобой механизмов моего организма замедлился. Вся система замерла.

Волк стал в три раза больше?

Выше, шире, все больше!

Нет-нет, это не волк, и какой это такой оборотень, это полубог, который вот точно пошатнет здание, если прислонится к нему.

Он открывает пасть шире, с дискомфортом и явным внутренним сопротивлением, и скалится на меня.

Я оступаюсь, пытаясь пятиться назад, но никуда толком не сдвигаюсь.

Страх пронизывает до кончиков волос, и на мне леденеют даже капельки пота.

Волк что-то делает лапами… что-то показывает.

— Стой там, — выталкию горлом, — стой там, эээ… мистер волк. Волк-Каин. Я — Омега. Супер омежная Омега! По всем параметрам. Безобидная Омега. Господин Волк. Альфа Волк. Стой там.

Снова он поворачивает лохматую башку. А оскал не убирает.

Стыдно, что я тут же быстро вспомнила, какая я маленькая и бедненькая Омега, но жить-то хочется. Волки не должны кушать Омег, верно? Мы невкусные, да? Вообще оборотни должны все хорошо понимать, соображать и разговаривать. Но не этот Мистер Волк. Господин Волк. Альфа Волк.

Невооруженным взглядом заметно, что ничего он не понимает.

Существо делает шаг навстречу мне.

Я не заору, потому что грудину сдавило ледяным прессом паники.

— Йау, — прокручивает волк головой, будто разминает мышцы шеи, — йаеллоу…

З-зачем разминаться? Не надо. Пожалуйста, не надо и лапами двигать, пробуя свою силу и проверяя.

— Блую, — практически рычит он, и в глазах точно подсвечивается шторм, который только в глазах Каина бушует.

Волк разводит лапы в разные стороны, и я чуть не зажмуриваюсь.

Но он показывает на себя.

Когтистым пальцем тычет себе в грудь.

И делает еще один шаг вперед, теперь другой лапой.

— Йаеллоублювейс, — старается говорить он медленно, и практически бьет себя кулаком в шерсть на грудине.

— Не понимаю, — шепчу и качаю головой.

Его рык порождает рябь воздуха между нами. Сжимаю собственные ладони на груди, потому что он… он собирается подойти.

Что за «йаеллоублювейс», я не знаю, не знаю!

Волк старается произнести четче, но ему даже собственные массивные клыки мешают. На мгновение я даю такую слабину, что хочу броситься к нему и помочь. Он прилагает усилия.

И снова заходится