Норки! - Питер Чиппендейл

Утром того дня, когда должен был состояться открытый диспут, Мега наконец решился, благо альтернативы у него не было. Он сделает так, как советовал ему маленький импровизатор. В конце концов, терять ему было нечего.

— Хрень-хрень-хрень, хреновина! — напевал он про себя, готовясь к решающему бою. — Красная морковина…

Мега вполуха слушал Рамсеса, который не торопясь и со вкусом излагал официальную доктрину. Вместо этого юный нонконформист сосредоточил свое внимание на молодых норках, составлявших примерно половину аудитории. Заметить их было просто, так как им довольно скоро наскучила монотонная проповедь Вождя и они принялись играть и возиться, в то время как родители сурово хмурились и время от времени награждали своих отпрысков увесистыми оплеухами. Но даже и многие старшие норки откровенно зевали, и Мега увидел в этом лишнее подтверждение теории Психо.

Тем не менее норки сразу сосредоточились, когда услышали финальное: «…и этот юнец имел наглость оспаривать правильность священной доктрины, являющейся краеугольным камнем нашего общественного устройства. Что ж, да будет так. Мега имеет право сомневаться, однако его сомнения должны быть обоснованы. Именно поэтому мы призвали его сюда, чтобы он попытался опровергнуть наше великое учение».

Чувствуя на себе взгляды всей колонии, Мега не торопясь встал со своего места и вразвалочку вышел вперед. Повернувшись лицом к собравшимся, он открыл пасть и, набрав в легкие побольше воздуха, громко сказал:

— Все это — хрень!

С этими словами он спокойно уселся и принялся вылизывать свой хвост.

Старейшины и старшие норки дружно ахнули.

— Ты… не мог бы ты повторить? — дрожащим голосом переспросил Рамсес, не в силах поверить своим ушам. Совет Старейшин потратил немало времени, пытаясь предвосхитить аргументы строптивца и подобрать самые весомые контрдоводы, однако такого заявления не ждал никто. Что это за ответ? И что он означает?!

Мега снова встал.

— Хрень! — повторил он уверенно.

— Это все, что ты имеешь нам сказать? — придушенным голосом уточнил Рамсес.

— Да. Ваша доктрина — полная хрень. Иначе и не скажешь.

Вот теперь Мега полностью завладел вниманием собравшихся. Старшее поколение было явно скандализовано, однако его сверстники, почуявшие новое развлечение, уже начали потихоньку хихикать.

— Ну-ка, тихо там! — прикрикнул Рамсес.

— Шш-ш-ш! — зашипели родители, сердито оборачиваясь на молодежь.

— Я желаю пересмотреть свое предыдущее заявление, — неожиданно заявил Мега. — Ваша доктрина не просто хрень — это настоящая хреновина, от первого до последнего слова.

Рамсес опомнился первым.

— Властью, данною нам как Правящему Совету, — обратился он к Меге, — приказываю тебе либо отвечать как положено, либо не отвечать вовсе!

Собравшиеся затихли. Мега тоже старался казаться спокойным, хотя сердце его отчаянно колотилось.

— Хрень-хрень-хрень, хреновина, красная морковина! — пропел он как можно беззаботнее и веселее. — Вся эта теория — просто хренота на постном масле!

Громкие смешки и заразительное хихиканье стали распространяться по толпе, словно круги по воде. Мега приободрился и запел еще громче:

— Хрень-хрень-хрень, хреновина!..

Все сработало как надо. Молодежь, не в силах сдерживать свое буйное веселье, в открытую принялась подталкивать друг друга под ребра.

— Ну-ка, тихо все!!! — во всю силу легких гаркнул Рамсес. — Это важное собрание, а не игра!

Это заставило шалунов присмиреть, но очень ненадолго. Мега увидел, что молодые норки продолжают втихомолку хихикать.

— Хрень-хрень-хрень, хреновина!.. — негромко завел он опять и увидел, как некоторые, самые отчаянные слушатели повторяют эти заветные слова, правда пока еще беззвучно.

— Я сказал — тихо, вы, непокорные нахалы!

— А я сказал — хреновина! — с вызовом закричал Мега. — Ну-ка, давайте все вместе! Хре-но-ви-на! Хре-но-ви-на!!

— Точно, хреновина! Хрень-хрень-хреновина! — раздался из задних рядов хриплый, немузыкальный вопль, и Мега узнал голос Макси.

Молодые норки завертели головами и заухмылялись во всю ширину пастей. Сознание того, что Мега, оказывается, не одинок, прибавило им уверенности. Вот похохочем, решили они. Кто бы мог подумать, что этот Мега — такой шутник? А старина Рамсес, глядите, вот-вот лопнет от злости! Ну и дела, ребята. Просто отличное развлечение!

— Хрень-хрень-хрень, хреновина!.. — пел Мега.

— Хрень-хрень-хрень, хреновина, полная хреновина! — дружно подхватили веселые молодые голоса. — Красная морковина!..

— Упорствуя в своей детской глупости, ты не оставляешь нам иного выхода! — прокричал Рамсес, стараясь перекрыть шум. — Диспут объявляется закрытым, наше решение вы услышите позже!

Но песенка о хреновине и красной морковине уже вырвалась на свободу, и сдержать ее нельзя было никакими силами. Молодежь разошлась по клеткам, распевая скабрезные слова на незамысловатый мотивчик, и Старейшин охватило предчувствие поражения. Им, норкам весьма серьезным и даже мрачным, нечего было противопоставить ребяческой бессмыслице, которая так веселила молодежь.

И вот, кипя от едва сдерживаемой ярости, Старейшины совершили фатальную ошибку. Вскоре после окончания скандального диспута они объявили, что песня о «так называемой хреновине» отныне считается запрещенной специальным Указом Совета Старейшин. В дополнение к этому ни одна норка не должна была более осквернять свои уста произнесением самого слова «хреновина» и однокоренных производных.

Однако довольно скоро Старейшины с ужасом обнаружили, что все, на что они опирались прежде: их драгоценная доктрина, легенда о падающем небе, положение о необходимости продолжения рода и тезис о том, что Хранитель является лучшим другом всех норок, — все это шатается и рушится у них на глазах, ибо молодое поколение с рвением предавалось новому занятию.

Когда Старейшины приближались к группкам молодых норок, которые, плотно прижавшись друг к другу, сидели где-нибудь в уголке и шушукались, до их слуха непременно долетали обрывки фраз:

— Почему нельзя петь, если мы хотим?

— Или говорить «хреновина», когда нам нравится?

— Разве это преступление?

— Указ Старейшин — это просто хреновина, вот что я вам скажу!

Нежелание повиноваться становилось все более откровенным, и Старейшины в бешенстве прислушивались к тому, как молодые норки все чаще называют их «вконец охреневшими хреноголовыми стариками». Обрывки песенки «Хрень-хреновина» доносились со всех концов игровой площадки, а самые нахальные открыто, на глазах у Старейшин, двигали губами так, словно произносили запретное слово, не производя, впрочем, ни звука.

Мега старался держаться тише воды, ниже травы. Происходящее больше не имело к нему отношения: молодое поколение само решило не отказываться от потехи из-за прихоти старых пердунов. Все больше и больше молодых подходило к нему с просьбой от их имени посодействовать отмене запрета на слово «хреновина». Тем временем Старейшины, внимательно следившие за развитием событий, не сомневались, что следующий шаг Меги — это только вопрос времени. Они уже почти признали, что сами себя загнали в ловушку, из которой нет выхода, и все их усилия могут привести только к одному: их вовсе перестанут слушать и навеки приклеят им ярлыки «старых зануд». Кроме того, даже сами Старейшины — как они неохотно признавались друг другу — не избежали всеобщего поветрия. Как они ни старались, никому не удалось выбросить из головы слова дурацкой припевки. В конце концов Совет решил,'что на карту поставлено почти все и отступать некуда.

Предложение было только одно, и сделал его Рамсес.

— Мы сумеем сломить его,— уверенно пообещал Рамсес. — Вот увидите, сам приползет.

Было созвано новое собрание норок, которому и зачитали удивительный приказ:

— «За еретические высказывания и проявленное неуважение к Совету Старейшин Мегу, сына Шебы и Соломона, подвергнуть остракизму. Отныне и до тех пор, пока отступник не совершит публичного покаяния, официально считать его не-норкой — существом, к которому запрещено обращаться и которому не разрешается заговаривать с кем-либо по собственному почину».

— Подвергнуть остракизму! — в благоговейном страхе перешептывались молодые. Они были знакомы со многими разновидностями наказаний, но «остракизм» — это было что-то новенькое.

Глава 18. ПЕРВЫЕ ПОТЕРИ

Именно Филин был повинен в том, что Общество Памяти Полевой Мыши превратилось в неформальное объединение, на заседаниях которого главным образом пережевывались последние новости, касающиеся лесной жизни. В противоположность строго регламентированным заседаниям Общества Сопричастных Попечителей Леса, все здесь было организовано так, как больше всего нравилось плотоядным, — то есть почти никак. Если не считать обязательной принадлежности участников к хищникам или всеядным, то никаких правил формального членства в Обществе Памяти не существовало вовсе; кроме того, если в теории присутствие особей женского пола и допускалось, то на практике ОППМ давно превратилось в чисто мужской клуб. Благодаря столь свободному подходу на нерегулярных собраниях присутствовали только те, кто хотел, и поскольку все они проводились экспромтом, под влиянием момента, то посещаемость была минимальной. Чаще всего кворум состоял всего из трех главных членов — Филли, Фредди и Бориса. Прочие серьезные хищники, такие как ласки и серые горностаи, появлялись на собраниях лишь время от времени; изредка залетали на огонек пустельга или ястреб-перепелятник, однако, когда дела Сопричастных Попечителей стали главной и единственной темой для обсуждения, они утратили интерес к заседаниям. Как и Юла, все они считали, что единственное предназначение травоядных вегетарианцев — служить пищей им, хищникам.