Пленники хрустального мира - Мария Кущиди

тут же выронил его, почувствовав неприятную резкую боль, пронзившую указательный палец. Бархатный бутон припал к холодной сырой земле, окрасившись моей свежей черной кровью.

Прикоснувшись к моей руке, Рене притянула уколотый палец к своим теплым губам, легко на него подув. Неприятное болезненное пульсирование пропало в эту же секунду, и я совсем забыл о не так давно нахлынувшей боли.

– Жаль, что ты так же не можешь излечить мою душу.

– Я попробую, если ты дашь мне хотя бы один шанс, – она ласково посмотрела на меня, соскочив со скамейки, как маленькая девочка. – И зачем только терять время?.. – Потянув меня за собой, взяв за руку, она начала рассказывать мне истории, некогда услышанные ею от Терезы.

Не уставая ее слышать, я молча шел рядом с ней, не выпуская из своей руки ее теплую руку. Вокруг была тишина и это тяжелое свинцовое небо, которое впервые за много лет показалось мне чистым, теплым и совершенно не пустым.

Глава 16

Рене казалась мне совершенной. Я и не подозревал, что когда-то она сможет заинтриговать меня своими удивительными историями, от которых невозможно было оторваться. Каждый раз, рассказывая мне о чем-то новом, она сияла невероятным энтузиазмом, временами разрываясь от заразительного смеха, пленяющего собой любого. С каждым разом мне казалось, будто я потерял очень многое, грубо вычеркнув Рене из своей жизни. Она была замечательной девушкой, ради которой хотелось совершить какой-нибудь героический подвиг, но, вновь смотря в ее глаза, я понимаю, что ей это было абсолютно не нужно.

Находясь рядом с ней, я чувствую, как мир вокруг изменяется, приобретает новые краски, о существовании которых я и не мог догадываться. Стоило мне прикоснуться к ней, как сердце в груди наполняется теплом, изгоняя из себя колкий холод.

В тот день, когда Рене стала по-настоящему важна для меня, свет чистейших голубых глаз все сильнее мною забывался.

Пока я был во дворе, наслаждаясь ароматом внезапно полюбившихся мне цветов, Рене, бережно срезав пару роскошных бутонов, поспешила в поместье, как можно скорее желая поставить цветы в воду. Войдя в гостиную, она выбросила из вазы увядшие цветы, водрузив в нее новые, пышущие жизнью и земляной свежестью. Казалось, ничто не могло отвлечь ее от любого дела, но неожиданности сами по себе вторгаются в нашу жизнь, не прося разрешения.

Она почувствовала, как некто находился прямо у нее за спиной, тяжело опустив на нее свой холодный взгляд. Рене было не по себе, но, поборов страх, быстро распространяющиеся по венам, она медленно повернула голову, болезненно стиснув зубы.

Прошло много времени с того момента, как Рене пропала, оставив меня, чтобы поставить розы в гостиной. Я бы мог не придавать этому большого значения, если бы не чувство тревоги за ее безгрешное сердце, внезапно бешено набросившееся на меня из-за угла.

Поспешив войти в гостиную, я увидел, как Вейн, склонившись над красивыми цветами, беспечно стоящими в вазе, наслаждалась их волшебным ароматом, заметив меня лишь тогда, когда перед нами остался разделяющий шаг.

– Вейн?.. – Я не ожидал увидеть ее здесь в эту минуту, хоть какая-то часть меня требовала этой встречи. Отстранившись от цветов, она подняла на меня свои глаза. На ее ангельском личике несмываемой печатью красовалась раскаивающаяся тоска. – Я думал, ты пропала навсегда.

– Но ты ждал моего возвращения? Я знаю, что ждал. Твои глаза сами говорят об этом. – Каждое слово, срывающееся с ее тонких губ, дрожало, едва сохраняя свою целостность. – Я не хотела это говорить, прости, не понимаю, что со мной происходит в последнее время.

– Зато я пытаюсь понять, как бы ни было сложно это сделать.

– Еще никто не любил меня так, как ты. Все вокруг обманывали меня, продолжая это делать и сейчас. Мне казалось, любви нет. Мы не можем любить, потому что не умеем, но ты другой, Энгис, ты показал мне, как выглядит это чувство на самом деле, доказал, что оно реально.

– Я понимаю, о чем ты. – Злость, недавно смешавшаяся с моей кровью, растворилась, и я уже не мог поверить, что это скользкое чувство некогда было внутри меня. – И я могу научить тебя, заставить поверить, что и тебе она подвластна.

Ее глаза ярко засияли, впустив в себя самое желанное для Вейн, что всегда спасало ее, – неиссякаемую надежду.

Преодолев между нами разделительное расстояние в один шаг, она дотронулась моих плеч своими холодными ручками, подарив долгий поцелуй, неспособный согреть.

Мысли в голове снова перепутались между собой, запутав и мое сознание. Все, что сейчас было мне жизненно необходимо, – удушающий холод, которым Вейн беспристрастно меня заражала.

Последняя искорка тепла, зарывшись в груди, погасла, и я совсем позабыл об истинной красоте жестоких цветов.

Наблюдая за тем, как Вейн кружит под музыку, вновь наполнившую стены поместья, я невольно представляю, как белоснежная ледяная снежника медленно падает на заледеневшую от холода землю, едва касаясь безгрешного чистого ковра, что недавно закрыл собой печальную сырую землю. Ее тоненькие ножки едва касаются каменного пола, легко поднимаются и тут же опускаются на небольшие каблучки черных туфель. Красивое голубое платье мелькает холодным огоньком у меня перед глазами и вмиг затухает, когда Вейн, остановившись, замирает на месте. Томительная красивая музыка льется через край, и все вокруг замирает, в какой-то момент перестает быть живым. Роскошные черные розы, стоящие в высокой прозрачной хрустальной вазе, едва дышат, наполняя атмосферу вокруг себя удивительным запахом, который медленно начинает отравлять каждого, находящегося в поместье.

Тоненькие ручки Вейн касаются моей руки, и чувствую, как холод горячо обжигает меня. Отцовский серебряный перстень с расколотым черным камнем гордо и как-то безутешно красуется на моем большом пальце, и я непонимающе смотрю на Вейн, которая мне улыбается.

– Ты должен носить его всегда. Чарлз очень бы хотел этого, ты же знаешь, – сказала она, проведя своим пальчиком по расколотому камню.

– Я не могу носить его, Вейн. – Я поспешил снять его, но она остановила меня, легко отдернув руку. – Этот перстень всегда принадлежал Чарлзу, был его неотъемлемой частью, и я не могу…

– Это не кража, Энгис, а всего лишь унаследование наследником семейной реликвии. Теперь этот перстень твой.

Я ненароком бросил взгляд на расколотый камень, в котором некогда хранилась душа моего отца.

Вейн всячески настаивала на том, чтобы я оставил его себе, по праву считая своей вещью, но что-то внутри меня было против, выстраивая самые разнообразные доводы, утверждающие, что я никогда не должен даже прикасаться к тому, что некогда принадлежало Чарлзу. Однако она была очень настойчива, и в этом сражении я снова проиграл, даже не поняв, когда началась игра.

Когда виртуозные пальцы Лео отстранились от черно-белых клавиш, он, открыв затуманенные тоской глаза, бросил холодный взгляд в сторону Вейн, уже не в силах остановить внутри себя всепоглощающую злость. Однако, ничего не став говорить, он поспешил покинуть бальный зал, оставив нас одних в огромном холодном помещении. Я чувствовал, как что-то особенно болезненное тревожило его, не оставляя в покое уже очень давно, зародившись с незапамятных времен, когда в стенах поместья появилась та, на фоне которой я становлюсь абсолютно беспомощен.

Проведя тоненькими пальчиками по лакированному синему пианино, Вейн медленно подошла к клавишам, оставив на мрачной синеве отпечатки своих пальцев. Присев на небольшой стульчик, обшитый синим бархатом, она, аккуратно оголив нежные клавиши, откинув крышку, начала искусно набирать комбинации клавиш. Тонкая музыка наполняла собой робкое пространство бального зала, навевая на меня давно забытые эпизоды моего детства.

Яркая вспышка озарила все в моей голове, и спустя много лет я увидел, как беловолосая тоненькая девочка бежит по светлому коридору поместья Кёллер, а я, затаив дыхание, молча наблюдаю за ней, выглядывая из едва приоткрытой двери своей комнаты. Коридор наполняется ее звонким смехом, уносясь все дальше от меня.

Не решаясь покинуть свою комнату, я продолжаю наблюдать, как ее тонкие ножки спускаются