Между нами горы - Чарльз Мартин

– УНМ?

– Удаленное неизвестное место. У черта на куличиках.

Я остановился с мокрым от пота лицом, тяжело дыша.

– Эшли? – Она не ответила. – Эшли!

Она с вызовом сложила руки на груди.

– Мы не можем оставаться на высокогорье. Здесь нам грозит смерть. И бросить вас я не могу. Без меня мы умрете. Вот мы и стараемся спастись.

Она больше не сдерживала свое отчаяние.

– Двенадцать дней! – крикнула она. – Двенадцать чертовых дней – и ни единой души! На сколько мы отползли? Не больше чем на милю. В таком темпе мы не спустимся вниз до самого Рождества.

– Они не знают, где искать.

– Так какой у вас план? Как вы видите наше спасение?

За нее говорил страх, а не логика. Разговором ее было не пронять.

– Шаг за шагом.

– Сколько вы, по-вашему, продержитесь?

– Сколько потребуется.

– А если нет?

– Я смогу.

– Откуда вы знаете?

– Разве у меня есть выбор?

Она закрыла глаза, прижала к себе Наполеона и уставилась в небо. Я достал компас, определил угол в 125 градусов, принял за ориентир скальную гряду в отдалении и снова двинулся вперед, осторожно переставляя ноги. Выпавший вечером снег полностью засыпал наши вчерашние следы. Ничто не указывало на то, что мы уже покидали место катастрофы.

Мы провели в молчании несколько часов.

Я двигался вниз среди зарослей. Снег был тяжелый, вокруг громоздились сугробы. Под нами было 10–14 футов снега, а значит, ветви деревьев, от которых мне приходилось увертываться, летом находились бы высоко у нас над головой. Еловые ветви принимают на себя много снегу, хотя без сопротивления расстаются с ним при малейшем прикосновении и норовят превратить тебя в сугроб. Я то и дело стряхивал снег с шеи и с плеч. Я не спешил, экономил дыхание и силы, предоставляя себе отдых перед каждым следующим шагом. Если мне становилось жарко, я еще больше замедлялся и старался отдышаться. В результате мы двигались со скоростью улитки. Почти за шесть часов я вряд ли преодолел расстояние чуть больше одной мили.

Когда начало темнеть, я остановился.

Я был весь мокрый, хоть выжимай, и совершенно выдохся, но знал, что если немедленно не начну готовиться к добыванию огня трением, то горько об этом пожалею. Эшли я устроил под елью, спиной к скале. На землю под широкими еловыми лапами почти не нападало снега, и она была покрыта толстым слоем сухих иголок. Недавно здесь грызла шишку белка. Я снял потную рубашку, повесил ее на ветку, собрал несколько пригоршней иголок и сучков и развел рядом с Эшли небольшой костер. Насчет горелки я не ошибся. Когда я попробовал ее зажечь, она ответила икающим звуком. Горючего в ней оставалось от силы на один день. Я собрал еще хвороста, сложил его горкой рядом с Эшли и сказал:

– Следите за огнем, не давайте ему гаснуть. Я не уйду далеко, если что, можете меня окликнуть.

– Что вы будете делать?

– Лук.

Она посмотрела на лук Гровера, привязанный к ее саням.

– Я думала, лук у нас есть.

– Мне нужен не такой.

Я бродил вокруг. Мне нужны были две палки. Одна, длиной фута в три, должна была быть слегка изогнутой. К ней я собирался привязать шнурок или веревку. Из второй палки я должен был вырезать шпенек размером с ручку молотка или немного покороче. На поиски того и другого у меня ушло полчаса.

Я лазил под деревьями, оглохший от хруста снега под снегоступами. Ходьба превращалась в мучение. Отойдя на некоторое расстояние, я затаил дыхание. Правильнее сказать, я позволил себе исподтишка подглядывать за Эшли. Она сидела, подкладывая в костер щепочки. Огонь озарял ее лицо. Даже теперь она была красива, отрицать это было невозможно.

Я ни на мгновение не забывал о сложности нашего положения. Мне предстояло совершить невозможное. Но раньше я не смотрел на происходящее ее глазами. Ее спальный мешок. То, как она поддерживает огонь и гладит Наполеона. Она зависела от меня буквально во всем: в еде, в движении, в воде, в отправлении естественных потребностей. Сама, без меня, она могла только спать. Если бы я попал на целых двенадцать дней в такую зависимость от другого человека, то вел бы себя куда более несносным образом.

Врачи привыкли докапываться до сути проблем, обрушиваться на них сверху, наподобие Зевса, приводить все в порядок и устраняться до наступления последствий. Вся грязная работа взваливается на медсестер и санитаров. Эшли требовался врач и «врач». Быть одним из них было легко, вторым – трудно, и я не знал, как этому помочь. Я знал только, что хочу этого.

Я вернулся к костру, залез в свой спальник, сжевал немного мяса, заставил себя выпить воды. Горелка уже выходила из строя, но я все еще мог воспользоваться ее верхней частью, подобием кофейной чашки. Все-таки это был алюминий, выдерживавший нагревание. Я положил туда снега и поставил на угли.

Следующий час мы посвятили еде. За едой я возился со своим новым луком. Хороня Гровера, я вытащил из его ботинок шнурки и спрятал их в карман. Теперь они должны были пригодиться. Я взял один из них, завязал на одном краю узелок, продел его в прорезь на одном конце лука, туго натянул и продел в прорезь на другом конце, закрепил, намотав несколько петель и завязав узел – не слишком туго, чтобы при вкручивании шпенька сохранилось достаточное натяжение шнурка для его вращения. При правильном расчете для появления огня бывает достаточно нескольких натяжений лука. Я сделал шпенек длиной в десять дюймов, заострил его с обоих концов – с одного конца пошире для усиления трения – и посередине пропилил бороздку для шнурка.

Закончив, я отложил свое изделие, допил воду и впервые за долгое время поднял глаза.

Эшли смотрела на меня в упор.

– При желании вы можете быть напряженным, – сказала она.

– У меня ощущение, что завтра нам это пригодится.

Она скрестила руки.

– Мне нужна подсказка. Что вы думаете? Где мы находимся? И так далее.

– Кажется, мы ушли от места катастрофы где-то на милю. Завтра утром я заберусь вот на тот отрог и погляжу, что там, на другом плато в той стороне. Мы продолжим двигаться в том же направлении, пока будет получаться. Мяса нам хватит еще на несколько дней. Наше спасение – в движении. Я помогу вам избежать обезвоживания. Ешьте сколько хотите и предупреждайте, когда я начну вас раздражать. – Я пожал плечами. – Я прошу за это прощения задним числом и на будущее. Например, сегодня я обошелся с вами грубовато.

Она глубоко вздохнула.

– А вы не сердитесь на меня за грубость сегодня утром.

Я покачал головой.

– Вам не позавидуешь: вы почти ничего не можете делать без моей помощи. Тут бы и ангел вышел из себя.

Я подложил в костер хвороста, подполз поближе, чтобы быть в тепле, но не загореться, и закрыл глаза. Мне ничего не стоило уснуть, но, подумав об Эшли, я через силу открыл глаза. Она пристально смотрела на меня.

– Вам что-нибудь нужно?

Она покачала головой и попробовала улыбнуться.

– Вы уверены?

– Нет.

Через несколько секунд она уснула.

Глава 24

Трудно было проснуться, зная, что наступил тринадцатый день нашей эпопеи. Я все-таки стряхнул с себя сон и оделся еще до рассвета. Костер прогорел, но осталось несколько углей. Я подложил хвороста и за несколько минут раздул огонь. Подбросив еще веток, я погладил Наполеона и стал подниматься в гору, чтобы осмотреть окрестности.

Я не спешил и постарался рассмотреть каждый скальный зубчик, каждую складку гор. Похоже ли хоть что-нибудь вдали на дело человеческих рук?

Ответ получился категорически отрицательным. Все казалось девственным. Истинный рай любителя природы! Я тоже любил природу, но не до такой же степени, чтобы сгинуть по ее милости!

Я достал компас, подождал, пока стрелка остановится, и посмотрел поверх нее на дальние горы. Чтобы их достигнуть, мы должны были двигаться целый день, а то и два, по лесу, по глубоким снегам. Это само по себе непросто, а главное, в пути ничего не стоит потерять направление. Без компаса нечего и думать о подобной затее. В чаще я расстался бы с чувством перспективы и направления и с самой жизнью.

Взятый азимут должен был провести нас по ущелью и позволить спуститься вниз. Глядя на горы, я вспомнил, что можно сохранять шансы на выживание, лишившись почти всего. Но только не компаса. Я привязал к нему нейлоновый шнурок и повесил себе на шею.

Когда я вернулся, Эшли сидела и смотрела на огонь. Прежде чем я успел сказать «доброе утро», она спросила, переведя на меня взгляд:

– Откуда вы узнали, что хотите жениться на своей жене? Как вы догадались?

– Доброе утро.

– И вам. Главное, дайте мне знать, когда оно будет добрым.

– Как я погляжу, вам полегчало.

Я присел рядом с Эшли, расстегнул молнию, отогнул край спального мешка и осмотрел ее ногу. С виду она осталась прежней – уже неплохая новость. Плохая состояла в отсутствии улучшения.

– Сегодня в обеденное время мы опять приложим лед, хорошо?

– Как скажете, док.