Форма жизни - Андрей Ливадный

Мысли были мучительными. Кайл, спотыкаясь, брел по пологому склону небольшой, усеянной потрескавшимися шлаковыми бомбами возвышенности. Выбившись из сил, он опустился на холодный камень, горестно глядя на Владыку Ночи, который уже потускнел, предваряя скорый восход солнца.

Длинная двухнедельная ночь заканчивалась, наступал черед жаркого дня, когда путник, оказавшийся в одиночестве посреди каменной пустыни, будет неизбежно зажарен заживо. Он знал, что у него нет никаких шансов выжить, но так же ясно Кайл понимал и другое — у него нет сил, чтобы мужественно покончить с собой.

Внезапное малодушие казалось ему отвратительным, но он не мог ничего поделать с неистовым желанием жить, дышать, видеть, ощущать. Всего несколько суток назад он, не задумываясь, ответил бы, что лучше умереть, чем жить измененным, и вот как все обернулось… Вместо того чтобы умереть и убить тем самым поселившуюся в нем серебристую проказу, Кайл спустя всего несколько часов после того, как к нему вернулось сознание, беспомощно сидел, пытаясь выискать в душе оправдание своим поступкам, и не находил его.

А быть может, я не изменен! — внезапно пришла ему на ум отчаянная мысль. Разве серебрящийся в ране металл — это признак наступивших изменений? Он ведь по-прежнему чувствует, как человек, думает точно так же, дышит, испытывает голод…

Кайл ухватился за эту призрачную надежду. Она придала ему сил, чтобы встать с холодного камня и оглядеться по сторонам. Он понял, что совершил глупость, так бездумно углубившись в просторы каменной пустыни. Ему нужно найти дорогу назад, постараться вернуться в город и все рассказать. Лекари ему помогут, они вытащат пробившие плоть конечности проклятого Серва, и он снова получит право ощущать себя человеком.

Кайл словно обезумел в этот миг. Ему хотелось назад, в город, к людям…

Едва соображая, что делает, он побежал в том направлении, где, по его субъективному мнению, должен был находиться родной город.

* * *

Солнце вот уже несколько часов как встало над унылой лавовой равниной, согревая мертвый камень своими жаркими лучами.

Юноша брел, спотыкаясь и падая, теряя последние силы, уже утратив всякую надежду на возвращение. Куда ни глянь — повсюду одни и те же пейзажи: мертвый, покрытый паутиной трещин вулканический грунт, издающий легкое потрескивание, вбирая в себя жаркие лучи восходящего светила, да струящееся марево нагревающегося воздуха, которое меняло очертания камней, делая их зыбкими и расплывчатыми.

По телу Кайла струился пот.

Он уже не хотел ничего — ни жизни, ни смерти, его разум, казалось, давно погас, а телом движут лишь инстинкты.

…Солнце поднялось еще выше, превратив участок равнины, по которой двигалась одинокая фигурка, в раскаленную сковороду. Некоторые камни начинали лопаться от жары, без видимой причины вдруг покрываясь сеткой трещин и с легким шорохом рассыпаясь угловатым щебнем.

В недолгие минуты просветления, когда разум возвращался к нему, Кайл с ужасом смотрел вокруг, подозревая, что давно должен был превратиться в иссохший труп, но ведь этого не происходило! Он не понимал, что за процессы протекают в его организме, юноша даже толком не знал, что на самом деле, кроме громких проклятий, кроется за этим термином — изменение.

Он продолжал идти, машинально переставляя ноги.

Защитный костюм уже не мог уберечь его от разлившегося над открытым участком равнины испепеляющего света, кожа под серым балахоном стала сухой и шершавой, пот больше не струился по ней, а на ткани одежды белели разводы высохшей соли.

Голова пылала, язык едва ворочался во рту, и с каждым шагом Кайл все явственнее начинал понимать, что человеку не место на этих раскаленных днем и промерзающих ночью равнинах, словно кто-то незримый постоянно нашептывал ему на ухо эту мысль.

Наступил миг, когда он не смог дышать. Равнина раскалилась до такой степени, что из трещин между камнями начали бить струи газа, а трубки дыхательного аппарата скорчились, не выдержав температуры фильтруемого в них воздуха…

Кайл упал, не в силах идти дальше.

Последнее отчаянное, уже не осознанное, а скорее конвульсивное движение приподняло его голову, и перед мутным взглядом юноши вдруг предстал странный пейзаж.

Метрах в двухстах от него, под сенью одинокой скалы, похожей на ту, из-под прикрытия которой выскочили атаковавшие обоз Сервы, стоял невысокий, сложенный из прямоугольных каменных блоков одноэтажный дом с плоской крышей, покрытой чем-то наподобие зеркала.

От дома во всех направлениях разбегались ровные, тщательно распланированные дорожки, по краям обсаженные невиданными кустами, протянувшими свои серебрящиеся ветви навстречу испепеляющим лучам солнца.

Неподалеку от дома, у пруда, заполненного ртутно поблескивающей жидкостью, сидел человек. Он был занят весьма бесхитростным занятием: распиливал надвое глыбу мягкой вулканической породы, придавая ей форму блока.

— Помогите… — отдавая последние силы, прохрипел Кайл, уже не надеясь, что шелестящий звук его голоса долетит до этого призрачного строения…

* * *

Его действительно никто не услышал, но спустя некоторое время Кайл снова пришел в себя.

Мираж не исчез, он остался точно таким же — ясным, контрастным, материальным.

Человек сидел вполоборота к нему на осколке лунной породы, который он неторопливо распиливал надвое, действуя при этом обыкновенной ножовкой, какие предназначены для резки металла.

Глыба камня была мягкой, податливой, а терпение человека — безграничным. Стоило посмотреть, как спокойно, равномерно, без судорожных рывков и излишних усилий двигается ножовочное полотно, как тут же становилось ясно — он получает удовольствие от выполняемой работы.

Кайл увидел его издали, и эта картина, воспринятая им в первый момент как мираж, бред, внезапно придала ему сил, чтобы ползти дальше, двигая свое непослушное тело к маленькому островку непонятной жизни, приютившемуся у скального основания, на самом краю мертвой, покрытой кратерами пустыни.

Он полз, задыхаясь от своих усилий и порождаемой ими боли. Каждое движение причиняло ему нестерпимые муки, но еще худшим было осознание того, что поразившая его проказа продолжает расползаться по коже уродливыми металлизированными пятнами.

Человек, казалось, не видел и не слышал его. Он спокойно продолжал свое занятие.

Кайл уже не видел ни маленького садика с ртутным прудом, на краю которого раскинул свою колючую крону металлический кустарник, ни мощенных красивым, гладко отшлифованным камнем дорожек, ни маленького домика, наполовину врезанного в скалу. Он полз, стараясь удержать перед своим помутившимся взглядом спину человека, а его губы кривились в запредельном усилии, пока с них не сорвался наконец крик:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});