Краткое известие о Московии в начале XVII в - Исаак Масса

как то проставлено во многих грамотах (articulen), как услышим о том, и звали его не иначе, как расстригою.

Борис послал толмача или немецкого переводчика, по имени Ганс Ангеляр, в Швецию, Германию и другие государства, чтобы разведать, что говорят об этом Димитрии и какого держатся о сем мнения и, для крайности, поискать какого-нибудь принца, который бы принял начальство над московским войском; но этот Ганс Ангеляр не возвратился из Швеции, и полагают, что король Карл заточил его в темницу и казнил неведомо за что[120].

[Борис отправляет посла в Польшу с обвинением короля в нарушении клятвы] Также к польскому королю царь Борис отправил посла, коего звали Постником Огаревым (Posnick Olgaroff), с подьячим Захарием Языковым (Zachari Jasicoff) с грамотами, в которых стояло, что московиты и не могли и думать, что король, так мало дорожа своей клятвою, нарушит ее, чтобы подать помощь не законному врагу Московии, но предательскому монаху и чародею, которого диавол подстрекнул возмутить народ, и, вопрошая [короля] вторично, не он ли заключил прочный договор с московитами на двадцать два года, дабы жить в мире, а не подавать помощь кому-нибудь, кого Московия считает своим врагом, доказывая ему, королю, изустными речами и в письме, что Димитрий давно мертв, также как он был убиен и каким образом, но не сказали, что он, Борис, был тому виновник.

[Польский король оправдывается] Король в свое оправдание отвечал: ежели то истинный Димитрий, как меня уверяли великими клятвами, то всемогущий бог поспешествует его правому делу, а ежели он не Димитрий, как говорите вы, то царство его не устоит, но только будет карой всемогущего бога. Сверх того король отвечал, что он ни помощи, ни заступления Димитрию не подавал, и приводил имена всех, кто ему [Димитрию] поспешествовал и оказывал заступление, то были вольные паны, сверх того он, Димитрий, сам привлек к себе казаков, так что мы, поляки, в этом деле не повинны, но остаемся, как прежде, друзьями Московита до тех пор, пока он не подаст причины расторгнуть дружбу. С этим ответом они, послы, удалились.

[Победы Димитрия. Все ему покоряются] Димитрий, или расстрига, как его именовали в Москве, одерживая победы, быстро подвигался вперед и прошел волость, называемую Комарицкою (lant Camaritza), землю весьма плодородную, богатую хлебом, медом и воском, также льном и коноплей и населенную богатыми крестьянами; войско Димитрия не причинило этой волости ни малейшего наклада; он брал только то, что крестьяне приносили ему от щедроты (uut liberaelheyt), и, видя, что он вступил [в их землю] как враг, чтобы завоевать Московию, дивились тому, что он никому не причинял вреда, но защищал всех, и полагали, что он доподлинно законный наследник [престола], ибо кто другой стал бы так щадить их земли, кроме законного наследственного государя (erfheer), но, увы, они не помыслили о том, что он, Димитрий, так поступал, дабы привлечь к себе их сердца, и когда они видели, что московское войско, куда бы оно ни пришло, опустошает всю страну, не щадя никого из своего народа, который они должны были защищать и охранять от нападения неприятеля, того ради и переходили на сторону Димитрия сотнями и признавали его законным своим государем.

[Жестокий указ Бориса о разорении Комарицкой волости] Услыхав, что Димитрий прошел волость Комарицкую и все [жители] перешли к нему и присягнули ему, Борис призвал к себе касимовского царя Симеона, который был сыном царя казанского, как о том сказано при описании жизни тирана, и был женат на сестре главного воеводы Мстиславского. Этому Симеону Бекбулатовичу (Bicbolatiovits) как повелителю всех касимовских татар велено было собрать все свое войско (gantse macht), которое составило до сорока тысяч конных татар; Борис повелел ему напасть с этим [войском] на Комарицкую волость и все разорить, пожечь и истребить; да и повелел всех мужчин, подвергнув ужаснейшим пыткам, умертвить, также старух (oude wyven), а молодых женщин (jonge vrouwen) и детей повелел он пощадить и взять на вечное рабство к себе в Татарию, что и было исполнено, ибо татары на это мастера; им последовали также некоторые московиты и другие, и они так разорили Комарицкую волость, что в ней не осталось ни кола, ни двора (tuyn noch staec)[121]; и они вешали мужчин за ноги на деревья, а потом жгли, женщин, обесчестив, сажали на раскаленные сковороды (ор gloeyende pannen), также насаживали их на раскаленные гвозди и деревянные колья (steeckende de selve ор gloeyende pinnen en houte staecken), детей бросали в огонь и воду, а молодых девушек продавали за 12 стейверов[122]; и чем больше мучали людей, тем более они склонялись признать Димитрия своим законным государем, и никакие пытки не могли заставить их отступиться от него; они оставались верны ему, и чем дальше, тем более упорствовали (hoe langer hoe obstinater). Увидев и услышав это, жители окрестных мест стали думать: ежели наши соотечественники и наши правители (onsen heere) в Москве так с нами обходятся, то нам лучше скорее перейти к Димитрию, который будет нас защищать; и присягали Димитрию все, кто только мог притти к нему или добраться до его стана, и никто не хотел слышать о Москве; московское войско ничего не могло достичь и только всю зиму грабило и разоряло, тогда как войско Димитрия подвигалось все далее и далее без остановки, занимая все, что оно могло захватить.

[Советники Бориса] Борис часто совещался с епископами и монахами, коим он более всех доверял, но они не знали, что предпринять, хотя употребляли все средства, чтобы захватить изменников и погубить Димитрия. Борис был в таком отчаянии, что, зная, что истинный Димитрий мертв, не доверял сам себе и часто терял рассудок (dul wirdt); он спрашивал у многих, однако, не называя себя: может ли человек, совершивший то, что он совершил, спасти себя, а когда отвечали: да, ежели [такой человек] придет к покаянию (tot boetveerdicheyt quam) и будет молиться об отпущении грехов, исповедуясь в них, то он, Борис, возражал, что это невозможно, и, сомневаясь в божьем милосердии, он иногда думал, что в будущей жизни нет блаженства, одним словом, был исполнен безумия.

Также ходил он часто к ворожее (waersegstcr), которую в Москве считают святою и зовут Елена Юродивая (Olena Olrodliva). Она живет в подземелье подле одной часовни, с тремя, четырьмя или пятью монахинями, кои находятся у нее в послушании, и живет она весьма бедно. Эта женщина обыкновенно предсказывала будущее и никого не страшилась, ни царя, ни