Фестиваль для южного города - Чингиз Абдуллаев

– Я прилечу, – в третий раз произнес он как клятву, перед тем как проститься.

Положил телефон на стол. Неожиданно вспомнил про Саду Анвар и усмехнулся. Такие чувства этой боснийской красавице просто недоступны. А он тоже хорош. Если бы сегодня она не брала интервью у Мовсани, то наверняка оказалась бы в его постели. Как стыдно. «Мы все, мужчины, немного скоты», – разочарованно подумал Дронго. Он мог поклясться, что никогда в жизни не изменял своей супруге, и вместе с тем физически уже успел пообщаться с десятком различных женщин. И хотя он сам ни разу даже не подумал о том, что можно поменять любую из них или всех вместе взятых на Джил, он сознавал, что его точка зрения порочна и несовершенна. Можно сколько угодно успокаивать себя тем, что все мужчины по природе своей не могут принадлежать одной женщине, но на самом деле это всего лишь развращенность души, привычка к подобному времяпровождению и особенности темперамента. Он был убежден, что Джил никогда бы не позволила себе даже подумать о другом мужчине. Несмотря на свои длительные отлучки, он был в этом абсолютно убежден. Иногда он думал, как бы поступил, узнай о том, что она нашла другого мужчину. Наверно, спокойно ушел бы, не став ничего выяснять. Но он был уверен, что подобного конфликта в его жизни никогда не случится. Допуская собственные физические измены, он не допускал и мысли о подобном поведении своей супруги.

– Вот так мы и живем, – негромко произнес Дронго, – обманываем самых близких, лжем по пустякам и в главном, изменяем им и себе. Вот так мы и живем, – повторил он.

И в этот момент раздался телефонный звонок. Он вздрогнул. Это был не городской телефон, а его мобильный, номер которого знали очень немногие люди. Поэтому он с опаской посмотрел на телефон и взял его, чтобы ответить.

Глава 15

– Добрый вечер, – услышал он знакомый голос и сразу успокоился. Это был Эдгар Вейдеманис.

– Здравствуй, как у тебя дела?

– Я все проверил, – коротко сообщил Эдгар, – хотя все трое названных тобою журналистов не относятся к журналистской элите. И вообще непонятно к кому относятся.

– Уже интересно. Просмотрел их статьи?

– Некоторые из них я выбрал и послал тебе на электронный адрес. Можешь сам почитать. Я выбирал статьи, которые были в переводе на английский. Но на турецком языке я читать не умею, если захочешь, то сам посмотри. А вот немецкие статьи Зегера я прочитал.

– Ну и какое впечатление?

– Радикальный анархист с каким-то мрачным уклоном. Убежден, что европейская цивилизация доживает свой век и скоро погибнет. Очень резко критикует правительство Меркель. Особенно за поддержку американского курса. Он против единой валюты и единой Европы, все время ругает чиновников из Брюсселя. Такой тип журналистского хулигана. Непонятно, почему его пригласили в Баку на кинофестиваль. В Берлине он писал о фестивале, но в основном о политической подоплеке всех фильмов, представленных на последнем Берлинском фестивале. Ты ведь знаешь, что из всех кинофестивалей Берлинский самый политизированный.

– Раньше он был на стороне зеленых, а когда Йошка Фишер стал вице-канцлером и министром иностранных дел, перешел к леворадикалам, – сообщил Дронго.

– Это сразу чувствуется по его статьям. Раньше он еще пытался себя сдерживать, хотя я не нашел его статей двадцатилетней давности. Наверно, тогда писал под псевдонимом.

– Что дальше?

– Этот турок настоящий графоман. Я прочитал несколько переводов его статей на английском и немецком. Глупые рассуждения, общие фразы, повторяющиеся сентенции. Ничего особенного. Таких журналистов в любой заурядной газете сколько угодно. Во всяком случае, ничего особенного я не нашел. Может, он чей-то родственник или знакомый и поэтому его держат в этой известной турецкой газете. Или удачно женился. У турков практикуется такой способ карьеры.

– Он сейчас практикуется у всех «цивилизованных народов», – пошутил Дронго.

– Значит, его взяли в газету по протекции. Очень примитивный стиль и никаких особенностей мысли. Во всяком случае, так видно из переводов. Возможно, он по-турецки пишет гениально, мне трудно судить. Можешь сам оценить, я послал тебе и его статьи в оригинале.

– А эта боснийская журналистка?

– Весьма бойкое перо. Хотя она скорее бытописательница, а не журналистка. Любит приврать, прихвастнуть, пользуется своей внешностью для налаживания деловых связей, что понятно даже по ее статьям. Ее английский примитивен, но она умеет находить нужные факты. Судя по всему, у нее много знакомых не только в кинематографических кругах, но и среди бизнесменов, сотрудников полиции, возможно, даже в некоторых мафиозных структурах. Этакая молодая женщина, готовая на любую авантюру. Между прочим, ее предыдущего супруга посадили. Ахмед Сейфи. Он был ее третьим мужем. С первым она развелась в девятнадцать лет. Со вторым в двадцать четыре. Первый был немецким бизнесменом, который был старше ее на сорок два года. Второй – бизнесмен из Венгрии. Ему было только сорок шесть. Эти факты есть на ее сайте. Другие скрывают подобные вещи, а она рассказывает о них на своем сайте...

– Честная девушка, – сдержанно заметил Дронго.

– Очень честная. Учитывая, что она родилась в мусульманской семье в Боснии, это особенно удивительно. Третий муж албанец Ахмед Сейфи.

– Тоже бизнесмен?

– Угадал. Я почему-то не удивился, что ты угадал. Конечно, тоже бизнесмен. Сейчас сидит в тюрьме по обвинению в торговле наркотиками. Хочешь, я тебя немного удивлю? Когда его посадили в тюрьму, Сада сразу подала на развод, взяла фамилию отца и начала публиковать серию статей под названием «Замужем за мафией». Представляешь, какая особа? Ничего личного, все на обозрение.

– Современный человек. Ты знаешь, сколько девочек выставляет сегодня свои фотографии и дневники в Интернете? Миллионы. Я раньше думал, что это какие-то закомплексованные девушки. А теперь понял, что это просто принципы новой жизни. Нужно сделать все, чтобы о тебе узнали. Любым способом узнали. Как можно больше информации о себе, любимом. Мальчики пытаются не отставать от девушек. Такой век, таковы нравы. В Интернет сливают любую информацию, порой даже интимную. Всеобщий эксгибиционизм, если хочешь. Чем больше мы замкнуты в своих квартирах, тем больше хочется общений. Нужно сделать так, чтобы о тебе узнали как можно больше людей. Сотворить книгу, написать песню, нарисовать картину, создать архитектурный шедевр – для этого нужны талант и труд. А вот прославиться своим откровенным дневником или еще более откровенными фотоснимками куда как легче. Хотя среди тех, кто считает себя писателями, художниками, композиторами и скульпторами, графоманов и дилетантов еще больше, чем среди обычных людей. Спасибо, Эдгар, ты мне очень помог.

– Звони, если нужно. Ты вернешься в Москву?

– Нет. Я во вторник лечу в Италию.

– Здесь тебя ищут очень известные люди. Хотят попросить об одном расследовании...

– Больше ничего не говори. Я лечу в Италию к Джил и детям. Если они могут подождать, пусть ждут. Если не могут, пусть обратятся к другим специалистам. Ничего мне не говори, иначе я могу сорваться и вернуться в Москву. А я обещал Джил быть во вторник в Риме.

– Тогда больше ничего не скажу, – согласился Эдгар. – Передай ей привет. До свидания.

Дронго положил мобильник на место. Уже двенадцатый час. Он посмотрел на телефонный аппарат и заколебался. Может, не стоит звонить так поздно? С другой стороны, у него не праздное любопытство. Хитченс его правильно поймет. Дронго взял городской телефон, набрал номер отеля «Европа» и попросил соединить его с номером Хитченса. Тот сразу взял трубку, очевидно, сидел в своей комнате за столом.

– Как у вас дела? – поинтересовался Дронго.

– Если вы спрашиваете про интервью, то они заперлись в его комнате, – невозмутимо сообщил англичанин, – и, кажется, не собираются заканчивать в ближайшие несколько часов. Во всяком случае, господин Мовсани просил меня сегодня его больше не беспокоить. И запер дверь между нашими номерами со своей стороны, несмотря на мои протесты.

– Значит, интервью получится большим и интересным, – иронично заметил Дронго.

Хитченс не принял его подачи.

– Она собирается остаться у него в номере до утра. Как вы считаете, это не опасно?

– Если он страдает мочекаменной болезнью или у него проблемы с потенцией, то может быть очень даже опасно, – пробормотал Дронго, – хотя я полагаю, что она справится. Не беспокойтесь, мистер Хитченс, вас охраняют четверо людей. И еще наверняка столько же охранников внизу, в холле. Можете спать спокойно. Надеюсь, что завтра будет последний день ваших волнений в Баку. Или в Лондоне вы тоже постоянно прикреплены к нашему другу?

– Нет. В Лондоне мы меняемся, – невозмутимо сообщил Хитченс. – В любом случае спасибо вам за заботу обо мне. До свидания.

Дронго положил трубку. Он не мог предполагать, что до убийства оставалось меньше суток. Ему так хотелось, чтобы все благополучно разрешилось и послезавтра утром Мовсани со своим провожатым улетели наконец в Лондон. Он принял душ и отправился спать, чтобы проснуться завтра раньше обычного. Утром зазвонил городской телефон. Это уже безобразие. Дронго взглянул на часы. Половина девятого утра. Какой тип решил звонить в это время? Он подождал, пока включится громкоговоритель...