Стеклянный страж - Дмитрий Емец

«Ничего! – решила Даф, наблюдая, как онемевший телефон, вибрируя на мягкой подушке, высвечивает сто сорок третий неотвеченный. – Ему полезно! Когда у человека торчит нож в спине – он часто не видит его и даже и не чешется. Зато когда в пальце заноза – сразу в панику и бегом в больницу. Никогда не знаешь, что заставит человека встрепенуться».

В шесть утра Дафна открыла окно, чтобы за крыло выкинуть наружу Депресняка, который как-то слишком любознательно обнюхивал землю в цветочных горшках. За окном – шагах в пяти – между недавно посаженными деревьями она увидела мужскую спину. Спина переминалась с одной ходилки на другую, мерзла и кому-то трезвонила. Вид у мужской спины был крайне запущенный. Похоже, всю ночь она топталась на газоне, под самым общежитием, где на нее с верхних этажей сыпались вытряхнутые пепельницы.

Дафна подождала, пока спина сунет телефон в карман, и негромко произнесла:

– Слушаю вас с сугубым вниманием!

Меф вздрогнул, повернулся и подошел к окну.

– Я был последней сволочью… – начал он.

Ощущалось, что он зубрил эту фразу, пока топтался на газоне. Но вот считал ли он так в действительности? В таких случаях Дафна всегда предпочитала столкнуть лыжника с накатанной лыжни.

– Ты, как всегда, нескромен! – сказала она. – У тебя в голове что, все сволочи по порядку расставлены? По атомному весу? Почему если сволочью, то обязательно последней?

– Ну пусть передпоследней… – поправился Меф.

– Опять не то… Хоть ты и уступил пальму первенства, но под нажимом. Давай вообще уберем определение. Просто: «Я был сволочью!» Или лучше так: «Я был ослом, хотя мне и сложно сказать, каким именно по счету!»

– Слушай! Почему сразу ослом? Че ты на меня наехала? – возмутился Меф.

– Оп! – обрадовалась Даф. – Вот оно! Человек якобы ощущает себя последней сволочью, хуже всех людей, грязнее грязи, а как его пальцем ткнешь: «Че ты на меня наехала?» Нестыковочка! Ладно, не злись! Просто если говоришь какие-то слова, то сам себе верь хотя бы.

Меф засопел. Он всегда злился очень смешно и искренно, как маленький мальчик. Дафна это в нем любила.

– И что? Мне уходить? – спросил он хмуро.

– Да нет, – сказала Даф. – Почему обязательно уходить? Чаю можешь попить. Даже с заваркой.

Забраться в окно Мефу помешала решетка. Он дернул ее: сидит крепко. Рубить ее мечом Даф запретила. Тогда Буслаев принялся вспоминать забытые уроки. С первой попытки решетка стала свинцовой, со второй – покрылась многолетней ржавчиной, ее обвили плющ, шиповник и дикий виноград; с третьей – Меф превратил ее в чистое золото. Депресняк, точно издеваясь, прошел сквозь решетку несколько раз – туда и сюда. Ему-то она не мешала, разве только крылом задел однажды.

– Что, никак? – участливо спросила Даф. – Оставляй уж золотую, не мучайся. Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем ее спилят?

Меф снова напрягся, и решетка зашипела живыми, сросшимися между собой змеями. Депресняк выгнул спину и поспешно вывалился на газон.

– Ты этого хотел? Змей? – удивилась Даф.

– Да нет.

– А что?

– Превратить ее в шоколад, чтобы можно было перегрызть зубами! – сказал Меф недовольно.

Всегда неприятно, когда вместо того, чтобы сделать сюрприз, приходится давать кучу пояснений, почему именно сюрприз не состоялся. «Хотел купить тебе бриллиантовую диадему, но у них оказался обеденный перерыв. Пришлось купить шпроты и одну гвоздику», или «Ты не представляешь! Нес тебе дорогущего попугая, но он клюнул меня в палец и улетел!».

– Хороший замысел! Мой чай, твоя шоколадка… – оценила Даф, извлекая флейту.

Десять минут спустя, когда закипел чайник, они стояли у подоконника, пили горячий чай и перекусывали шоколадные прутья.

– Шоколадная решетка – это сильно! Никогда не пила чай с шоколадной решеткой! – сказала Даф.

* * *

У Эди и Зозо была общая семейная привычка. Не то одна на двоих, не то у каждого своя – поди разберись. Они выбрасывали все нужное и вечно хранили все ненужное. Вещи сваливались куда попало, на них горой нарастали другие, и гора постепенно начинала подпирать потолок. В последний момент экстренных сборов – а какие же сборы неэкстренные? – все с воплями швырялось на пол, пиналось, разгребалось. Потом все хваталось в охапку и забрасывалось на диван. Вечером же с дивана, тоже охапкой, переносилось на письменный стол – и так до бесконечности.

Даже обувь в коридоре требовала своей доли паразитического внимания. Один ботинок отыскивался обычно сразу, а второй вечно куда-то запинывался, так что регулярно случалось, что Эдя среди зимы топал на работу в летних туфлях или в июле – в зимних сапогах.

В общем, обычная история. Всякому известен закон поисков шариковой ручки, согласно которому проще купить новую, чем найти одну из пяти тысяч тех, что уже валяются где-то в квартире.

Однажды утром, ужаленный мухой деятельности, Хаврон стал разбирать свой письменный стол. Единственный ящик был забит настолько, что соглашался закрыться только после удара коленом. Среди квитанций оплаты за квартиру Эдя обнаружил непрочитанное письмо и вскрыл его:

«Дарогой Эйдуарт!

Зднем твоиго раждения на свет! Ни удивляйся шо я пишу так неграматна. Миня сгласила систра. Ты недумай, я ие тожи фдалгу ниосталас! Теперь я пишу ниграматна, а ана чириз каждые три слова гофарит «блин». Мы уже памирилис но сглас пройдет тока чириз гот.

Фья Трегдюймовочка»

Эдя присвистнул. Сколько же письмо тут провалялось!

«Ну ничего! Подарка ж все равно не было», – утешил он себя.

Едва он так подумал, как буквы на листе смешались, закружились и выстроились вот в какой текст:

«Ты нибось думаиш что нет падарка! Кагбы нитак!

Прехлобни моль и с фами ф ближайшее фремя праизайдет два нивероятных сабытия!»

Прежде чем Хаврон сообразил, о какой моли идет речь, от письма отделился белый, летящий короткими зигзагами мотылек и взмыл к потолку. Секунду или две Эдя тупо смотрел на него, а затем кинулся следом, хлопая ладонями. Моль то взмывала к потолку, то оказывалась над шкафом, то коварно плясала между лампочками люстры. Эдя гнался за ней, налетал на стулья, вспрыгивал с ногами на диван.

А мотылек все порхал и порхал. Казалось, он неуязвим. Пару раз Хаврону почти удавалось его прихлопнуть, но он проскальзывал между пальцами. Эдя оборвал люстру и ушиб колено, пытаясь вскочить на подоконник и настичь мотылька, присевшего отдохнуть на шторы.

Удар, удар! Эдя ощущал себя пулеметчиком, который долбит с крыши по низколетящему самолету. Мимо! Мимо! Снова мимо!

Внезапно моль исчезла. Хаврон по инерции хлопнул еще раз десять и только потом остановился. «Улетела!» – подумал Эдя. Рассеянно посмотрев на свои ладони, он обнаружил на них белую пыльцу.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});