Ковчег Могущества - Ольга Крючкова

Отец, помнится, тогда возразил, что деньги ему нужны на вооружение армии – иначе хетты в любой момент смогут напасть на Египет и поработить египтян на долгие годы, если не на века. Жрецы же, не желая расставаться со своими богатствами, так и не захотели выслушать его доводов.

Хитрый и дальновидный Ранеб служил в те времена всего лишь помощником Верховного жреца Инебу-Хеджа, однако именно поэтому достоверно знал, в каких именно храмах сокрыты несметные сокровища. Поэтому сразу по окончании совета явился к Тутмосу IV и выдал тайну местонахождении тайников Верховного жреца. В коих скопилось, по его расчетам, уже не менее ста тысяч талантов[54]. Тутмос пришел в неподдельные удивление и ярость одновременно, однако тотчас пообещал, что назначит Ранеба Верховным жрецом Инебу-Хеджа, если тот доставит во дворец хотя бы десять тысяч талантов.

Позднее отец рассказывал Аменхотепу, как по его приказу Ранеб привёл отряд личной гвардии фараона в храм Эннады египетских богов и уверенно указал местоположение всех тайников, устроенных под алтарями. Старый Верховный жрец, узнав о столь вопиющем факте предательства, проклял Ранеба, пообещав ему страшную мучительную смерть. После чего, схватившись за сердце, умер прямо у подножия статуи Атума.

Сразу вслед за этим Ранеб был объявлен Верховным жрецом Инебу-Хеджа, а Тутмос IV, благодаря обнаруженным с его помощью сокровищам, вооружил армию колесницами и благополучно разгромил армию хеттов.

И вот теперь, почти тридцать лет спустя, Ранеб угрожает ему, Аменхотепу – сыну фараона, приведшего его к власти! Что ж, видимо, таков закон жизни: одно совершенное предательство рождает впоследствии цепь аналогичных…

После долгих и мучительных размышлений Аменхотеп пришел к твёрдому решению: завтра утром он прикажет Джеру и его отряду верных маджаев арестовать Верховного жреца и заключить под стражу.

Глава 4

Вернувшись из кабинета в свои покои, Аменхотеп принял ароматическую ванну и с наслаждением возлёг на ложе. Сон, однако, долго не приходил: мешали события, воспоминания и сомнения последних дней…

Занавесь из тончайшего белоснежного хлопка отделяла его ложе от остального пространства покоев. В ногах, прямо на полу, разместились двое слуг, готовых немедленно выполнить любое повеление своего солнцеподобного господина. Поскольку ночь выдалась душной, в изголовье ложа стояли ещё и два юных нубийца, обмахивая фараона пышными опахалами из страусиных перьев.

Неожиданно дверь покоев распахнулась, и Аменхотеп ощутил нежный и возбуждающий аромат духов. Он догадался: вошла очередная девушка, присланная Теей, – время от времени жена «награждала» его какой-нибудь чаровницей из своей свиты для ночных любовных утех. Как мудрая и проницательная женщина, Тея сразу поняла, что после заседания государственного совета её божественным супругом овладело дурное настроение, поэтому решила пока воздержаться от самоличного посещения его спальни.

Сегодня царица прислала вместо себя Итмос – одну из самых прелестных девушек своей свиты. Итмос и впрямь была настолько хороша, что даже сам фараон не раз уже подумывал взять её в наложницы, но отчего-то всё не решался. Вероятно, потому что по-прежнему любил Тею и предпочитал её всем другим, пусть даже более юным и красивым женщинам. Тея же, прекрасно сознавая, что, согласно своему статусу, её солнцеподобный супруг вправе заиметь столько наложниц, сколько пожелает, благоразумно старалась ни к кому его не ревновать. Впрочем, сам Аменхотеп, надо отдать ему должное, на протяжении всей супружеской жизни не злоупотреблял этим правом.

Когда до слуха фараона донеслись первые звуки нежного позвякивания ножных браслетов, он ещё не определился окончательно, желает ли провести ночь в обществе юной обольстительницы или нет. Однако, после недолгих раздумий предложил-таки ей приблизиться к ложу.

Белоснежный полог тотчас откинулся, и взору Аменхотепа предстала неподражаемая Итмос.

– Я к твоим услугам, о, мой повелитель! – скромно произнесла девушка, опускаясь перед ложем на колени.

Аменхотеп с наслаждением вдохнул исходящий от её волос аромат духов.

– Ты пришла одна? – спросил он вдруг неожиданно даже для самого себя.

– О, да, солнцеподобный. Но если прикажешь, я приведу сюда ещё и прекрасных хетток с музыкантами. Мы развлечем тебя, о, божественный, и ты забудешь обо всех своих печалях! Мы усладим твой слух пением, а плоть укротим бесконечными ласками…

Голосок Итмос журчал столь мелодично и умиротворяюще, что Аменхотеп – вновь неожиданно для самого себя – согласно кивнул и коротко выдохнул:

– Веди!..

Итмос проворно поднялась с колен и скрылась за белоснежной хлопковой занавесью.

Несколькими минутами позже до слуха маджаев, охранявших покои фараона, донеслись музыка, восторженный смех и исполненные невыразимым счастьем возгласы фараона…

* * *

Маджаи, как обычно, несли круглосуточную службу на постах, разбросанных по всему дворцу, в том числе и у дверей покоев фараона. Джер, их непосредственный начальник, ежеутренне совершал обход постов.

– Да здравствует божественный Аменхотеп! – бодро произнес он, приблизившись к покоям Солнечного Гора.

Нубийцы, словно только что, очнувшись ото сна, вяло отрапортовали:

– Да дарует бог Татенен долгие годы нашему фараону!..

– Да поглотят скорпионы ваши гнилые внутренности! Вы что, спали на посту?! – взъярился Джер.

– Нет, нет, господин Джер… Сами не можем понять, отчего вдруг накатила такая слабость, – покаялся, опустив глаза, один из маджаев. – Прежде ничего подобного с нами никогда не случалось…

Джер собрался уж было изречь одну из своих любимых присказок – «Чтоб тебя бросили в яму с гремучими змеями!» или «Чтоб твое нутро выжрали шакалы, а останки растащили скарабеи!» – как вдруг почувствовал исходивший из царских покоев странный сладковатый запах. Интуитивно почувствовав неладное и рывком распахнув двери покоев Аменхотепа, он застыл на пороге как вкопанный: из статуэтки карлика Бэса, прикрепленной к противоположной от входа стене, струилась едва заметная струйка желтоватого дымка.

Один из слуг и несколько юных хетток-танцовщиц лежали неподалеку от изображения Бэса без признаков жизни: лица их были неестественно бледны, руки цеплялись неподвижными пальцами за горло, словно перед кончиной они боролись с удушьем.

– Измена!!! – возопил Джер, бросаясь к белоснежному пологу фараонова ложа.

Зрелище за пологом оказалось не менее страшным: лежавший на полу в обнимку с опахалом мертвенно-бледный нубиец, две обнаженные бездыханные хеттки на ложе, а между ними – сам фараон. Аменхотеп был ещё жив: судорожно вцепившись в собственное горло, он издавал нечленораздельные хрипы.