13 ведьм (сборник) - Елена Щетинина

Милиционер мотнул головой. Шагнул в комнату, раз. Другой…

Лелик Кашеврин стоял к Старшинову боком и смотрел вниз. Локоть его ходил вверх и обратно, словно он закручивал что-то. Щетинистый подбородок блестел от слюны. По щекам катился пот. Клетчатая ковбойка болталась мятыми складками. Трико с вытянутыми коленями бугрилось в паху. На участкового он не реагировал. Старшинов вскинул руку с оружием. Взгляд его скользнул правее. Окрик застрял в горле. Лелик тоже застыл. Сгорбленная сутулая фигурка справа от него резко выпрямилась…

– Й-и-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-и!!!

Старшинов выстрелил. Не прицельно – от неожиданности. Звук выстрела, обычно оглушительный в замкнутом пространстве, прозвучал не громче хлопка ладонями. Крик-мычание заглушил все звуки. Пуля ушла в сторону и смачно шлепнулась в стену. Пороховой гарью и не пахло.

Лелик повернул к Старшинову лицо. Гаденькая ухмылка обнажила пеньки зубов: «Напугал!» Горбатая фигурка развернулась на пятке, качнулась в сторону. Участковый охнул. Эхо мучительного крика металось в голове, перерастая в грохот – внутри ли, снаружи? – с потолка сыпалась труха.

Он смотрел на обнаженную спину с острыми лопатками: трепещущие мышцы. Порезы вспухли расходящимися краями. Ручейки крови соединялись в ручьи и, огибая полушария ягодиц, собирались на свободном участке сиденья венского стула, словно в чаше; кровь переливалась через край. Кожа на пересечениях распускалась багряными бутонами. Концы волос короткой прически слиплись в кровавые острия. Уродливый узел на шее, сбоку, намок от пота. В узле торчала короткая дюралевая трубка, которую Каша держал в руке. Тело на стуле трепетало. Короткие судороги пробегали волнами, голова жертвы тряслась. Шумное дыхание напоминало работу дырявых кузнечных мехов.

Тошнотворный ком подкатил к горлу. Пистолет в руке задрожал. Краем глаза Старшинов уловил движение и с трудом оторвал взгляд от истерзанного тела.

Седые букли Кашевриной ореолом окружали сморщенное личико. Не мигая, она смотрела участковому в глаза, приближаясь крохотными шажками. Половина лица скрывалась в густой тени. Морщины на лице шевелились, губы подергивались, словно она хотела виновато улыбнуться. И тут же новая мимическая волна стирала с лица всякое выражение, только лихорадочно блестели водянистые бесцветные глаза. Гул в комнате нарастал. У Старшинова завибрировали кости. В груди жгло неимоверно. Кашеврина выставила вперед сухонькие кулачки. Из правого торчало короткое окровавленное лезвие. Вязаный жакет на плоской груди измазан темными потеками.

Старшинов отступил на шаг:

– Е… Евдокия…

Дыхания ему не хватило. Звуки имени упали на пол и рассыпались вместе с непрозвучавшими «как? почему?». Женщина придвинулась. Волоски над верхней губой встали торчком. Сморщенный подбородок дрогнул. Зрачки резко сузились…

Участковый рефлекторно отшатнулся, закрываясь рукой. Нож ударил его в предплечье, царапнул по кости. Он почувствовал скребущий звук. Нога зацепилась за край ковра. Старшинов упал, Кашеврина выпустила рукоять, чтобы не упасть самой. Боль рвала руку, пистолет он не выронил, но и выстрелить сейчас не смог бы: пальцы онемели. Он ударил ногой, маховым движением, подсекая нападавшую. Кашеврина рухнула. Лелик заревел. Старшинов перехватил «макарова» левой рукой, вскинул…

Он нажал на спусковой крючок дважды.

Лелика отбросило, смяло, словно тряпичную куклу. Он уцепился за край стола и тяжело повалился, волоча за собою скатерть. Свеча опрокинулась, поехала следом за тканью, но не погасла. Она не погасла и после того, как, свалившись на тело Кашеврина, соскользнула на пол. Ее не накрыло складками. Крохотный огонек трепетал, извиваясь. Шевелящиеся тени прянули из углов, словно хотели погасить последний источник света. Справа от Старшинова зашевелилось.

Он сел, тяжело дыша. Нож торчал из предплечья. Пусть, не до него. Морщась от боли, он толкал тело каблуками, отползая на заднице, пока не уперся в стену спиной. Темнота завыла голосом Кашевриной. Пламя свечи облизало ближайшие кисти на скатерти. Повалил дым, занялось. Пятно света выхватило из темноты фигуру на стуле. Тело дергалось, стул качался…

– Сейчас, – забормотал Старшинов, не слыша себя. – Сейчас, сейчас…

Он пытался подняться на ослабевших ногах и разглядеть в неверном свете сумасшедшую старуху в том месте, где ворочалась куча тряпья. Адреналин гудел в его крови, словно пламя в печке.

– Сейчас, – повторил он и поднялся, опираясь на содрогающуюся стену.

Тяжкий удар вновь сотряс здание. Ноги подогнулись, участковый съехал на пол. Пыль смешалась с дымом, запорошила глаза. Старшинов закашлялся. Он отчаянно моргал, закрывая рот и нос рукавом. В дымной пелене отчетливо хрустнуло. Участковый снова поднялся, всматриваясь…

Рука с пистолетом упала вдоль тела.

Налитыми кровью глазами Ветрова смотрела прямо на него. Ее исполосованное тело было все так же прикручено к стулу и обращено к Старшинову спиной, но голова…

Челюсти шевелись, словно пережевывали веревку, рассекавшую лицо ножевой раной. Багрово-зеленые тени скользили по синюшным, отекшим щекам, лбу, глубоким, перекрученным складкам на шее. Что-то выпирало в сторону, словно кадык. Только…

Веревка лопнула. Шея Ветровой задергалась. Изо рта вывалился комок толстых, словно макароны, зеленых нитей и вяло распался. Челюсти женщины вновь задвигались.

– Пх’нглуи мглв’н…

Тело дернулось, звуки оборвались. В них невозможно было узнать голос Ветровой. Трещало пламя. Его языки лизали ножку стола. Под ногами Старшинова ползла к горящему телу сына Кашеврина. И выла. Запах гнилого озера и паленого мяса усилился. От дыма и вони участкового тошнило, но он не мог оторвать взгляда от того, что когда-то было человеческим лицом.

«Помоги мне?»

Зеленые нити на подбородке Ветровой зашевелись, приподнялись в воздух, потом задергались, совсем как макаронины во рту Каши.

– Пх’нглуи мглв’нафх…

Старшинов замотал головой. «Нет» застряло в гортани. Губы склеило намертво. Веревки, оплетающие тело Ветровой, лопнули. Концы со свистом заметались по комнате. Узлы хлестали по мебели, стенам, горящему телу Лелика, вышибая искры. Тело Ветровой сползло со стула, щелкая суставами. Кашеврина, воя, заползла в костер…

– Пх’нглуи…

Участковый поднял пистолет и выстрелил.

Потом, уже зажмурившись, он давил и давил на спуск.

Давил и после того, как затворная планка отскочила назад.

Автор выражает глубокую признательность Виктору Авдееву, автору ПРОЗЫ.РУ и человеку, отдавшему много лет службе в рядах МВД СССР – России, за любезное разрешение использовать в тексте некоторые детали его личного опыта. Спасибо, Виктор!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});