В заповедной глуши - Александр Мартынов

   Егор стоял возле неё на коленях и держал руку мальчика. Давно, видно, уже стоял. Увидев, что Витька очнулся, отпустил руку и сказал глухо, но не пряча глаз: "Витька... ради Христа... прости меня, падлу... Вот хочешь возьми ствол и кончи, но только прос-ти."

   Витька сел в кровати. Хотел что-то сказать, сам не помнил, что. Но вдруг захле-бнулся слезами - первыми настоящими слезами с тех пор, как умерли родители и сестра. И бросился на шею Егора. И это была уже не истерика, нет - просто обычные детские слёзы. От таких становится легче.

   Егор прижал к себе мальчика, и это было неуклюжее, но почти родное, не стыдное объятье. И что-то бормотал - такое же неуклюжее, смешное, но искреннее...

   ...Следующие полгода в жизни Витьки были самыми счастливыми - самыми счаст-ливыми с девяти лет.. В Егоре не осталось и следа от снисходительной покровительст-венности. Он относился к Витьке... то ли как к сыну, то ли как к равному. Нанял репети-торов, настоял на этом, и сказал, что с нового года Витёк пойдёт в школу - "и никаких, усёк?!". Почти всё свободное время проводил с мальчишкой. И тоже - не как кто-то там, а как отец. Почти не пил и очень стыдился, если приходилось выпивать "по делу" и обнаруживать это перед Витькой.

   Витька навестил свою прежнюю компанию. И потом регулярно помогал им, чем мог. Но уже через подставных лиц - видеться с мальчишками ему стало неловко, хотя, если подумать - чем он виноват? Просто ему повезло...

   А Егор как-то сказал ему за ужином: "Ну что, Витек, как думаешь? Хочу я бабки отстегнуть на семейный детский дом. Есть у меня человек - честный, как дурак, мой одноклассник типа. И детей любит - ну, как надо любит. Он с женой и завернёт всё, а я оплачу..."

   Витька изо всех сил закивал. И заулыбался...

   Егора убили через шесть дней.

   Он ещё жил в больнице, куда Витьку привезли его яростно-ожесточённые дружки. По пути отрывисто обсуждали, что "это Мухамеддинов, в натуре, больше некому. За тех селян, блин, на рынке. И чего Жорик вписался, дурак..."Витька не слышал. В его голо-ве был страшный стон, глушивший всё.

В палате Егор приказал всем выйти. Приказал самым обычным голосом, и Витька до сумасшествия обрадовался - да всё же нормально, он выздоровеет! Такой здоровый, такой сильный, что ему какая-то пуля?! И подскочил к Егору, едва закрылась дверь рос-

50.

   кошной палаты.

   "Помираю, братан, - сказал Егор. И надежда Витьки рухнула. Глаза Егора смотре-ли откуда-то из такой дальней дали, что это было даже не страшно, а грустно. Витька всхлипнул и прижался щекой к руке "братка". - Ну-ну...- улыбнулся тот. - Чего теперь... Ты не плачь обо мне, я не заслужил, чтобы по мне... ангелы плакали... - Витька хотел что-то сказать, но Егор покачал головой: - Погоди... Хотел я всё тебе оставить, чест-но. Но сейчас ты не потянешь. А вырасти тебе не дадут. Убьют, - просто и обыденно сказал он. - Из-за сраных бабок убьют. Очень просто. А теперь слушай и запоминай. И сделай только так. Клянись родителями."

   И когда Витька, давясь слезами, поклялся, Егор рассказал ему такое, что у Витьки замерло дыхание. А Егор сказал спокойно: "Теперь я умру. А ты беги, Витя. Беги изо всех сил... - он начал задыхаться, в палату набились люди, что-то делали, но Егор яростно отстранял их и хрипел: - К солнцу... прямо к солнцу беги... бе...ги... Витя... ты... живи... беги, не оста...навливай... вайся...там... люди... мы - мы прокля... кхххааа... кляты... по-мо... лись... помолись за меня... страшно мне... господи... Витя... - и потом, когда Вить-ка допятился до самых дверей палаты, Егор обмяк, его губы шевельнулись беззвучно, но Витька понял, прочёл по губам: - Прости."...

   ...Через час после этого разговора Витька выбрался из такси за околицей Санкт-Петербурга.

   В руках у него была спортивная сумка-рюкзак.

ЖИЗНЬ ВТОРАЯ, общая.

ПЫЛЬ, ПЫЛЬ, ПЫЛЬ . . .

Узнать, что воистину свято

И с кем разойдутся пути...

Ещё далеко до заката.

Немало сумеем пройти!

М. Семёнова.

1.

   Насчёт недели - Сергей Степанович не то чтобы переоценил силы сына, но скорей не принял в расчёт сложности передвижения. Валька был напуган - впервые, может быть, за всю жизнь, по-настоящему напуган, опасность, неведомая и от того ещё более страшная, чудилась ему повсеместно. Поэтому на седьмой день Валька, лёжа в кустах, рассматривал заправку, торчавшую посреди дороги недалеко от Смоленска.

   Ему хотелось есть, причём очень сильно. Вальку преследовали образы всего того, что он не доел в своей короткой жизни, а на заправке был магазинчик. Но ещё там были менты - торчали прямо рядом. Валька две недели назад возмутился бы, скажи ему кто-нибудь, что он будет бояться этих "зомби в сером", как называл доблестных российс-ких защитников правопорядка его отец, вычитавший это выражение у Черкасова. Но сейчас его буквально подчинила мысль, что под стеклом у их "нивы" - его портрет. И его схватят, как только он выйдет.

   Валька совсем замучился, особенно - наблюдая, как один из ментов лопает гамбур-гер. А когда "нива" наконец отъехала, появились два мотоцикла, на которых приехали четверо парней - примерно одних лет с Валькой. Они обосновались под навесом кафе - судя по всему, так же надолго, как и менты.

   Валька плюнул и выбрался из кустов.

   Он собирался просто купить поесть - побольше - и опять кануть в лес. Мотоцик-листы внимания на него не обратили, обсуждали что-то своё,передавая друг другу пиво. И Вальке внезапно очень захотелось поесть, сидя за столиком. Это было страшное ис-

51.

   кушение, которому мальчишка не мог не поддаться.

   Поставив между ног рюкзак, Валька разместил на столике большой запотевший стакан колы, тарелку картошки с кетчупом и сосисками, два пирожных - и плотоядно на всё это уставился, испытывая наслаждение от самой мысли, что сейчас примется за еду. Но внезапно шум за плечом отвлёк его от созерцания первого за несколько дней нормального завтрака.

   Оказывается, пока он увлечённо делал заказ, на сцене появился ещё один персонаж.

   Коротко стриженый мальчишка, светлые волосы которого поблёскивали медным отли-вом, был явным бомжонком - грязный сам, широкая камуфляжная куртка тоже не сли-шком-то чистая, джинсы отливают металлом от грязи, пыльные растоптанные кросс-совки... Около ноги мальчишки стояла большая спортивная сумка, глаза - недобро сощу-рены. Собственно, было от чего. Все четверо мотоциклистов, поднявшись, полукругом прижали его к углу станции и что-то явно "предъявляли". Мальчишка коротко отвечал, бросая взгляды туда-сюда.