В поисках правосудия: Арест активов - Браудер Билл

14 октября около десяти утра Рэнди и Ричард отправились на судебное заседание в зал 26Б в здании «Дэниел Патрик Мойнихан» на Фоли-сквер, прямо за углом от Федеральной прокуратуры Южного округа. Рэнди хорошо знал этот суд и вел в нем сотни дел. Зал, инкрустированный ценными породами дерева, с удобными мягкими стульями, местами для присяжных, трибуной для свидетелей и большой галереей для публики, вмещавшей до ста человек, производил впечатление своим колоритом и величием. Над местом судьи висела эмблема Министерства юстиции США.

Когда Рэнди и Ричард прибыли, около входа в зал уже была толпа. «Превезон» представляли шесть адвокатов из трех разных юридических контор, включая Джона Москоу и Марка Цимрота, адвоката из вашингтонского офиса «Бейкер-Хостетлер», того, что отвечал нам отказом на требования об отводе. Цимрот, мужчина с редеющими светлыми волосами и густыми седыми усами, был ведущим адвокатом по делу. Эту команду сопровождала свита младших юристов и их помощников. В галерее сидели праздношатающиеся граждане и зеваки. Похоже, это слушание было важным для «Превезона».

Томас Гриеса вышел в зал из своей комнаты, занял место судьи и ударом молотка в 11:15 утра открыл судебное заседание.

Гриесу назначил судьей еще президент Никсон. Хотя ему было 83, но выглядел он совсем стариком. Может быть, из-за того, что страдал каким-то искривлением позвоночника, отчего сильно горбился. Из-за этого недуга он почти не мог смотреть прямо и постоянно блуждал взглядом по своему столу. Любое движение давалось ему с большим трудом.

Рэнди начал первым, а затем передал слово Ричарду. Ричард продолжил, но в этот момент судья Гриеса попросил его говорить в микрофон — видимо, он еще и плохо слышал.

Ричард подошел ближе, но через несколько секунд судья снова перебил его. Он спросил, почему и зачем мы заявляем это ходатайство. Стало понятно, что он не прочитал ни одной из сотен страниц документов ни одной из сторон.

Хороший адвокат всегда готов к такого рода поворотам, и Ричард стал медленно и спокойно рассказывать судье Гриесе всю нашу историю. У Ричарда получалось хорошо, но тут судья начал задавать вопросы.

Через час выяснилось, что судья Гриеса перепутал цель сегодняшнего заседания. Он не мог понять, кто я такой и как связан с Джоном Москоу. Он не мог понять, как у «Превезона» оказалась часть украденных денег. В какой-то момент он даже не смог вспомнить, что изначально мошенничество произошло в России.

Ричард использовал всё свое терпение и знания о судье, чтобы попытаться развеять его туман, но ничего не вышло.

Цимроту было не легче. Он убеждал судью что поскольку я регулярно выступаю и рассказываю о Сергее, размещаю видеоролики на «Ютьюбе» и делаю презентации, рассказывая об афере с 230 миллионами долларов, то я давно утратил право на адвокатскую тайну.

Судья не мог уследить за всем этим.

— Еще раз, кто выступает с рассказами? — спросил он.

— Он публично выступает с рассказами, — объяснял Цимрот.

— Кто?

— Господин Браудер.

— Кто размещал что-то там в интернете?

— Господин Браудер и компания Hermitage. У них есть веб-сайт, Ваша честь, и они постоянно выступают с такими рассказами, каждый месяц.

— Кто рассказывает кому?

Даже Цимрот уже выходил из себя.

— Господин Браудер выступает с рассказами, — говорил он в микрофон, растягивая слова, — о господине Магнитском, афере с 230 миллионами долларов и почему Россия — это криминальное предприятие.

И хотя судья совсем запутался, но по каким-то личным мотивам он сочувствовал Джону Москоу, и когда адвокаты закончили прения, судья Гриеса объявил: «Отстранение от дела [Джона Москоу] для того, чтобы он не мог выполнять совершенно другую работу[?], — я не могу понять, зачем это компании Hermitage. Откровенно говоря, это как-то низко».

Судьи не могут вершить правосудие, руководствуясь «низкими» или «высокими» мотивами поступков. Они должны руководствоваться законом.

Мы явно проигрывали. В последний момент Рэнди попросил судью Гриесу о коротком совещании в его кабинете. Судья согласился, и Рэнди, Ричард, Джон Москоу и Марк Цимрот прошли в его покои.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Ричард представил судье стенограмму моего разговора с Джоном Москоу в день ареста Сергея — где Джон Москоу говорил о том, как отследить 230 миллионов долларов, оставивших «следы на снегу», — и стенограммы ряда других разговоров, охраняемых адвокатской тайной. Эти материалы опровергали утверждение Джона Москоу о том, что он никогда не помогал нам в поиске 230 миллионов долларов, а также и утверждение Цимрота о том, что я не делился с ними конфиденциальной информацией.

Закрытое совещание продолжалась больше часа, но и после этого судья Гриеса остался при своем мнении, хоть и согласился назначить повторное слушание на 23 октября.

Все происходящие приводило меня в бешенство, но одновременно я испытывал к судье чувство жалости. Мой отец примерно такого же возраста, он один из выдающихся математиков мира, лауреат государственной награды за выдающийся вклад в науку, награжден Национальной научной медалью. На пике своей карьеры он решал самые сложные нелинейные дифференциальные уравнения в частных производных, но теперь, когда ему за восемьдесят, простые задачи — такие, как оплата счетов за коммунальные услуги или включение сигнализации — стали для него проблемой. Видеть, как он разрушался, было, пожалуй, одним из самых тяжелых переживаний моей жизни.

Судье Гриесе следовало давно оставить свой пост. К сожалению, мы столкнулись с особенностью американской системы правосудия: для федеральных судей не существует предельного возраста пребывания в должности. Иными словами, они могут вести дела, пока не умрут. Я уверен, что в прошлом этот судья был львом на арене судебных баталий, но теперь он стал тенью прежнего себя, и мы расплачивались за это.

Эта мысль не покидала меня в течение всей следующей недели. Я всё сильнее волновался и поделился этими размышлениями с Рэнди накануне второго слушания. Он, конечно, не мог не заметить моего состояния, но сам выглядел спокойно и уверенно.

— Билл, не волнуйся. Я постараюсь склонить его в нашу сторону.

И вот все адвокаты снова собрались в судебном зале 26Б.

В этот раз Рэнди боролся за судью, апеллируя больше к здравому смыслу, чем к юридическим тонкостям.

Но чем больше Рэнди убеждал судью, тем больше росло раздражение последнего. Казалось, что Гриеса злился на самого себя, что не может сделать то, что раньше получалось так легко. Он не мог связать друг с другом две простые вещи. Он не мог понять, каким образом предыдущая работа Джона Москоу на нас вступает в противоречие с его текущей работой на «Превезон».

Постыдно было и то, что пока говорил Рэнди, Джон Москоу театрально приглушенно бросал в зал реплики типа «Это неправда!» или «Рэнди, как ты можешь так говорить?». С таким непрофессиональным поведением коллеги по цеху Рэнди столкнулся впервые, а судья Гриеса не пресекал это, так как был туговат на ухо.

Рэнди говорил почти полтора часа, терпеливо пытаясь пробиться сквозь мутный рассудок судьи. Потом с ответной речью выступил Цимрот. Понимая, что они одерживают верх, он был краток и уложился в десять минут.

Заседание подходило к концу, но в последнюю секунду Пол Монтелеони попросил слово, сделав последнюю отчаянную попытку развеять замешательство судьи. Он подошел к микрофону и следующие несколько минут объяснял ему, что Hermitage и «Превезон» — это две противоположных стороны в одном преступлении.

— То есть вы утверждаете, что «Превезон» сотрудничал с Hermitage, чтобы легализовать преступные деньги? — спросил судья, окончательно запутавшись.

— Нет же, — воскликнул Пол в сердцах. — Hermitage не сотрудничал с «Превезоном». Hermitage — это жертва преступления.

Я уверен, что все юристы в зале суда не могли поверить своим ушам. После сотен поданных страниц документов, двух слушаний и длительного уединенного совещания в комнате судья Гриеса так и не уяснил суть дела.