Спенсервиль - Нельсон Демилль

– А в Спенсервиле просто говорят: «Удачного вам дня, мистер Лондри. Очень рада была снова с вами повидаться». – Она сжала его ладонь в своей, повернулась и пошла.

Кит смотрел, как она переходила улицу, и краем глаза видел, что те три женщины продолжают внимательно рассматривать их обоих.

Он постоял еще какое-то время, не соображая, где находится, где он оставил свою машину и какие еще дела должен был сделать.

Кит почувствовал, что в горле у него застрял комок; он глянул в сторону парка, но женщины уже скрылись. Ему захотелось догнать Энни, взять ее за руку и сказать ее подругам: «Простите, но мы любим друг друга и уезжаем отсюда».

Но, возможно, Энни еще нужно какое-то время, чтобы заново все оценить, осмыслить. Быть может, теперь, когда она его увидела, ей в нем что-то не понравилось. Он обдумывал их разговор, повторяя его про себя, чтобы не забыть, и старался вспомнить то выражение, которое было у нее в глазах и на лице.

Насколько он сумел понять раньше, из ее писем, в последнее время ей приходилось очень скверно; но по ее глазам, лицу, походке этого не скажешь. На некоторых людях мгновенно отражается внешне любая неприятность, любая обида или разочарование. Энни Прентис всегда была неисправимой оптимисткой, веселой, уверенной в себе женщиной, и жизненным невзгодам никогда не удавалось согнуть ее.

Сам же он, наоборот, в целом преуспел в жизни и внешне выглядел довольно бодрым человеком, но все неприятности и невзгоды, все разочарования, печали и трагедии, которые ему довелось пережить самому или наблюдать со стороны, – все они навсегда остались в его сердце.

Бессмысленно теперь гадать, как сложилась бы их жизнь, если бы они с Энни в свое время поженились, если бы у них родились дети. Наверное, это было бы прекрасно. Им все всегда говорили, что они просто созданы друг для друга. Однако сейчас гораздо важнее разобраться, смогут ли оба они начать все сначала. Сидевший в нем циник подсказывал, что нет, не смогут. Но молодой Кит Лондри, тот, что был когда-то влюблен по уши, безоглядно, утверждал: да, сможем.

Кит отыскал свою машину, уселся в нее и запустил мотор. Где-то в глубине его сознания витала мысль, что у него еще остались дела в городе, но он все-таки направился домой.

Всю дорогу он вспоминал то раннее утро, двадцать пять лет назад, которое они встретили в ее спальне в Колумбусе. Рассвет еще только занимался, но Кит уже давно проснулся и сидел совершенно одетый. Он не отрываясь смотрел на спящую Энни; в комнате было жарко, и она, совсем нагая, лежала на спине – ее профиль, контуры тела, ее рассыпавшиеся по подушке длинные волосы он запомнил на всю жизнь.

Разумеется, он понимал, что встретятся они теперь не скоро. Ему, однако, и в голову не могло прийти, что следующая их встреча произойдет только через двадцать пять лет и что к тому времени весь привычный и хорошо знакомый им мир исчезнет полностью, бесследно. Тогда, в той комнате, ему приходили на ум мысли, что его ждет война где-то в далекой Азии, что его могут там убить; но в то время все это казалось ему чем-то предельно далеким. Простые ребята из маленького провинциального городка, они провели в колледже четыре года, которые показались им сплошной идиллией, а предстоявшие два года армейской службы – так, досадная помеха, колдобина на дороге, не более. Единственное, что его тогда по-настоящему волновало, – что после того, как они были так неразлучны в школе и в колледже, она будет по нему тосковать, почувствует себя одиноко.

Подготовку он проходил в Форт-Диксе; по окончании ее им должны были предоставить короткий отпуск; но вместо этого их батальон в пожарном порядке обучили азам борьбы с городскими беспорядками и перебросили в Филадельфию, где антивоенные демонстрации молодежи грозили перерасти в уличные столкновения.

Внешний мир в очередной раз вмешался в их судьбу, как всегда вмешивается он в жизни людей во время войны, но для Кита пока все это было внове.

Он сумел позвонить Энни из телефона-автомата, однако ее не оказалось дома, а автоответчиков в те времена не существовало. Потом у него еще раз выдалась возможность позвонить, уже поздно вечером; но теперь ее телефон был занят. В конце концов он написал ей, но прошло несколько недель, прежде чем он вернулся в Форт-Дикс, где его давно ждало ее ответное письмо. Общение в те времена было непростым; а на протяжении нескольких последующих месяцев оно и вовсе стало для них затруднительным, но уже в ином, более широком смысле.

Кит добрался до фермы и свернул на дорожку, что вела к дому. Он загнал «блейзер» за дом, поближе к саду, и остался сидеть за рулем.

Ему очень хотелось бы убедить себя в том, что все у них будет хорошо, что любовь действительно способна победить любые трудности и преграды. Раньше он полагал, что отдает себе отчет в силе своего чувства; но, если не считать воспоминаний, писем, а теперь вот сегодняшней встречи, он ведь совсем не знал нынешнюю Энни. Как она сама сейчас к нему относится? И как им теперь поступать? А главное, что предпримет в этой связи ее муж?

Глава одиннадцатая

Когда Кит Лондри подъехал к старой ферме, прежде принадлежавшей Бауэрам, где теперь жили Гейл и Джеффри Портеры, было уже семь часов вечера. Темнело сейчас все раньше, вечера становились все прохладнее, а небо к этому часу приобретало уже темно-багряный, с красноватым отливом, оттенок; все эти признаки означали, как помнил Кит, что лето подошло к концу.

Дом, обшитый снаружи досками, когда-то белый, но явно давно нуждавшийся в покраске, стоял почти у дороги. Кит еще только выбирался из «блейзера», держа в руках бутылки и оставленный Джеффри зонтик, а Гейл уже выскочила навстречу ему из двери, пересекла поросшую ползучими сорняками лужайку, обняла его, расцеловала и воскликнула:

– Кит, ты просто потрясающе выглядишь!

– Ну, я ведь работал мальчиком на побегушках, мадам, – улыбнулся он. – Но ты и сама замечательно выглядишь. И целоваться не разучилась.

– А ты все такой же, – рассмеялась она.

– Стараемся. – На самом-то деле он познакомился с Гейл только на последнем курсе, когда с ней начал встречаться Джеффри, и сейчас с трудом припоминал, как она тогда выглядела; в то время она была похожа на массу других девушек: таких же узколицых и длинноволосых, гибких и стройных, в подчеркнуто старомодных очках, не признававших косметики, носивших деревенского покроя платья и предпочитавших ходить босиком – все, как тогда было модно. Она и сейчас была одета в деревенское платье – возможно, настоящее, волосы у нее были все такие же длинные, и она и в самом деле была босиком. Кит даже подумал, что, наверное, и ему тоже стоило бы ради такого случая одеться в стиле 60-х годов. Гейл была по-прежнему тонкой и стройной и по-прежнему – как он успел заметить, бросив взгляд на низкий вырез ее платья, – не носила бюстгальтера. Ее нельзя было назвать хорошенькой раньше, не стала она привлекательней и сейчас; но и прежде, и теперь она была и осталась сексуальной. Кит протянул ей зонтик. – Вот, это Джеффри забыл.

– Удивительно, что он не забыл, где живет. Как я понимаю, вы с ним вчера неплохо посидели.

– Очень неплохо..

Гейл взяла его под руку и провела в дом.

– Джеффри говорит, ты был шпионом? – поинтересовалась она.

– Я уже припрятал свои плащ и кинжал подальше.

– Это хорошо. Не будем сегодня говорить о политике. Только вспомянем старое доброе время.

– Трудно будет отделить одно от другого.

– Это верно.

Открыв порядком покосившуюся дверь, они вошли в дом, и Кит оказался в гостиной, освещенной лишь лучами заходящего солнца и почти без мебели. Насколько он понял, обстановка в комнате была выдержана в стиле «модерн», принадлежала к тому европейскому стилю, который требует довольствоваться лишь минимально необходимым, и к тому же, по-видимому, при доставке была снабжена инструкциями по сборке, плохо переведенными со шведского на английский.

Гейл бросила зонтик в угол, после чего они прошли через столовую, обставленную в такой же манере, и очутились в просторной кухне, сочетавшей облик традиционной деревенской кухни с некоторыми нововведениями периода 50-х годов. Кит поставил сумку на рабочий стол, и Гейл принялась доставать из нее бутылки.

– О, яблочное вино! И крепленый сок! Как я их люблю!

– Это в порядке шутки. Но там есть и хорошее «кьянти». Помнишь тот маленький итальянский ресторанчик неподалеку от университета, «У Джулио»?

– Ну разве я могла забыть?! Там кормили скверными спагетти – в те времена их еще не называли «паста», – на столах были клетчатые скатерти и стояли свечи в оплетенных соломой бутылках из-под «кьянти». А почему твоя бутылка не в соломе?

– Интересный вопрос.

Она убрала яблочное вино и крепленый сок в холодильник и дала Киту штопор, чтобы он открыл «кьянти». Потом достала два стаканчика для вина, и он наполнил их. Они чокнулись – Гейл предложила тост: