Зеленая Миля - Стивен Кинг

9

Тут-Туту показалось, что четыре цента слишком мало за отличную коробку от сигар «Корона», и в этом он, наверное, был прав — коробки от сигар высоко ценились в тюрьме. В них можно хранить тысячу разных мелочей, от них шел приятный запах, а еще в них было нечто, напоминавшее нашим обитателям о свободе. Наверное потому, что сигареты разрешены в тюрьме, а сигары нет.

Дин Стэнтон, вернувшийся уже снова на блок, добавил цент, и я тоже бросил один. Когда Тут все еще упорствовал, в дело вступил Брут, сказав, что стыдно быть таким скупердяем, и пообещав, что он, Брутус Ховелл, лично вручит эту коробку в руки Тута на следующий день после казни Делакруа.

— Шесть центов, возможно и недостаточно, если говорить о продаже коробки, тут можно спорить очень долго, — сказал Брут, — но, согласись, это хорошая цена за аренду. Он пройдет по Миле через месяц, ну максимум через шесть недель. И потом коробка окажется под твоей тележкой еще раньше, чем ты узнаешь, что его уже нет.

— Да, он еще найдет себе мягкого судью, чтобы заменить приговор, и будет еще сидеть и распевать «Я позабуду всех друзей», — сказал Тут, хотя возил свою чертову тележку с библейскими изречениями с незапамятных времен, и у него было много источников информации… думаю, получше, чем у нас. Он знал, что для Делакруа не найдется добрых судей. Ему оставалось надеяться только на губернатора, а тот, как правило, не миловал людей, поджаривших заживо полдюжины его избирателей.

— Даже если он не получит отсрочки, эта мышь будет гадить в коробку до октября, а может, и до Дня Благодарения, — спорил Тут, но Брут видел, что он уже сдается. — А кто потом купит коробку из-под сигар, служившую мышиным туалетом?

— О Господи, — вздохнул Брут. — Большей нелепости я от тебя никогда не слышал, Тут. Дальше уже некуда. Во-первых, Делакруа станет поддерживать чистоту в коробке, так что из нее можно будет есть церковный обед — он так любит свою мышь, что вылижет коробку дочиста, если дело в этом.

— Ладно, с этим ясно, — согласился Тут, сморщив нос.

— А во-вторых, — продолжал Брут, — мышиный помет не проблема. В конце концов, это всего лишь твердые комочки, похожие на мелкую дробь. Вытряхнешь — и все.

Старый Тут понял, что лучше дальше не спорить. Он находился здесь давно и хорошо знал, когда можно позволить подставить лицо ветру, а когда лучше согнуться перед ураганом. В данном случае урагана не было, но нам, охране, нравился мышонок, и нам нравилось то, что он будет жить у Делакруа, а это означало по меньшей мере шторм.

Так что Делакруа получил свою коробку, а Перси сдержал слово: через два дня на донышке была постелена мягкая вата из амбулатории. Перси принес ее сам, и я видел страх в глазах Делакруа, когда он протянул руку сквозь решетку, чтобы взять вату. Он боялся, что Перси схватит его за руку и сломает пальцы. Я тоже слегка опасался этого, но ничего такого не произошло. Тогда я чуть было не стал хорошо относиться к Перси, но даже тогда невозможно было не заметить выражение холодного самодовольства в его глазах. У Делакруа есть питомец, у Перси тоже. Делакруа будет заботиться о нем и любить его, как можно дольше, а Перси — терпеливо ждать (во всяком случае так терпеливо, как только сможет), а потом сожжет его заживо.

— Мышиный «Хилтон» начал работать, — сказал Харри. — Теперь вопрос, станет ли этот мелкий тип им пользоваться?

Ответ на вопрос последовал, как только Делакруа поймал Мистера Джинглза в одну руку и осторожно опустил его в коробку. Мышонок тут же зарылся в белую вату, словно в шарф Тетушки Би, и отныне чувствовал себя здесь, как дома, пока… но конец истории о Мистере Джинглзе я расскажу в свое время.

Беспокойства старого Тут-Тута насчет того, что коробка от сигар будет полна мышиного помета, оказались совершенно безосновательны. Я никогда не замечал там ни комочка, и Делакруа говорил, что тоже никогда не видел… вообще нигде в камере, если уж на то пошло. Гораздо позже, примерно в то время, когда Брут показал мне дыру в балке и мы нашли разноцветные щепочки, я убрал стул из восточного угла смирительной комнаты и там обнаружил небольшую кучку мышиного помета. Он всегда приходил в одно и то же место для своих дел, причем как можно дальше от нас. И еще одно: я никогда не видел, чтобы он оставлял лужицы, а обычно мыши не могут закрыть свой краник больше чем на пару минут, особенно во время еды. Так что, уверяю вас, это создание было одним из таинств Божьих.

Примерно через неделю после того, как Мистер Джинглз поселился в коробке из-под сигар, Делакруа позвал меня и Брута к своей камере что-то посмотреть. Он так часто звал нас, что уже надоело: когда Мистер Джинглз переворачивался на спину, болтая лапками в воздухе, это было прекраснейшее зрелище на свете, особенно, если учесть ломаный французский. Но на этот раз действительно было на что посмотреть.

После осуждения о Делакруа почти все позабыли, но у него существовала незамужняя тетка, по-моему, она раз в неделю писала ему письма. Тетка прислала ему огромный пакет мятных леденцов, примерно такие сейчас продаются под маркой «Канада Минтс». Они походили на большие розовые таблетки. Делакруа не разрешили забрать весь пакет сразу, и понятно, в нем было больше двух килограммов, и он жевал бы их до тех пор, пока не попал в лазарет с расстройством желудка. Как почти все убийцы у нас на Миле, он страдал отсутствием чувства меры. Поэтому мы выдавали ему по шесть конфет, да и то, когда просил.

Когда мы подошли, Мистер Джинглз сидел рядом с Делакруа на койке, держал в лапках одну из розовых конфет и с довольным видом ее грыз. Делакруа лопался от гордости — он напоминал пианиста, наблюдающего, как его пятилетний сын играет свои первые сбивчивые упражнения. Но поймите меня правильно: это действительно выглядело ужасно смешно. Леденец был как половина самого Мистера Джинглза, и его белое брюшко уже блестело от сахара.

— Забери у него, Эдди, — сказал Брут со смехом и тревогой одновременно. — Боже всемогущий, он ведь лопнет. Я уже чувствую запах мяты прямо отсюда. Сколько ты ему скормил?

— Это второй, — Делакруа с тревогой поглядел на животик Мистера Джинглза. — Ты что, правда думаешь, что он… может лопнуть?

— Может, — ответил Брут.

Авторитета Брута было достаточно. Делакруа потянулся за полусъеденным леденцом. Я думал, что мышонок его укусит, но Мистер Джинглз отказался от леденца, вернее, от его остатков, совсем кротко. Я взглянул на Брута, а Брут недоверчиво покачал головой, словно говоря: «Не может быть». Потом Мистер Джинглз плюхнулся в свою коробку и улегся на бок с таким утомленным видом, что мы все втроем расхохотались. После этого мы частенько видели мышонка, сидящего рядом с Делакруа с конфетой, которую он грыз аккуратно, как пожилая леди на вечеринке, и от обоих шел запах, который я потом почувствовал в той дырке в балке — горьковато-сладкий запах мятных леденцов.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});