Дети ржавчины - Михаил Тырин

Я пробовал понять, что чувствуют люди, живущие в этих домах. Даже животным свойственно заботиться о чистоте среды своего обитания. Может, жители здешних мест не считают Город своим домом? Ведь в доме так не гадят. Может, они постояльцы или даже оккупанты?

Ничто, кроме округлых крыш, не напоминало мне ночных видений. В моих снах было чисто, уютно, хорошо.

Друг Лошадей тащил меня по улице, поминутно напоминая, что знает в Городе несколько "хороших мест". Я шел и видел, что Город тихо ликует. Он празднует пережитую атаку. Пару раз нам встречались свежие развалины, но они не портили настроения десяткам, сотням горожан, которые собирались группами на перекрестках, употребляли что-то из потемневших бочонков, орали, смеялись, некоторые дрались.

Когда мы проходили очередной перекресток, я заметил в разрыве между домов небольшую площадь, вид которой навел на мысль о ярмарке. Там находилось довольно много людей, а мостовая была завалена, как мне показалось, грудами цветных тряпок. Но отчего-то оттуда не доносился многоголосый гомон, который сопровождает столпотворения подобного рода. Мне даже стало не по себе.

- Обожди, - попросил я старика.

- Ну что? - с досадой скривился он. Похоже, его душа давно уже веселилась в одном из "хороших мест". А тело из-за меня запаздывало.

- Что там?

- Да не ходи...

Я вырвался из его цепкой хватки и зашагал на площадь.

Здесь никто не пел, не радовался, не поглощал спиртное. Обширное пространство между четырех длинных бараков было заполнено мертвецами, уложенными в несколько рядов.

Среди рядов ходили понурые люди, видимо, искали родственников. Кто-то тихонько скулил над телом. Угрюмые старосты переминались с ноги на ногу у стен. Поминутно привозили новых покойников - целыми повозками. Увозили же их обычно по одному.

Здесь не было ни слез, ни истерик, ни обмороков. Казалось, живые лишь раздосадованы, что им приходится брать на себя дополнительные хлопоты и терпеть ущерб. В этот момент я подумал: "А ведь еще ни разу за все эти дни до моих ушей не донеслось знакомого и старого как мир "я люблю". Нет, люди любили - поесть, поспать, добротно одеться - но не друг друга.

Впрочем, я тоже не испытывал сейчас ни ужаса, ни горечи. Наверно, сработала внутренняя защита, оберегающая человеческое сердце от слишком страшных картин. Я не воспринимал лежащие передо мной тела как останки еще недавно живых людей.

Меня поразило другое. Лишь некоторые из этих несчастных были просто раздавлены рухнувшими домами. Таких было меньшинство. Остальные же...

Я увидел мертвецов, потемневших и сморщенных, как изюм. Другие казались окаменевшими. У одного старика плоть была полупрозрачной, и сквозь нее просвечивали красновато-белые кости скелета. У двоих подростков-близнецов кожа пошла крупными трещинами и напоминала выжженную пустыню. Некоторые тела раздулись до огромных размеров. И такого было много, очень много - чем дальше, тем страшней!

Я не знал ни одного оружия, которое могло бы делать с людьми такое. Ни холод, ни пламя были не в состоянии так уродовать тела.

- Что с ними произошло? - спросил я у Друга Лошадей, который стоял у стены и с брезгливой усмешкой наблюдал, как я обхожу ряды трупов.

- Их убила Пылающая прорва.

- Но... как?

- Если бы мы знали, как она убивает, - вздохнул старик, - то, наверно, смогли бы себя уберечь.

Через несколько минут мы пришли в "хорошее место". Это был тесный, битком набитый гомонящими людьми трактир с грязными полами и липкими стенами. Перед глазами замелькали лица - Друг Лошадей поминутно меня с кем-то знакомил, орал в ухо, совал кружки с мутной брагой. Мой клинок как-то незаметно перекочевал к нему, но я не возражал. Здешнее пойло было, видимо, очень дешевым, и оно лилось рекой. Мне хватило одного хорошего глотка, чтобы возненавидеть этот гнусный кабак, а заодно и весь Город.

Большим преимуществом этого заведения как я понял, была бесплатная закуска. Посреди зала стояла бочка с квашеной капустой, но от нее шла такая вонь, что я старался не подходить близко. Да и не только я один.

Старика я быстро потерял из виду, он растворился в хмельной толпе, зато появилась масса новых знакомых, они что-то громко говорили мне прямо в лицо; продолжали передавать кружки и с кем-то знакомить.

Голова у меня быстро пошла кругом. Однако я себя контролировал. И сразу заметил, что в противоположном углу завязалась небольшая потасовка. Ее участники были уже очень здорово пьяны, ругани и грохота они производили существенно больше, чем хороших ударов. Но затем один потный здоровяк, крикнув "ага!", достал из-под рубашки предмет, похожий на маленькую гармошку, и с резким скрипом растянул его. Что-то произошло, сверкнула ярко-синяя вспышка, а несколько человек из числа зрителей с криками повалились на пол, заливая его кровью. В толпе завопили про старые вещи, и все кинулись бить здоровяка.

С меня было довольно. Я быстро нашел старика и попытался вытащить его из этого кошмара, но он не обратил на меня ни малейшего внимания. Ему здесь было весело.

Я вышел на улицу, с досадой понимая, что прогулка не принесла мне ни пользы, ни тем более удовольствия. Решил было вернуться в конюшню, даже сделал первые шаги. Но тут мой взгляд упал на Холодные башни.

Теперь они находились гораздо ближе и снова поразили меня своими размерами и глубокой, дьявольской чернотой, которая ощущалась даже сквозь висящую вокруг них туманную дымку. Пожалуй, стоило прошагать несколько километров, чтобы посмотреть на это в упор, или даже потрогать.

Я обернулся на пыльную улицу, на людей, на кабак, возле которого еще продолжалась возня и крики. И отправился в путь.

Я шел и шел, а Башни поднимались все выше, заслоняя небо. Я готов был поклясться, что на моей родной планете Земля нет ничего подобного. А появись оно - стало бы непременно одним из чудес света. Возможно даже, первым.

Улицы становились чище, дома - выше и богаче. В какой-то момент я понял, что мне здесь нравится. Самые сильные, самые богатые люди соблюдали порядок в своих защищенных Башнями кварталах.

Наконец я приблизился к Башням настолько, что смог различить шероховатости и мелкие детали на их боках. По каждой из Башен вверх уходили лестницы, крепления, связки трубок и обветшалых шлангов. Верхушки терялись в клубах тумана, который становился гуще с каждым десятком метров.

Подул холодный ветер. Я поежился и пошел дальше. Город оборвался неожиданно. Он закончился унылым замусоренным пустырем, за которым начиналась полоса кустарника. Я нашел в нем малозаметную тропинку, продрался по ней и наконец увидел в сотне метров от себя основание Холодных башен.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});