Стихийный мир. Морской эмир - Сильвия Лайм

внимания на новую игрушку своего коронованного братца.

Мальва выглядела подозрительнее всех, осыпая меня почти физически ощутимым презрением. Но на основе одного только взгляда обвинять ее было тоже не слишком разумно.

Я вздохнула. Шею защекотал поток теплой воды из жабр. Похоже, мне оставалось лишь плавать между камнями бесцельно в попытке найти выход из ситуации. К сожалению, всё осложнялось еще и тем, что с каждой секундой становилось всё холоднее. Я промерзала до костей и рисковала вскорости отправиться на тот свет по этой самой причине.

Нужно было выбраться отсюда! Но как это сделать? Меня всё сильнее захлёстывала паника.

В какой-то момент я поняла, что тяжело дышу, в виски бьет адреналин, а сердце дико и надрывно стучит где-то в горле. И я не могу остановить эту реакцию собственного организма. Магия тоже не слушалась и не отвечала: то ли я растеряла все свои слабенькие и неприрученные способности, лишь слегка задетые и пробужденные связью с эмиром, то ли море просто не слышало меня в этой части собственной вселенной.

Как колдун я все еще была, мягко говоря, не очень. И надежда спастись с каждой минувшей секундой все сильнее утекала сквозь пальцы.

Поэтому я замерла где-то между огромным камнем в форме гигантской головы и камнем поменьше, напоминающим дельфинов — сиамских близнецов. Довольно уродливое зрелище и в том, и в другом случае, но остальные камни были ненамного симпатичнее. Я уселась между ними прямо на чёрный песок, чувствуя, как меня едва заметно колышет донное течение. И закрыла глаза.

От холода уже стучали зубы, и соображать становилось все труднее. Но мне просто жизненно необходимо было сосредоточиться. Среди этих камней все равно больше нечего делать. Дольмены отчетливо показали мне, что без толку бродить и плавать между ними можно вечно.

Как только я села и чуть-чуть выровняла дыхание, мои серьги отяжелели, и вдруг в голове начали появляться какие-то смутные образы. Словно кто-то скребся в моё сознание, пробиваясь и пытаясь показать мне что-то.

Теперь уже я была гораздо более чувствительна к таким сюрпризам, чем прежде, и знала точно, что все происходящее мне не кажется. Это пробудились ото сна серьги гаруспика Рыжей синицы, а значит, стоит прислушаться к тому, что они мне скажут.

Сознание знакомо заволокло багряной пеленой. Ярко-красной, как глаза Сициана Алатуса Райя-нор из геноса Огненной луны, как свежепролитая кровь…

Мурашки царапнули спину, нырнули в нервы на пояснице.

А затем среди красной пелены замелькали уже привычные образы.

Искаженное страшной нечитабельной эмоцией лицо маньяка Эдуарда Церра.

Огненные крылья, от которых сжало под ребрами и стало трудно дышать.

Зеленые волосы Тирреса, перехваченные маленькими каменными колечками, и косы, которые вдруг ожили и превратились в щупальца изумрудного чудовища…

И крупная жемчужина, черная, как сожженное дерево, которое не отражает свет, лишь поглощает. Корни темных подводных водорослей, что оплели ее, словно лапы какого-то громадного животного…

Мне было все холоднее. Стук зубов уже начал заглушать все мысли.

Сожженная жемчужина все не исчезала, замерев перед глазами, словно стоп-кадр в фильме. А потом я вдруг услышала тихий пронизывающий шепот в своей голове:

«Позови меня… Позови. Позови. Позови…»

«И я приду…»

Липкий ужас сдавил грудную клетку.

Видение жемчужины исчезло, а на ее месте появилась я сама. Теперь я будто бы глядела на себя со стороны, откуда-то сверху. В одной руке у меня был кинжал, а другая выгнулась, будто показывая кому-то мое запястье.

Меня начало трясти.

А затем стало совсем страшно.

В видении полоснула себя по запястью, и все вокруг залило алым маревом крови. Моей собственной крови.

Образы исчезли так же, как и появились, — в облаке багрового цвета.

Но самое ужасное случилось, когда я открыла глаза. Потому что передо мной на черном песке лежал тот самый кинжал из моего сознания. Оружие, которого, клянусь, еще мгновение назад здесь не было.

Перед глазами потемнело.

Кинжал имел длинное волнистое лезвие и витиевато украшенную серебряную рукоять, инкрустированную голубыми и красными камнями. Но прикоснуться к нему было невероятно страшно.

Всё выглядело так, будто дольмены внушают мне убить себя. Они уже влияли на разум, водя меня по кругу, и вот теперь казалось, что это их очередная ловушка.

Магия внутри меня словно бы окончательно умерла. Теперь я не чувствовала ничего похожего на приятное ощущение, что когда-то родилось во мне в этом мире, — на щекочущее, струящееся по венам волшебство.

С другой стороны, в качестве выбора оставалось довольно мало: либо погибнуть от переохлаждения, либо от потери крови, если я всё-таки послушаюсь видений. Какая, в сущности, разница?

Дрожащие пальцы обхватили рукоять кинжала, и я глубоко вздохнула. Снова лишь вода защекотала жабры, и на этот раз она уже не была тёплой.

Пора было действовать.

Я закрыла глаза и со всей силы стиснула зубы. А затем резко полоснула кончиком кинжала по центру ладони.

У меня не было ни малейшего желания резать вены. В кровоток попала бы солёная вода, и кто знает, чем это кончилось бы? А впрочем, и так понятно, что ничем хорошим.

При этом не слишком глубокая рана на ладони вполне могла каким-нибудь чудесным образом оставить меня в живых. Именно поэтому я выбрала меньшее из зол и не стала поступать в точности так, как от меня требовало видение.

Это было больно. Я постаралась не обращать внимания и, стиснув зубы, прошипела, старательно представляя перед закрытыми глазами чёрную жемчужину, опутанную грязными водорослями:

— Зову тебя. Приходи.

Распахнув глаза, я увидела, что вода передо мной окрасилась в красный. Можно было махнуть рукой, и от этого создавался забавный эффект, будто бы я распыляю вокруг красный дым волшебства.

Но это был не дым — это утекала из меня жизнь.

Едва я успела испугаться, решив что сама сдуру приблизила собственную смерть, как случилось нечто невероятное. Прямо на моей раненой ладони возникло дивное маленькое существо.

Оно напоминало сверкающую сапфирово-синюю каплю с топазовыми переливами, внутри которой горели крохотные умные глаза.

А потом я и сама не заметила, как из раны прекратила течь кровь.

— Здра-а-авствуй, Алекса-а-андра, — мелодично пропела капля.

Её голос звенел и удваивался, будто кто-то играл на дивном, неизвестном мне инструменте.

— Я ра-а-ада, что тебе хватило сме-е-елости, — продолжала она, чуть склонив набок острую вершинку своей фигуры.

— А я вот не очень рада, — хмыкнула, стараясь подавить стучание зубов. — Мне холодно и страшно, а ещё я совершенно не знаю, как отсюда выбираться.

— Ты все узна-а-аешь, если будет на то твоя во-о-оля.

Каждый растянутый звук звенел и удваивался,