Унция надежды - Софи Джексон

В следующий раз Грейс увидела Макса только через два дня. Он сидел в городском кафе, у окна, склонившись над записной книжкой или небольшим альбомом для зарисовок. Волосы скрывали его глаза. Чувствовалось, Макс был целиком поглощен своим занятием. Грейс зашла в кафе. Взяв кофе латте и шоколадный маффин, она направилась к столику Макса, а подойдя, осторожно кашлянула. Макс поднял голову. На его лице отчетливо читалась растерянность.

Сегодня его глаза были темнее обычного. Под ними обозначились круги. Казалось, Макс не спал целую неделю.

– Привет, Макс, – поздоровалась она. – Как вы?

В ответ он лишь наморщил лоб, но Грейс это не смутило.

– Я люблю сюда заходить, – продолжала она. – Здесь готовят прекрасный латте. Не сравнить с тем, что подают в вашингтонских кафе. Там не кофе, а пойло.

Макс покосился на ее чашку, потом на свою. Слова Грейс вытолкнули его из транса, в котором он находился. Она затаила дыхание.

– Я скучаю по нью-йоркскому кофе, – признался он.

Вот удача!

– Могу представить, – подхватила Грейс. – Я помню нью-йоркский кофе. И рогалики. Какие божественные рогалики умеют там делать… Можно мне к вам присоседиться?

Его книжка оставалась открытой, но лежала так, что Грейс ничего толком не увидела. Книжка стала еще одной зацепкой.

– Я ни в коем случае не хочу мешать вашему занятию. Если что, так и скажите.

Макс торопливо захлопнул книжку, пододвинув к себе поближе.

– Вы мне не мешаете.

Грейс села. Макс засунул карандаш за ухо, потом скрестил руки на широкой груди. Пожалуй, у него были не руки, а ручищи. Многих они бы наверняка испугали, навеяв мысли о неуправляемой психике или преступных наклонностях. Но Грейс не было страшно. Она видела Макса за работой. Там вся его сила шла только во благо, позволяя ему действовать быстро и умело. А вот на людях этот сильный человек всегда терялся. Он сутулил плечи, стараясь казаться меньше. Иногда ей думалось, что Макс с удовольствием растаял бы или скрылся в стене – до того неуютно ему бывало среди людей. Что же могло случиться в его прошлом, если окружающий мир казался ему враждебным?

– Поделиться с вами маффином? – спросила Грейс, передвигая тарелочку на середину. – Они здесь такие громадные. Угощайтесь. Я лакомлюсь ими каждое утро.

Макс недоверчиво поглядывал на шоколадный маффин.

– Платяных вшей у меня нет, честное слово, – решилась пошутить она.

Грейс отломила кусочек маффина и отправила в рот. Макс неуверенно улыбнулся, но последовал ее примеру.

– Спасибо.

– Вам понравится. Кстати, я уже дня два вас не вижу. Мне даже страшно стало: где вас искать, если в новом номере опять прорвет трубу? – (Макс хмыкнул.) – Должно быть, вы заняты были, – продолжала допытываться Грейс, добавив в кофе еще порцию сахара.

Примерно раз в месяц ее отчаянно тянуло на сладкое.

– Не то чтобы занят… Дядя сказал, что пару дней вполне обойдется без меня. Я ведь далеко не все умею по строительству. А дядя не любит, когда путаются под ногами. Потому вы меня и не видели в доме… в вашем доме. Я… болтался по лесу.

Макс уставился на поверхность стола, но Грейс успела заметить непонятную печаль, которая тяжелым покрывалом лежала на его плечах.

– Болтаться по лесу – это здорово, – улыбнулась она. – У вас тут такие чудесные родственники. Все как на подбор.

– Это правда.

– Вы часто у них бываете?

– Нет, – лаконично ответил Макс, поворачиваясь к окну.

Солнечные лучи немного высветляли его волосы. В них мелькали золотистые искры.

– Я давно не был у дяди… А у вас тут есть родные?

Грейс удивил его вопрос. Но между ними завязался разговор, и это главное.

– Моя мама была родом из Западной Виргинии, потому я и приехала сюда. Но я долго жила в Калифорнии. Это родной штат моего отца. Родителей уже нет в живых. Из близких родственников у меня остался лишь младший брат. Он живет в Вашингтоне.

Макс смутился, чувствуя, что его вопрос затронул больную тему.

– Все нормально, – заверила его Грейс. – Мне очень недостает родителей, но жизнь продолжается. Вы согласны?

Его глаза округлились, а уголки рта начали складываться в замечательную улыбку, которая так нравилась Грейс и которую она так редко видела.

– Согласен, – произнес Макс, отламывая еще кусочек маффина.

Он приподнял чашку с остывшим кофе. На локте его спортивной рубашки Грейс заметила пятно черной краски.

– Вы занимаетесь живописью? – полюбопытствовала Грейс.

Пристальный взгляд Макса буквально пригвоздил ее к стулу. Потом, заметив пятно, он понял причину вопроса и поскреб пятно ногтями, пытаясь оттереть с ткани.

– Правильнее сказать, балуюсь.

– Хотела бы я взглянуть на ваши работы, – закинула удочку Грейс и, не дав ему ответить, продолжила: – А вот из меня художницы не получилось. Правда, мама любила возиться с красками. Кай, мой брат, – тот предпочитает графику. Ну а мой конек – фотоаппарат.

Макс внимательно слушал, не сводя с нее глаз. Грейс успела к этому привыкнуть: точно так же он слушал ее разговоры в баре.

– Я училась в художественном колледже. Собиралась стать профессиональным фотографом. Мечтала о собственной фотостудии. Потом… перестала. Но желание снимать не пропало. Аппарат таскаю с собой повсюду.

Грейс открыла сумку, показав Максу футляр с ее драгоценным «Никоном».

– Я помню, вы делали снимки дома и окрестностей. Почему же фотография осталась у вас на уровне хобби?

Как говорят, вопрос на миллион долларов. Грейс пожала плечами. Ее палец заскользил по ободу кофейной чашки, словно этим нехитрым приемом можно было удержать разум и не дать ему двинуться по жуткой дороге, которая вела в ее прошлое. В жуткий, отвратительный период ее жизни. Грейс очень хотелось поближе познакомиться с Максом, но не ценой рассказа о ее прошлом.

– Жизненные обстоятельства.

Ответ был туманным, однако, как ей показалось, вполне удовлетворил Макса.

– Да, – согласился он. – С жизненными обстоятельствами приходится считаться.

– Еще как! Особенно с неожиданными. Они выскакивают неизвестно откуда. Ты и опомниться не успеваешь, как уже лежишь на земле и пытаешься понять, что же с тобой приключилось.

Грейс пыталась говорить спокойно и даже с оттенком иронии. Что, какие струны задели ее слова в душе Макса? На мгновение его лицо изменилось, превратившись в гримасу непередаваемого страдания и боли. Прошло еще мгновение, и он снова захлопнулся, и опять тьма тяжелым покрывалом легла на его плечи.

«Кто тебя тянул за язык?» – мысленно отругала себя Грейс. От непринужденности их беседы не осталось и следа.

Макс откашлялся, затем потянулся к своей книжке.