Память – это ты - Альберт Бертран Бас

на несколько секунд.

– На что ты готов, чтобы выжить?

– На все, – ответил я.

По его глазам я понял, что такого ответа он и ожидал.

Тощему карманнику больше нечего было сказать мне, так что на ближайшем перекрестке он свернул и пошел прочь, пиная камешек, подскакивавший на мостовой. Да, я ненавидел его всем сердцем, но, увидев, что он уходит, почувствовал себя неожиданно одиноким. Может быть, он почувствовал то же самое, потому что вдруг развернулся, словно забыл задать важный вопрос. Улыбнувшись, он ткнул пальцем в мою гитару:

– Слушай, где ты обычно играешь?

8. Новый друг

Зима вошла в город с демонстративной жестокостью. Какая наивность. Будто растягивавшее дни солнце сильно облегчало нашу жизнь. Холод проникал в дома, и пока одни боролись, чтобы продержаться еще зиму, другие сдавались, понимая, что не доживут до весны.

Снова близилось Рождество, но песен не слышалось. Не было ни подарков, ни елок с огоньками, ни семейных обедов. Единственное изменение за последний год состояло в том, что всего стало еще меньше. Особенно оптимизма.

Война, казалось, никогда не закончится. Представляю, как были обескуражены те, кто предрекал ей конец через две недели после начала. Глупцы… Папа всегда повторял: если сам не понимаешь, что говоришь, то лучше молчи.

Прошел год с тех пор, как мы с мамой собрались бежать во Францию, и, оглядываясь назад, я удивлялся, сколько всего успело произойти за это время.

Триста шестьдесят пять дней с момента, как отец ушел и не вернулся. Я все сильнее убеждался в том, что он нас бросил, и начинал ненавидеть его. Я винил его в смерти мамы, в том, что остался один… Где же он? Где-то далеко от всего этого, в Южной

Америке? Но больше я терзался от непонимания, как так вышло. Это было совсем на него не похоже. Он никогда бы нас не бросил, разве только ради… Я не мог нащупать причину, и чем дальше, тем больше уверялся в том, что никогда ее не узнаю.

В жестянке скопилось уже прилично денег. Может, даже больше, чем нужно. И все же мне не хватало храбрости предпринять столь абсурдное путешествие… Но если отказаться от этой идеи – что тогда? Отбросить единственную подсказку, какой бы глупой они ни была, и положиться на туманное будущее? Это означало смириться с одиночеством.

Моя жизнь по-прежнему протекала наполовину на улице среди чужих ботинок, наполовину на кладбище среди покойников. Плюс книги и песни, которые я неустанно сочинял. Может, это было единственным отцовским наследством. Любовь к чтению и упрямое желание обучить меня игре на каком-нибудь инструменте, словно он знал, что меня ждет, и готовил к войне с одиночеством. С одиночеством, которое вдруг стало еще необъятнее в то утро, когда шеф сообщил мне о смерти Томеу.

Работа на кладбище стала тяжелее. Мне не хватало едкого юмора Томеу, его заразительного смеха, запаха его трубки. Теперь я работал в тишине, некому было со смешком пройтись по всем возможным богам. Я потерял хорошего друга. Единственного.

Сначала Томеу пропал на целую неделю. А потом люди рассказали нашему шефу, что его нашли мертвым в переулке после ссоры в таверне, которую он сам же и затеял. Идиот! Люди стали нервные, саркастические замечания Томеу были уже небезопасны. В конце концов его убил тот самый юмор, что помогал выжить. Бедняга…

Я выкопал ему могилу. В этом было что-то поэтическое: он меня этому научил, и теперь я старался для него же. На похоронах никого не было, кроме нас с шефом. Да и тот пришел, только чтобы вручить мне конверт на мое имя. На секунду я подумал, что уволен. Но то было не уведомление об увольнении, а прощальное послание. Шеф нашел его в вещах Томеу. Я дождался, пока он уйдет, и открыл конверт. Письма внутри не было. Только небольшой нож с резной деревянной ручкой. Я знал, чей это нож, и знал, кем становлюсь, унаследовав его. Теперь новым Верным Стражем Сна Сидящего Быка был я. Хотя, если честно, ножик не тянул на оружие мистического стражника. Доведись мне защищаться, я предпочел бы ему даже карандаш.

Я выкопал Томеу могилу рядом с маминой и похоронил с ним его трубку. Знаю, что он был бы рад. Сказал бы что-нибудь вроде: “Ты, как всегда, обо всем позаботился, Гумберт. Доберусь до неба, подсяду к некурящим и запалю ее в твою честь. И погляжу: они там правда добрые или берут кого попало, лишь бы место заполнить”.

Одним словом, я пел уже над тремя могилами. Потом отправлялся бродить по окраине кладбища и доходил до загадочных индейских захоронений. Хотя я узнал их тайну, они по-прежнему очень занимали меня и властно манили взглянуть хотя бы издалека. Я никогда не задерживался там надолго. Повторю: я не был храбрецом. Но в тот день решился. Если я стал новым Стражем, то должен был как минимум засвидетельствовать свое почтение.

Поскольку в первое посещение я содрал плющ с первых трех памятников, теперь меня встретили голые немые камни. Меня прошиб холодный пот, я еле сдерживался, чтобы не сбежать, как в прошлый раз.

Я подошел к другим надгробиям. Они плохо сохранились, но я с удовлетворением отметил, что все обстояло так, как рассказывал Томеу. Они были расположены полумесяцем. Я стал отдирать от них плющ, помогая себе ножом. Нож был старый и тупой, в конце концов я от него отказался. Очищая тринадцатый памятник, от усталости, а больше от раздражения на самого себя, оттого что непонятно чем занимаюсь, я поцарапался о стебли ежевики, которую не заметил под плющом. Я вскрикнул от злости – и в ту же секунду, клянусь, услышал какой-то шепот, словно поднявшийся от земли и обдавший мне сердце холодом. Я в страхе отпрянул, споткнулся и упал на землю, раздавив руками грибы и запутавшись в побегах ежевики.

Все здесь казалось болезненным и недобрым. Я торопливо поднялся и поспешил прочь от этого проклятого места, не в силах выкинуть из головы странный шепот. С тех пор я решил быть Стражем на расстоянии.

По пути я вынимал из пальцев занозы. Я поранился до крови и поднес руки к губам. Никогда не понимал людей, самозабвенно зализывающих раны. Привкус ржавого железа… Отвратительно! Эх, я только и делал, что клял свою кровь.

В сторожке я вымыл и перевязал руки. Меня всегда забавляла аптечка в таком месте, где все вокруг мертвы. Никогда бы не подумал, что из одного пальца может течь столько