Жилец. Смерть играет - Сирил Хейр

Генерал ничего не ответил на это предложение, удовлетворившись тем, что очень громко и свирепо откашлялся.

— Ну, так в чем дело? — повторила вопрос Сюзан, поскольку отец хранил молчание. — Ты ведь пришел не только для того, чтобы поворчать по поводу бедняжки Ганди, как я полагаю?

— Вообще-то я пришел поговорить с тобой о Га… об этой твоей собаке, ответил ее родитель. — Он влип в историю.

— В историю? Ганди? Отец, что ты имеешь в виду?

— Убийство овец.

— Но это какая-то нелепость! — воскликнула Сюзан, не на шутку всполошившись. — Ты же знаешь, ему такое и во сне не приснится! Я признаю, что время от времени Ганди гоняет старых кур, так, для забавы, но на овец он даже не посмотрит! Как ты мог такое подумать?

— Так думаю вовсе не я, — сказал генерал. — Так думает полиция.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что полиция разыскивает моего бедняжку Ганди?

— Я не знаю, кого или что они разыскивают, — раздраженно проговорил генерал. — Только ты знаешь не хуже меня, что в последнее время на известковых холмах было много шуму из-за овец, растерзанных собаками…

— Но никому даже в голову не приходило обвинить в этом Ганди…

— И полиция наводит справки. И я думаю, они совершенно правы, — поспешно добавил генерал, пока его опять не перебили.

— Но откуда ты знаешь, что они наводят справки о Ганди? — забеспокоилась Сюзан.

— Я сказал бы тебе это еще пять минут назад, если бы ты не перебивала меня все время. Они только что звонили из Льюиса.

— И спрашивали насчет моего милого Ганди?

— Спрашивали насчет большой собаки, принадлежащей мне. Я сказал им, что у меня никогда не было большой собаки, а вот у тебя есть.

— Отец!

— Но ведь это правда, разве нет? — тут же начал оправдываться генерал под осуждающим взглядом голубых глаз дочери. — Он — твоя собака, как я полагаю? Ты же знаешь, я никогда не брал на себя ответственности за него, никакой ответственности.

— И ты позволил им обвинить Ганди в растерзании овец и даже не заступился за него ни единым словом? — угрожающе спросила Сюзан.

— Конечно нет, моя милая девочка, — заверил ее отец. — Ничего такого и в помине не было. Его ни в чем не обвиняют. Говорю тебе, они просто наводят справки.

— Какие справки?

— Какого рода справки полиция наводит в подобных случаях? Откуда мне знать? Они просто… ну, наводят справки.

— По телефону? И предъявляют всякие ужасные обвинения…

— Никаких обвинений.

— Ну хорошо, инсинуации в адрес собаки — бедного ягненка, которого они никогда не видели?

— Ну что ты вбила себе в голову, — грустно произнес генерал Дженкинсон. Они хотят посмотреть на собаку — только и всего. Сержант или кто-то там еще уже на пути сюда, чтобы… ну, чтобы навести справки, как я уж сказал.

— И что ты ему скажешь, когда он приедет? — поинтересовалась Сюзан.

— Я вообще не собираюсь с ним видеться, — поспешно ответил генерал. — Я уйду на конюшню. Это твоя собака, и будет гораздо лучше, если ты сама с этим разберешься. Я не беру на себя ответственности, никакой ответственности.

Прикрывая свой отход излюбленной фразой для трудных ситуаций, генерал откашлялся в самой воинственной манере, вышел из комнаты и — поскольку он был человеком слова — действительно пошел на конюшню, где посвятил час безмятежному созерцанию животных, за которыми если и числились какие-то грехи, то уж, во всяком случае, не убийство овец.

Предоставленная самой себе, Сюзан некоторое время сидела молча. Потом ласково потянула Ганди за уши.

— Это ведь ошибка, правда, приятель? — прошептала она. Потом поднялась наверх припудрить нос. «Если это тот чудесный сержант Литлбой, который приходил, когда к нам влезли воры, то все будет в порядке, — подумала Сюзан. Но лучше все-таки не рисковать».

Примерно двадцать минут спустя напуганная горничная провела в столовую, увы, отнюдь не чудесного сержанта Литлбоя. Вместо этого перед Сюзан предстал человек совершенно незнакомый, в чем она готова была поклясться, но, тем не менее, вызвавший у нее какие-то смутные ассоциации. Сюзан невольно наморщила лоб, силясь его узнать, но потом, вдруг вспомнив о хороших манерах, пустила в ход свою самую обольстительную улыбку и предложила сержанту присесть.

Сержант опустился на стул, а когда это сделал, она с веселым удивлением заметила, что униформа ему довольно тесновата. Грудь полицейского распирала китель так, что пуговицы едва держались, а ворот явно затруднял ему дыхание. Сюзан очень захотелось предложить гостю расстегнуться, но она побоялась уязвить его достоинство. «Наверное, он запарился, пока ехал сюда на велосипеде из Льюиса», — подумала девушка, поскольку ее окна выходили на дорожку, и она видела его приезд.

Пока эти мысли проносились в голове его хозяйки, Ганди проводил свою собственную инспекцию. Лениво встав на длинные, неуклюжие лапы, он подверг незнакомца долгому, пытливому обнюхиванию. Прошло какое-то время, прежде чем он был удовлетворен. Запах форменных брюк вызывал у него смутную неприязнь. Было в них что-то такое, что действовало раздражающе на его собачье восприятие. Но вскоре пес успокоился. Какова бы ни была одежда, с человеком, в нее облаченным, все было в порядке. Инстинкт совершенно безошибочно подсказал ему, что это друг. Едва заметно вильнув хвостом, Ганди поплелся обратно к коврику перед камином и снова улегся, в согласии с окружающим миром. Сюзан облегченно вздохнула. Первый момент напряженности благополучно миновал.

Она перехватила взгляд сержанта и обнаружила, что тот улыбается. Невольно Сюзан тоже улыбнулась. Как это ни нелепо, собака, ставшая причиной всех этих неприятностей, похоже, их уже сдружила.

— Это то самое животное, мисс? — спросил он.

— Да, это Ганди. Правда, очень милый? — проговорила Сюзан в самой обольстительной своей манере.

— Он выглядит достаточно безобидно, — последовал осторожный ответ. Потом, с усилием вытащив какие-то бумаги из кармана обтягивающего его кителя, сержант продолжил: — Я уверен, мисс, вам самой кажется смехотворным, что ваша собака может быть повинна в такой ужасной вещи, как убийство овец. Но это дело серьезное, как вы наверняка прекрасно знаете, поскольку живете в овцеводческой стране. Мы все должны относиться к этому серьезно. Если так и дальше пойдет, нам придется выдавать всем пастухам огнестрельное оружие для защиты своих стад, и дело кончится тем, что по ошибке могут убить не то животное. У меня тут есть несколько исковых заявлений по поводу убийства овец в округе за последние несколько дней. Если вы сможете рассказать о перемещениях вашей собаки в рассматриваемый промежуток времени, мы сможем сообщить об этом, и он будет в безопасности. Думаю, что вашего пса очень хорошо знают в этой части света.

Сюзан кивнула, невольно впечатленная.

— Я сделаю все, что смогу, — пообещала она.

— Я в этом уверен, и позвольте заметить, что в ваших интересах привести имена независимых свидетелей, которые могут подтвердить ваши показания. Знаете, нам приходится проявлять дотошность в этих вещах.

— Да, конечно.

— Очень хорошо. Итак, первый раз — в понедельник, 16-го числа этого месяца, около четырех часов дня.

— О, это просто. Я тогда простудилась и сидела дома. Ганди был со мной.

— Ясно. Кто-нибудь видел его здесь — я имею в виду, помимо ваших домашних?

— Да, полковник Фоллетт приходил к нам на чай, я помню. Он хорошо знает собаку — всегда посмеивается над ним и его именем.

— Его адрес?

— Рокуэлл-Прайори. Это на другой стороне Льюиса.

Сержант записал имя, адрес и продолжил:

— Следующий день — в прошлый четверг, 19-го. Три часа дня.

Сюзан наморщила лоб.

— А, теперь я припоминаю, — сказала она после паузы. — В тот день я ходила на почту.

— Был с вами кто-нибудь?

— Нет, но миссис Хольт с почты наверняка вспомнит, потому что Ганди погнался… то есть ее кот бегал за Ганди по всему залу. Такой переполох поднялся.

Сержант рассмеялся.

— Великолепно! — заявил он. — Я повидаюсь с миссис Хольт на обратном пути. Теперь остается еще только одна дата — худший случай из всех! В пятницу, 20-го, то есть вчера, в течение утра.

— Я знаю, что это не мог быть Ганди, — торжествующе проговорила Сюзан. Вчера я каталась верхом на известковых холмах, и он все время был со мной.

— Вы уверены, что это было утро пятницы?

— Абсолютно. Накануне вечером я танцевала в Брайтоне.

— А почему это помогло вам вспомнить?

— Потому что человек… человек, с которым я танцевала, остался здесь у нас ночевать, и на следующий день мы вместе поехали на верховую прогулку. Сюзан разозлилась, почувствовав, что она залилась краской, пока это говорила, как девица начала девятнадцатого столетия.