Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А, это…
— Испанский тореадор на пенсии, так?
— Зато какие глаза. Не как у тебя. Твоих вообще не видно.
— Я не хочу, чтоб видели мои глаза.
— Почему?
— Если увидят, о чем я думаю, их уже не надуешь.
— Так ты позвонил сообщить мне, что сейчас бегаешь в наглазниках?
— Это ты и так знаешь. Я звоню сказать, что Пол опять хочет к тебе. Тебе это зачем-нибудь полезно?
— Нет.
— Так и думал.
— Он точно тебе звонил?
— Да.
— Ой, а у меня сейчас новый мужчина. Изумительный!
— Я Полу сказал, что тебя, вероятно, заинтересовал кто-то другой.
— Откуда ты знал?
— Уж знал.
— Гарри?
— Да, пупсик?
— Пошел ты на хуй… Нэнси бросила трубку.
Ну вот, подумал Гарри, я тут стараюсь мир восстановить, а разозлились оба. Он зашел в ванную и посмотрел на себя в зеркало. Боже мой, у него доброе лицо. Неужели им не видно? Всепонимающее. Благородное. Возле носа он заметил угорь. Надавил. Тот выскочил — черный и красивый, за ним тащился желтый хвостик гноя. Прорыв к победе, подумал Гарри, — в понимании женщин и любви. Он покатал угорь с гноем в пальцах. А может, прорыв — в способности убивать равнодушно. Он сел посрать, обдумывая эту мысль.
Пиво в баре на углу
Не знаю, сколько лет назад это было, 15 или 20. Я сидел у себя. Жаркий летний вечер, мне было тупо.
Я вышел за дверь и оглядел улицу. Большинство семей уже поужинали и теперь сидели и смотрели телевизионные приемники. Я дошел до бульвара. Через дорогу был местный бар — в старомодном здании, стойка деревянная, выкрашена зеленым и белым. Я вошел.
Почти всю жизнь я провел в барах, поэтому уже не воспринимал их так остро. Если мне требовалось выпить, я обычно брал выпивку в винной лавке, уносил домой и пил один.
Я вошел и отыскал табурет подальше от толпы. Не то чтобы здесь неуютно, просто я не в своей тарелке. Но если мне хотелось куда-то выйти, выходить больше было некуда. У нас в обществе интересные места в основном либо незаконны, либо очень дороги.
Я заказал бутылку пива и закурил сигарету. Рядовой местный бар. Все друг друга знали. Рассказывали неприличные анекдоты и смотрели телевизор. Была только одна женщина — старая, в черном платье, рыжем парике. На ней висело с десяток ожерелий, и она снова и снова подкуривала. Я уже пожалел, что вылез из дому, поэтому решил вернуться, как только допью пиво.
Вошел мужик, сел рядом. Я на него даже не посмотрел — неинтересно, — однако по голосу прикинул, что, должно быть, моих лет. В баре его знали. Бармен обратился к нему по имени, а парочка завсегдатаев поздоровались. Он взял пиво и посидел рядом минуты три-четыре, потом сказал:
— Ну как оно?
— Оно ничего.
— В наших краях недавно?
— Давно.
— Я тебя тут раньше не видел. Я не ответил.
— Сам из Лос-Анджелеса? — спросил он.
— Более-менее.
— Как считаешь, «Доджеры» в этом году прорвутся?
— Нет.
— Не нравятся «Доджеры»?
— Нет.
— А кто нравится?
— Никто. Я не люблю бейсбол.
— А что любишь?
— Бокс. Бой быков.
— Бой быков — это жестоко.
— Да, жестоко все, если проигрываешь.
— Но у быка нет ни шанса.
— Ни у кого из нас его нет.
— Ты такой агрессивный. В Бога веришь?
— В твоего — нет.
— А в какого веришь?
— Сам не знаю.
— А я вот в церковь хожу, сколько себя помню. Я не ответил.
— Можно тебя пивом угостить?
— Конечно. Принесли.
— Сегодня газеты читал? — спросил он.
— Да.
— Читал про пятьдесят маленьких девочек, что сгорели в бостонском приюте?
— Да.
— Ужас, правда?
— Видимо, да.
— Видимо?
— Да.
— То есть ты не уверен!
— Если б я там был, меня бы потом весь остаток жизни мучили кошмары. А когда только прочтешь об этом в газете, все иначе.
— Тебе что, не жалко этих пятидесяти маленьких девочек, которые сгорели заживо? Высовывались из окон, кричали.
— Наверное, было ужасно. Но видишь ли, это просто газетный заголовок, статья в газете. Вообще-то я об этом не думал. Я перевернул страницу.
— И ничего не почувствовал?
— Вообще-то нет.
Он немного посидел, отпил из стакана. А потом заорал:
— Эй, вот сидит парень, который, блядь, ни хуя не почувствовал, когда прочел, как в Бостоне заживо сгорели пятьдесят маленьких девочек.
Все посмотрели на меня. Я смотрел на свою сигарету. Минуту стояла тишина. Потом женщина в рыжем парике сказала:
— Будь я мужчиной, пинками бы гоняла его вдоль по улице.
— Ив Бога он не верит! — сказал мой сосед. — Ненавидит бейсбол. Он любит бой быков и смотреть, как заживо сгорают маленькие сиротки!
Я попросил у бармена еще пива — только себе. Он с отвращением толкнул мне бутылку. Два парня играли на бильярде. Тот, что помоложе, — здоровяк в белой футболке — отложил кий и подошел ко мне. Встал за спиной и давай сопеть, стараясь набрать в легкие побольше воздуху, чтоб грудь казалась шире.
— У нас хороший бар. Мы тут козлов не терпим. Мы им хорошенько даем по жопе, мы их тут месим, мы выбиваем из них говнище.
Я чувствовал, как он стоит за спиной. Поднял бутылку, вылил пиво себе в стакан, выпил, закурил. Рука моя ничуть не дрожала. Парнишка еще немного постоял, затем вернулся к бильярду. Сосед встал с табурета и ушел.
— Этот сукин сын — агрессивный, — услышал я. — Людей ненавидит.
— Будь я мужчиной, — произнесла женщина в рыжем парике, — он бы у меня пощады просил. Терпеть не могу такую сволочь.
— Так всякие Гитлеры говорят, — сказал кто-то.
— Вот мерзкие придурки.
Я допил, заказал себе еще пива. Парнишки продолжали играть на бильярде. Кто-то ушел, и замечания по моему поводу начали стихать, не унималась только женщина в рыжем парике. Она все больше пьянела.
— Мудак, мудак… ну ты и мудак! Воняет от тебя выгребной ямой! И наверняка еще страну свою ненавидишь, а? И страну свою, и мать, и всех остальных. Ай, да я вас таких знаю! Мудаки, дешевые трусливые мудаки!
Наконец около 1.30 ночи она ушла. Ушел и один из бильярдистов. Здоровяк в белой футболке уселся в конце стойки и заговорил с тем мужиком, который угощал меня пивом. Без пяти два я медленно поднялся и вышел.
Никто меня не преследовал. Я прошел по бульвару, отыскал свою улицу. Свет в домах и квартирах не горел. Я отыскал свой двор. Открыл дверь, вошел к себе. В холодильнике оставалось одно пиво. Я открыл и выпил.
Потом разделся, сходил в ванную, поссал, почистил зубы, выключил свет, дошел до кровати, лег и уснул.
Птица на взлете
Мы собирались брать интервью у известной поэтессы Дженис Олтрис. Редактор «Америки в поэзии» платил мне 175 долларов, чтоб я ее расписал. Меня сопровождал Тони с фотоаппаратом. Ему за снимки полагалось 50 долларов. Я занял магнитофон. Жила она в горах, ехать долго. Я срулил на обочину, глотнул водки, передал бутылку Тони.
— Она пьет? — спросил Тони.
— Вероятно, нет, — ответил я.
Завел машину, и мы поехали дальше. Свернули направо по узкой грунтовке. Дженис стояла перед домом, ждала нас. В брючках и белой блузке с высоким кружевным воротником. Мы вылезли из машины и направились к ней — она стояла на склоне газона. Представились, и я включил магнитофон на батарейках.
— Тони вас немножко поснимает, — сказал я ей. — Будьте естественны.
— Разумеется, — ответила она.
Мы поднялись по склону, и она показала на дом:
— Мы его купили, когда цены еще были очень низкие. Теперь бы он был нам не по карману. — Затем показала на домик поменьше, что прилепился к склону. — Там мой кабинет, мы его сами выстроили. Даже ванная есть. Пойдемте посмотрим.
Мы двинулись за ней. Она опять показала:
— Вон те клумбы. Мы их сами разбили. У нас хорошо растут цветы.
— Прекрасно, — сказал Тони.
Она открыла дверь к себе в кабинет, и мы вошли. Комната была большая и прохладная, везде индейские одеяла, а на стенах целая выставка. Камин, книжный шкаф, большой стол с электрической машинкой, толстым словарем, стопкой бумаги, блокнотами. Сама поэтесса была маленькая, стрижена очень коротко. Брови густые. Часто улыбалась. В уголке одного глаза у нее был глубокий шрам — точно вырезали перочинным ножом.
— Ну, приступим, — сказал я. — Ваш рост пять футов один дюйм, весите вы…
— Сто пятнадцать.
— Возраст?
Дженис рассмеялась, а Тони ее щелкнул.
— Женщина вольна не отвечать на этот вопрос- Она опять засмеялась. — Просто напишите, что я женщина без возраста.
Роскошно она выглядела. Я так и видел ее за кафедрой в каком-нибудь колледже — читает свои стихи, отвечает на вопросы, готовит новое поколение поэтов, жизни их учит. И ноги у нее наверняка неплохие. Я попробовал представить ее в постели, но не вышло.
— О чем вы думаете? — спросила она у меня.
- Музыка горячей воды (Hot Water Music) - Чарльз Буковски - Контркультура
- Вспышка молнии за горой (The Flash of Lightning Behind the Mountain) - Чарльз Буковски - Контркультура
- Юг без признаков севера - Чарльз Буковски - Контркультура
- Возмездие обреченных: без иллюстр. - Чарльз Буковски - Контркультура
- Великий и ужасный - Max Postman - Детективная фантастика / Контркультура / Русская классическая проза
- Сборная солянка (Reheated Cabbage) - Уэлш Ирвин - Контркультура
- Глаз бури (в стакане) - Al Rahu - Менеджмент и кадры / Контркультура / Прочие приключения
- Минздрав устал предупреждать… - Роман Черкашин - Контркультура / Русская классическая проза / Юмористическая фантастика
- Adibas - Заза Бурчуладзе - Контркультура
- Кот внутри (сборник) - Уильям Берроуз - Контркультура