Хозяйка Чёртова озера - Ксюша Левина

что ты делала… я только что осознал.

- Бывает, - безразлично киваю я.

- Я люблю тебя, - вдруг признаётся он.

Не скажу, что я удивлена, но сердце крепко сжимается, и я понимаю, что мне безмерно жаль, я даже заплакать хочу, вернее, я заплачу, но не перед ним.

- Я не могу сказать тебе что-то другое, - киваю я.

И от собственных слов становится ещё больнее, вот тут я сдержаться и правда не могу. Прижимаю руку ко рту, будто это меня остановит, но просто не хочется,чтобы он видел мою жалкую гримасу, но слёзы уже катятся. Такие горячие, каких при жизни я не помню.

- Но всё это ничего не решает?

- Нет, - я качаю головой и понимаю, что произнесла вслух самое страшное.

Я облажалась по полной, и если бы он сейчас клялся в любви, обещал быть со мной, я бы его возненавидела и начала презирать, считая слабаком. Он делал буквально то, что должен был. Он ДОЛЖЕН увидеть во всём этом мою ошибку и рассудить, как любой адекватный человек, что я не заслуживаю прощения. А если нет, то он дурак слабохарактерный. Я в нём видела не это, когда влюблялась.

- Мне жаль, - говорит он. - Я должен подумать. Как проходит суд? И где?

Он падает передо мной на колени, и я этот момент понимаю, он хочет что-то сделать. Ещё помнит всё, что было.

Помнит, как нам было хорошо рядом, как я просила себя обнять, как мы говорили, как я играла ему на скрипке, как он жалел меня, глупую и во всём виноватую девочку. Он же видел во мне неземное видение, которое его интриговало и завлекало своей безответственностью и нестыдливостью. А я до последнего не верила, что это всё возможно. Но возможно же!

И когда он целует сейчас мои руки, мои пальцы, колени и, обнимая за талию, утыкается в живот, я понимаю, что никогда не ощущала такой нежности и потребности в чьём-то тепле. Я преступница, которая лишится головы, и никто не скажет, что она этого не заслужила. Но мне так мучительно оставлять его.

- Кит, Кит, - вздыхаю, а слёзы уже бегут, и я даже не стесняюсь вытирать их тыльной стороной ладони и мотать головой в отчаянном рыдании.

- Прости меня, - шепчет он.

- За что?

- За то, что заставил поверить, что для тебя всё возможно.

- Ты не виноват, не виноват, - я не могу больше так, опускаюсь на колени перед ним, ловлю руками его голову, глажу скулы и прижимаюсь губами к его губам. - Я должна была всё осознать, это только моя вина, правда!

- Твоя, - отвечает он, рычит от отчаяния и безвыходности ситуации и снова ещё крепче меня обнимает. - Как же повезло мне в это вляпаться!

Он провожает меня. Мне предстоит долгий путь, который может пройти только такая, как я, преодолев многие мили, чтобы встретить собственную смерть.

А потом вдруг дёргается.

- Давай я сам тебя отвезу. Это же возможно?

- Давай, - киваю я и понимаю, что совершила самую страшную ошибку в жизни, согласившись, чтобы он меня отвез туда.

Мне больше не увидеть его влюблённых восхищенных взглядов исподтишка. Теперь он был всё время серьёзен и напряжен, контролировал себя, как ни один мужчина в мире не смог бы. Между нами была такая стена, что китайцы бы восхищенно присвистнули. То, что сделали я и Кит, было страшной ошибкой. Влюбиться, а потом открыть на всё глаза и навсегда разочароваться. Я поняла, что его всепрощающая натура не бесконечна и не безгрешна, а он понял, что мой образ больше роковой, нежели святой.

В тягостном молчании мы провели первые тридцать миль под шумный гитарный рифф и смену декораций, а когда стройное войско деревьев осталось позади вместе с осенним видом пригорода М, он остановился. Машину тряхнуло, я схватилась за сиденье и только потом поняла, что была пристёгнута.

- М-м? - тихо, будто провинившийся ребёнок, спросила я. Впервые в жизни хотелось стать маленькой и незаметной, но главное, чтобы меня не оставили.

- Ничего, - он покачал головой, его лицо было таким напряженным, какого я ещё его не видела. Глаза остекленели и глядели в одну точку, как ледяные алмазы, навечно скованные металлом застывших скул и плотно сжатых губ.

- Скажи, что я мерзкая, - шепнула я. - Давай покончим с этим? Обзови меня как-то плохо, не говори со мной, но останься рядом. Это важнее, чем я могла предполагать.

- Хорошо, - так же напряжённо кивнул Кит и завёл машину.

Мы молчали дальше, и у меня были мили на размышления. Как лягушка, тонущая в сливках, я вязла и путалась в своих воспоминаниях и мыслях, пока не захлебнулась и не разрыдалась. Кит притормозил, но не взял за руку и не пожалел. Ничего страшного, я и так чувствую по его вздоху, по тому, как он кашлянул, прочищая горло, что ему не всё равно. Ведь даже когда ты любишь чудовище, все равно не сможешь равнодушно выносить его слезы. Это разрывает тебя на части и, увы, закономерно.

Я не Гитлер, или кто там главное зло?

Но я определённо близка к этому парню, просто у него был мир, а у меня одно озеро.

- До того, как я поняла отчего болела, я мечтала стать волшебницей.

- И исцелять людей?

- Нет. Исцелить себя. А потом совершать разные деяния в самый последний момент. Где-то цунами, а я прихожу в последнюю секунду и всё решаю, а потом такая: «Не нужно благодарностей!»

- В этом вся ты, - сказал он и замолчал ненадолго, будто раздумывая, переваривая.

- Я мечтал, - он посмотрел по сторонам и перестроился, мы выехали на шоссе. - что куплю себе самолёт. Лёгкий кукурузник или типа того и не буду нигде жить, а буду летать из страны в страну.

- А чем зарабатывать?

- Не знаю, чем-то. Я никогда об этом не думал. Просто никогда не быть привязанным к месту. Прекрасно же?

- Наверное. Я всегда хотела своего места.

- А я свободы.

Мы снова молчали. Уж не знаю почему, но не могла я свое теперешнее состояние изменить. Как воздушный шарик, который можно легко проколоть, чтобы все страхи, недомолвки, непонимание, лопнув, разлетелись на мелкие кусочки. Просто не получалось и все! Хотя что, казалось бы, может быть