Любовница. Война сердец - Шерил Сойер

Можешь себе представить, как я отношусь к людям, которые без зазрения совести распускают все эти сплетни. Не так давно, до того как твоя подруга леди Горли отправилась в Эпсом, у меня с ней состоялся разговор. Она категорически настаивает, что ты должна дать отпор.

«Фронтальное нападение» — вот ее единственный совет. Помнишь, как кинули горящую деревяшку в повозку Горли во время мартовских набегов? Ей следовало поступить так же, как и мне, — подобрать и швырнуть ее в обидчика. Мне это стоило лишь пары испорченных детских перчаток!

Так что, дорогая моя София, я бы посоветовала тебе пока оставаться дома, и дать Лондону время все переварить. Потом все отправятся куда-то на лето, а вернутся они уже с головами, забитыми другими мыслями и сплетнями.

Лучше присоединяйся к нам в Брюсселе на месяц-другой. Эллвуд едет туда по заданию, а я должна ехать вместе с ним и малышами. На самом деле, и ты первая, кто узнает об этом, на подходе еще один малыш. Знаю, ты разделишь со мной эту радость! Эллвуд хочет, чтобы я была рядом с ним, и мое физическое состояние говорит, что в Брюсселе намного здоровее и воздух намного чище лондонского.

Ну, я сказала достаточно, чтобы вовлечь тебя в нашу компанию: озабоченный работой министр и беременная жена? Рекомендую тебе Брюссель, хотя бы как общеукрепляющее средство. Наша дорогая подруга Шарлотта Леннокс — знаток всех модных направлений в Англии. Тебя примут со всеми подобающими почестями.

Приезжай. Мы сто лет не виделись, а у меня сейчас нет возможности приехать к тебе в Клифтон, как ты милостиво предлагала мне — завтра мы уже отплываем. По крайней мере, напиши скорее, наш адрес — ниже.

С любовью от твоей благоразумной,

но все же впечатлительной подруги.

Следующим утром Себастьяну пришел ответ из Джолифф-корта: виконт де Серней встретится с полковником Кулом, как только последний пожелает, поскольку он сам всегда готов принять вызов. Своим секундантом Десерней назвал Эдмунда Пейна, лейтенанта гусар. Себастьяну пришло в голову, что, несмотря на все его старания, у Десернея все-таки еще были друзья среди оставшейся части армии в Брайтоне. Но все равно они скоро будут отправлены в Бельгию. А Десерней — в ад.

София продолжала заниматься своими обычными делами в Клифтоне, правда, в состоянии все нарастающего напряжения, а тем временем жизнь вокруг постепенно налаживалась. Ее отец отправился в Бирлингдин, чтобы справиться о кузене Себастьяне, и обнаружил, что тот прощается с подполковником, миссис Румбольд и миссис Гоулдинг, которые все вместе возвращались в Брайтон. Адмирал задержался совсем ненадолго, так как не хотел стеснять полковника Кула; тот выглядел нездоровым и слабым, хотя был очень благодарен за визит. Она не спросила отца, о чем они разговаривали — вопрос, терзавший ее столь сильно, больше не упоминался.

Гарри вел себя вполне привычно. Снова был одержим пони и с нетерпением ждал прибытия Шехерезады и лошадей из Эпсома, которые должны были приехать со дня на день. Он попросился в Нью-Хейвен, чтобы проститься с дедушкой, и София ответила, что подумает над этим.

Все, о чем она могла думать и что постоянно приводило ее в состояние, близкое к истерике, — так это то, что двое мужчин были готовы убить друг друга. После вчерашнего события не оставалось и тени сомнения, что вызов будет сделан, и не было никакой возможности избежать дуэли. Она станет смертельной: их обоих обучали убивать. А мужество и их решительность довести начатое до конца также не вызывали в ней никаких сомнений.

Оглядываясь назад, она с точностью могла сказать, что все было подстроено, но она все еще не понимала — кем. Женщина, более сведущая в интрижках двора, точно бы поняла, что оба мужчины преследовали ее, и узнала бы в учтивом, полном светских манер поведении Себастьяна те же глубокие мотивы и импульсы, которые влекли и Жака. Еще более умная женщина знала бы, как управлять столь пикантной ситуацией. Но она же слепо шла вперед, нарушая каждое правило. Ее интимные отношения с Жаком сделали его совершенно уязвимым, ранили Себастьяна и заставляли их обоих вступить на тропу войны.

Она не смела обратиться к Себастьяну: ничего, кроме унижения ему и ей, это не принесло бы.

Она не могла обсудить это и с Жаком; то, что он натворил днем раньше, убеждало ее в этой мысли.

Она не могла попросить отца как-то повлиять на ситуацию, потому что понимала, на чьей он стороне, а также и то, что он бы не в силах предотвратить эту дуэль.

Честь джентльмена была под угрозой, и другому джентльмену незачем было вмешиваться в сложившуюся ситуацию.

София не переносила конфликты и умудрилась сама же принести их в свой дом. Она ненавидела военные игры, которые мужчины разыгрывали между собой. И все же именно она стала причиной этой «Троянской войны».

Она предала все, во что так свято верила. Кроме любви.

В ее чувстве вины присутствовала и обида. Она не могла простить им, что они использовали Гарри в оправдание своим препирательствам. И здесь снова она обрекла себя на кошмар, поддерживая дружбу Жака с собственным сыном. Но со стороны Гарри это было обыкновенным делом: будучи ребенком, он вполне мог находиться на обеих сторонах.

Время от времени ее начинал волновать вопрос: можно ли было каким-то образом убедить Жака извиниться перед Себастьяном? Мог ли он преуспеть в дуэли, основанной на спорах из-за невинного ребенка? София была в полном отчаянии. Но на самом деле мотив был еще глубже, слишком серьезным для нее, чтобы суметь что-либо изменить. А по правилам дуэли извиняться уже было поздно.

В тот день она рано приказала подать обед, просто для того, чтобы хоть как-то отвлечься, но, сев за стол, поняла, что совершенно не может есть. Гарри и адмирал тоже сидели за столом — настоящая семья; жаль только, что отец уже должен был уехать.

В конце концов починенная карета прибыла из Нью-Хейвена, и они все вышли, чтобы осмотреть ее после тщательной реконструкции. София прокатилась в экипаже по двору, и Гарри везде старался не отстать от нее, наблюдая за лошадьми и извозчиками, а потом нанятый извозчик впряг лошадей, и все было готово к отбытию адмирала.

Прежде чем каретник уехал на выполнение новых заказов, он перекинулся с Софией парой слов на ступенях дома:

— Ваше превосходительство, могу ли я упомянуть вам одну важную, на мой взгляд, деталь?

Она обернулась, на ее лице явно читалось огорчение. Ему хорошо платили за работу, и она терпеть не могла вымогательства. Но нужно было взять себя в руки и выслушать все, что он хотел ей сказать.