Весь Роберт Хайнлайн в одном томе - Роберт Хайнлайн

они спохватились много времени спустя и не указали никаких подробностей.

6) Ученые, или философы, или метафизики, или кто там придумал воображаемый эксперимент "кошка Шредингера", утверждают, что кошка не жива и не мертва — она всего лишь туман вероятностей, пока кто-нибудь не откроет коробку.

Я в это не верю. И не думаю, чтобы Пиксель поверил.

* * *

Но жив мой отец или нет — там, в далеком двадцатом веке? И я заговорила об этом с Джубалом.

— Не могу тебе сказать, мама Морин, — ответил он. — А ты очень хочешь, чтобы отец твой был жив?

— Больше всего на свете!

— И готова рискнуть ради этого всем? Даже жизнью? Или, что еще хуже, полным разочарованием? Крушением всех надежд?

— Да. Готова, — глубоко вздохнула я.

— Тогда вступай в Корпус Времени и учись, как надо делать такие вещи.

Вскоре — лет так через десять-двадцать — сможешь составить план операции.

— Через десять-двадцать?

— Может и дольше затянуться. Но когда работаешь со временем, вся прелесть в том, что его всегда полно и спешить некуда.

* * *

Когда я сказала Иштар, что хочу уйти в бессрочный отпуск, она не стала спрашивать почему — только сказала:

— Мама, я давно уже вижу, что эта работа не приносит тебе счастья, и жду, когда ты сама это поймешь. — Она поцеловала меня. — Может быть, век спустя ты откроешь, что в ней твое истинное призвание. Торопиться некуда.

А пока будь счастлива.

И вот двадцать лет по своему личному времени и почти семь по бундокскому я отправлялась туда, куда меня посылали, и расследовала то, что мне поручали. В боевиках я никогда не состояла — я не Гретхен, чей первенец происходит и от меня (полковник Эймс мой внук от Лазаруса), и от моей брачной сестры Хейзел-Гвен (Гретхен ее правнучка). Майор Гретхен высокая, сильная, мощная валькирия, смерть врагу и с оружием и без.

Драка — это не для Морин. Но в Корпусе нужны разные. Моя способность к языкам и любовь к истории делают меня подходящей разведчицей земли Ханаанской — или Японии тридцатых годов, любой страны и планеты.

Единственный другой талант, которым я обладаю, тоже иногда пригождается.

Итак, после двадцати лет практики предварительных исторических изысканий, касающихся параллели № 2 во второй фазе Постоянных Войн я взяла свободный уик-энд и купила билет на пространственно-временной автобус Бэрроу-Картера, идущий в Нью-Ливерпуль 1950 года, с целью поближе изучить историю войны 1939–1945 годов. Хильда создала целую подпольную сеть во всех вселенных — один из ее сообщников устраивает рейсы на все исследованные планеты и во все параллели времени в рамках определенного интервала — могут доставить и в точную дату, если заплатишь.

Водитель только что объявил: "Следующая остановка — Нью-Ливерпуль, Земля Прим, 1950 год второй параллели. Не забывайте свои вещи в салоне!" и тут раздался треск, автобус накренился, сопровождающий сказал: "Пройдите к аварийному выходу — сюда, пожалуйста". Кто-то сунул мне ребенка, все заволокло дымом, и я увидела мужчину с кровавым обрубком на месте правой руки.

Наверное, я отключилась, потому что не помню, что было после.

И очнулась в постели с Пикселем и с трупом.

Глава 26

Пиксель-спасатель

После моего бурного пробуждения в номере гранд-отеля "Август" мы с Пикселем оказались наконец в кабинете доктора Эрика Ридпата и познакомились с его медсестрой Дагмар Доббс, тут же завоевавшей расположение Пикселя. Дагмар стала делать мне гинекологический осмотр и вдруг сказала, что сегодня фиеста Санта-Каролиты.

Хорошо, что она предварительно заставила меня помочиться в баночку, а то бы я, чего доброго, брызнула ей прямо в лицо.

Как я уже объяснила излишне подробно, "Санта-Каролита" — это моя дочь Кэрол, родившаяся в 1902 году по грегорианскому календарю, в Канзас-Сити на Теллус Прим, вторая параллель времени, код "Лесли Ле Круа".

"Каролинин день" впервые отметил Лазарус 26 июня 1918 года — это был обряд посвящения Кэрол, превращения ее из ребенка в женщину. Лазарус поднял за Кэрол бокал шампанского и в застольном слове, обращенном к ней, сказал, как чудесно быть женщиной, назвал привилегии и обязанности, связанные с этим новым восхитительным статусом, и объявил, что отныне и впредь 26 июня будет именоваться "Днем Каролины".

Назвать этот день именно так Лазаруса подтолкнуло воспоминание тысячелетней давности — или будущности, смотря в каком времени вы живете.

Однажды на дикой планете Новые Начинания он и его жена Дора отметили "Еленин день" в честь наступления половой зрелости у их старшей дочери Элен, с негласной целью повлиять на сексуальное поведение своих подрастающих детей и предотвратить трагедии вроде той, что случилась с Присциллой и Дональдом.

Ни у Лазаруса, ни у Доры, ни у меня не было моральных запретов относительно инцеста, но все мы боялись генетических и социальных его последствий. И Каролинин, и Еленин день помогают родителям справляться с проблемами секса у молодежи, с проблемами, которые так легко, но совсем не обязательно, могут привести к трагедии.

(Мериэн я больше всего презираю за ее наплевательское отношение к родительскому долгу. "Пожалеешь розгу — испортишь ребенка" — афоризм не садистский, а здравый. Вы загубите своих детей, если не будете наказывать их, когда необходимо. Уроки, которые вы не преподали им в детстве, преподаст позже и гораздо суровее жестокий мир, реальный мир, не принимающий извинений, мир tanstaafl <мир, где не бывает бесплатных завтраков> и миссис Мы-сделаем-тебе-то-же-что-ты-сделал-нам.) Несколько веков или несколько лет спустя — как посмотреть — Лазарус сказал мне, что он, не успев договорить свой тост, вдруг понял, что кладет начало самому распространенному празднику человечества — Дню Каролиты, и с тех пор все никак не может разобраться, что было раньше — курица или яйцо.

Курица там или яйцо, но Каролинин день с веками стал отмечаться на многих планетах — я узнала это, попав на Терциус. Обычно его празднуют просто чтобы повеселиться, вроде как японцы Рождество — это светский праздник, не имеющий никакого отношения к религии.

Но в некоторых цивилизациях он превратился именно в религиозный праздник и служит теократам своеобразным предохранительным клапаном день, в который разрешается грешить всласть, не опасаясь наказания, день сатурналий.

* * *

Пока я слезала с этого дурацкого холодного кресла и "одевалась" в свой кафтан из пляжного полотенца, доктор Ридпат и Дагмар посмотрели мои анализы и объявили, что я здорова, только не в своем уме, чему они оба, кажется, не придавали особого значения.

— Объясните ей, что к чему, Даг, — сказал доктор. — Я пойду приму душ и