Весь Роберт Маккаммон в одном томе - Роберт Рик МакКаммон

Он стоял и смотрел, как маленькие ручейки крови стекают к его подбородку. Первый, второй, третий… они пахли, как кровавые колбаски на парижском рынке — свежие, сделанные после полуночи. Похоже, Майкл был настолько голоден, что даже собственная кровь могла разбередить аппетит зверя.

Но сначала нужно было закончить с бритьем — движение за движением, волосок за волоском — пока кожа не станет гладкой. Некоторые участки были особенно трудными и неподатливыми, некоторые сдавались легко. Не единожды в жизни ему приходилось получать серьезные травмы лица, и в эти периоды он надолго забывал про бритье, поэтому твердая черная щетина теперь даже при регулярном бритье не желала исчезать без боя.

Боль в щеке осталась, но она была совершенно незначительной по сравнению с тем, что уже приходилось переносить. Да и что бы подумала о нем его русская семья, если бы он не мог выдержать столь слабую боль?..

Он не желал позволять своим мыслям овладеть им сейчас. Когда покончит с бритьем, то сможет подумать, что делать с мертвой женщиной, лежавшей в постели. А пока… стоит просто продолжать приводить лицо в порядок. Она ведь этого хотела…

Некоторые волоски сурово цеплялись — то тут, то там — но боли практически не было. Лишь первое движение заставило его проникнуть под кожу слишком глубоко.

Так он стоял в ванной, в номере 214 отеля «Гранд-Фредерик» с его позолоченными стенами, синим фарфором и золотисто-синей плиткой на полу. Он наблюдал за тем, как из семи небольших порезов начинает сочиться кровь, чувствовал ее запах, напоминавший о ранах и слабости, и размышлял о том, как он сам когда-то оказался раненым и истощенным посреди русской глуши — так далеко от этого умирающего города Берлина. Что было бы, если б не стая Виктора? Лесные хищники… лесные охотники бы съели его, вгрызлись бы в его легкие и сердце… растащили бы все остальное мясо, которое осталось от него, чтобы получить силы. Они бы оставили его кости маленьким насекомым, живущим в гнилых бревнах, и в мире ничего бы не изменилось. В нем было бы все правильно. Совсем не так, как сейчас…

Майкл Галлатин, урожденный Михаил Галлатинов, впервые увидевший свет в Санкт-Петербурге тридцать четыре года назад, больше не был уверен в собственной правильности.

Ничто в нем особенно не изменилось, за исключением бритвенных порезов… за исключением дымки в глазах и плотно сжатых губ. Он был худым и подтянутым, с широкими плечами, узкой талией и достаточным количеством мускулов, чтобы продолжать заниматься своей работой. Его черные, по-военному коротко остриженные густые волосы на висках чуть тронула седина. На левой щеке виднелся шрам, который начинался под глазом и тянулся к волосам — его оставил убийца в Северной Африке в 1942-м году. Были у Майкла и другие боевые отметины, но в целом — ничего ужасного. Ничего, что нельзя было объяснить женщине, что совсем недавно была жива… Совсем недавно она лежала на влажной простыни, опустив голову ему на плечо и блуждая своими любопытными пальцами по неровностям его плоти в желании изучить его солдатские отметины.

Он должен был вернуться и снова взглянуть на нее. Он подготовился к этому, как мог, его душа налилась сталью, однако с первым же шагом сталь обратилась в расплав. Он невольно задумался, убирая окровавленную бритву в тот металлический кейс, который она ему подарила, не следует ли после того, как он выпьет последний бокал шампанского и наденет мундир немецкого майора, поджечь кровать, чтобы отправить эту женщину в Вальхаллу надлежащим образом?

Все началось месяц назад, когда Майкл вернулся с пробежки ранним январским утром и обнаружил напротив своего отшельничьего дома в Уэльсе черный «Бентли Марк 5». Присев на капот своей машины, его ждал человек, который любил представляться именем Мэллори. Он заявил, что подождет, пока Майкл наденет какую-нибудь одежду, после чего им нужно будет прокатиться и поболтать.

— Во Внутреннее Кольцо было совершено проникновение, — сообщил Мэллори, когда они ехали по плохим местным дорогам, и мокрый снег то и дело залеплял лобовое стекло.

Разумеется, Майклу было известно о Внутреннем Кольце. Это была группа немцев, которая продолжала упорно бороться с Гитлером и его нацистами внутри страны. Среди них были ученые, которые делали все, что могли, чтобы саботировать оружейные проекты или задержать их реализацию. Сюда же входили секретари и помощники, делавшие заметки подслушанных разговоров или перехватывавшие сообщения. Состояло в этой группе и несколько железнодорожных диспетчеров, которые иногда посылали составы с боеприпасами на заранее заминированные пути. Священник (или даже несколько), настроившие радио на волну британской секретной службы и прятавшие кодовые книги с шифрами так, что сам Христос вряд ли сумел бы отыскать их, тоже примкнули к повстанцам. Проститутки и карманники, старые седовласые солдаты, у которых остались отметины еще с Первой Мировой Войны, и простые граждане с необычайным мужеством, в сердце которых жила надежда, что нацистская Германии сдастся англичанами или американцам и что это произойдет до того, как русские разберут их отечество по кусочкам — все они старательно работали в подполье.

— В кольцо проникла женщина, — сказал Мэллори. — Пробила себе путь соблазнением и профессиональными уловками. Ее зовут Франциска Люкс, она фотограф и журналист «Сигнала».

«Сигнал», насколько было известно Майклу, считался очень популярным глянцевым журналом, средством пропаганды немецких вооруженных сил, который пользовался спросом более чем у двух миллионов читателей.

— Кольцо распадается на части, — продолжал Мэллори. — Человек за человеком исчезает в штаб-квартире Гестапо в Берлине. Госпожа Люкс, похоже, неплохая… я бы назвал ее охотницей. Она вышла на след Внутреннего Кольца через глупость одного пострадавшего сотрудника, и сейчас она работает с членом Гестапо по имени Аксель Риттенкретт, который хочет не просто расформировать кольцо, он хочет уничтожить каждого его члена вместе с семьями. Мы пытаемся оказывать сотрудникам кольца поддержку, насколько это вообще в наших силах, однако случаются осложнения, из-за которых нам проблематично вывезти из страны примерно пятьдесят оставшихся сотрудников из ста. Некоторые из них сопротивляются самостоятельно: они не хотят бросать дело, ради которого могут отдать жизнь. Вот, почему нам нужен ты,