По ту сторону рассвета - Ольга Чигиринская

Берен поднялся с колен. Не то чтобы это было легко — но по сравнению с тем, что сделал Финрод, это было просто ничто.

Тело эльфа оказалось горячим, как печка.

— Ты почти расклепал слабое звено, — сказал он. — Скрути цепь и потянем ее вместе, всем нашим весом.

Берен сделал как он просил.

Они налегли изо всех сил, потом Финрод сказал:

— Все, — и, опираясь о стену, отсоединил цепь от слабого звена. Берен обхватил его за пояс. Вовремя — как раз успел не дать ему упасть, опустил осторожно, усадил спиной к стене.

— Дальше — сам, — тихо сказал Финрод. — И поспеши. Я буду жить сколько смогу.

Это была нелегкая работа, тут нужна не просто сила, тут нужна ловкость и чувствительность пальцев — а пальцы у Берена изрядно задубели. Как тогда, в Эред Горгор, — и, как тогда, на кончиках пальцев висела его жизнь. Проволока продета через проушину несколько раз, концы ее закручены и склепаны щипцами — если бы их заклепали молотком, может быть, надежды и не осталось бы вовсе… Может быть, ее и сейчас нет — той надежды, которую эльфы называют амдир. Но была еще эстель — и Финрод сумел вырвать цепь из стены и одолеть волчицу. Потому что у него была эстель Он просто должен сделать все, что в его силах и все, что он сможет выжать из себя, когда силы кончатся… Потому что Финрод — смог.

Время шло. Обламывая ногти, используя звено оборванной цепи, Берен сумел отогнуть прижатые к проушине и закрученные концы проволоки, развести их в стороны, разобраться, как их закрутили — по солнцу или против.

В Дортонионе лазать по скалам — любимое занятие мальчишек. Разорять птичьи гнезда, высматривать отбившихся от стада овец, срывать для девушек редкие цветы нимбесс, да просто хвалиться своей удалью… Наука пригодилась позже: взобравшись наверх, наблюдать за передвижением врага, оставаясь для него невидимым; сбросить камень или поразить стрелой как бы ниоткуда; по неохряняемой скальной стене пробраться в замок к предателю, убить — и исчезнуть бесплотным призраком; подняться к линии вечных снегов, перебраться через предвершинную седловину и спуститься по другому склону горы, сбивая волков со следа… У всех горцев очень сильные кисти и пальцы. Берен мог согнуть пополам монетку. Сейчас требовалось нечто обратное — разогнуть толстую проволоку, туго скрученную щипцами…

На середине работы он остановился, упираясь лбом в стену, отогревая пальцы во рту.

— Берен, — эльф, сидевший неподвижно, уткнувшись головой в колени, поднял лицо — Прошу тебя, не останавливайся. Я не знаю, сколько еще проживу. А если ты потеряешь сознание сейчас — ты потеряешь руку — самое меньшее.

— Ты еще тысячу лет проживешь… еще меня похоронишь, — ответил Берен, снова принимаясь за дело.

— Я не собираюсь этого делать. Поторопись.

— Ты выживешь, эльф. О другом и думать не смей — теперь-то. Тварь ты убил, кровь остановлена, замерзнуть я тебе не дам… Нас вытащат, вот увидишь.

— Да… Да, конечно…

Наконец — последний виток проволоки поддался. Берен высвободил руку из оков — и плюхнулся в грязь рядом с королем.

— Все хорошо, — сказал он. — Теперь все будет хорошо

— Да, — Финрод слабо улыбнулся — и вдруг его скрутило в судороге, он начал заваливаться набок.

— Аран! — горец подхватил короля, прижал к себе, положив его голову себе на плечо — эльфа продолжало крутить, не отпускало.

— Нет, — пробормотал Берен, растирая ему щеки и плечи, — Нет, не надо Ты же победил, Финрод, ты ее одолел, и кровь у тебя не идет больше — что с тобой?

Жизнь короля уходила. Берен чувствовал это — и ничего не мог сделать. Эльф дрожал так сильно, что можно было сказать — метался.

— Оставь, — Финрод стиснул его руку. — Не спасет… Трупный яд… Слишком много даже для меня. Лучше так. Знаешь… мне… уже… почти… не больно…

Берен знал. Последний подарок агонии: потеряв много крови, боль перестаешь чувствовать. Но это наступает только перед самым концом.

— Что мне делать, Ном? Что мне делать, чтобы ты жил?

— Пой.

— Что?

— Пой про мотылька. И возьми меня за руку.

Это было безумием. Но Берен запел — и словно просторнее, теплее, светлее сделалось в подвале Тол-И-Нгаурхот, Тол-Сирион, старинной башни Финрода Фелагунда.

Мотылек мой, мотылек,

Как затейлив твой полет!

Не лети на огонек -

Огонек тебя сожжет

Король сжег себя, — понял Берен. Дело не в ранах, не в потере крови и не в трупном яде — а в тех трех усилиях, в которые он вложил свою жизнь. Разорвал цепи, одолел волчицу и освободил своего друга и вассала, сына своей души Цена не могла быть меньшей — но кто потребовал этой цены?

Мотылек мой, мотылек,

Ты не слушаешь меня -

Как прекрасен и жесток

Золотой цветок огня…

Берен умолк — и Финрод тихо вздохнул. Дрожь прекратилась — но не потому что ему стало лучше. Финрод угасал, как угас Айменел. Король отправлялся за своим оруженосцем.

— Каждый платит сколько может, — проговорил он, сжимая ладонь. — Не больше. И не меньше. Каждый сам выбирает плату.

— А как же я рассчитаюсь с тобой за свою жизнь?

Финрод положил пальцы ему на губы, а потом уронил руку.

— На рассвете… шагну… с края тропы… — прошептал эльф на талиска. Потом перешел на квэнья. — Там, за морем… Не знаю, увидимся ли… в жизни… в смерти… Но я… буду… надеяться… Прощай.

— Прощай, — ответил Берен. — Namarie…

Или последнее слово Финрода было не прощанием, а — именем?

Берен почувствовал, как ослабевает пожатие рук, как леденеют пальцы короля…

Он остался один. Ничто не имело смысла.

«Финрод мертв. Все мертвы. О какую стенку мне теперь расшибиться?…»

В этот миг заклинание утратило свою силу — и сознание Берена захлебнулось в ледяном мраке.

А наверху взошло солнце…

Часть третья

Глава 18. Штурм

Лютиэн вышла на эту поляну, когда ночь перевалила за середину. Луна проливала свое живое серебро одинаково щедро: и на мохнатые, как лисьи хвосты, верхушки сосен, и на темные стволы, ровные, словно струны, и на неподвижные тела, лежащие на ковре из сосновых иголок. Иные были мертвы, иные живы. Мертвых было больше.

В этом месте было много смерти. Лютиэн спросила Арду — и Арда сказала: резня произошла поблизости около суток назад. Ни волки, ни птицы пока не прикоснулись к убитым — лишь один из них был покрыт словно чешуей из вороненой стали, матово поблескивающей и шевелящейся в свете луны. Лютиэн рассердилась и строго приказала муравьям оставить мертвеца, кто бы он ни был.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});