АНАЛОГИЧНЫЙ МИР – 2 - Зубачева Татьяна

— Умеешь.

— Всё лето со стадом кочевал, — улыбнулся Эркин. — Привык.

— Привычка — великое дело, — кивнул Роман, засовывая свой мешок под кровать. — Ну, я на боковую.

— Да, завтра рано вставать, — Эркин ещё раз оглядел тумбочку, где уже ничего не было, кроме нескольких неиспользованных талонов — их надо завтра сдать, когда сухой паёк будут давать — затянул на мешке завязки и засунул его к ящику под кровать, взял полотенце и пошёл в уборную.

Сашка и Шурка, необычно серьёзные, стирали своё бельё под краном и даже не брызгались, но большинство ограничивалось умыванием, не желая рисковать: а ну как не высохнет? В мокром, что ли, ехать? Застудиться легко, а на хрен ты больным кому нужен? Это уж точно.

Эркин быстро умылся, но обтираться не стал, уступил раковину и вернулся в комнату.

Все уже лежали, только Фёдор заканчивал сборы, да Ив ещё читал. Эркин повесил полотенце и стал раздеваться. Когда он лёг, Фёдор положил свой мешок на тумбочку и вышел.

— Гаси свет, Ваня, — сказал по-русски Роман и по-английски: — Завтра дочитаешь.

— Ага, — совсем по-русски отозвался Ив, отложил газету и встал, щёлкнул выключателем и лёг. И по-русски почти без запинки: — Спокойной ночи всем.

— Спокойной ночи, — ответил, не открывая глаз, Эркин.

— Спокойной ночи, — в один голос сказали Роман и Алёшка.

— Всем того же, — Грег повернулся набок, звякнув пружинами.

Вернулся Фёдор, уверенно прошёл к своей кровати, быстро разделся и лёг. Наступила ночная, но не сонная тишина. Вздохнул и резко крутанулся на своей кровати Алёшка.

— Чудно! — сказал вдруг по-русски Роман и продолжил, перемешивая английские и русские слова. — Ждал вот, надеялся, а пришло — и страшно чего-то. Смешно даже.

— Я понимаю, — медленно сказал Эркин. — И… и будто жалко чего-то.

— Чего жалко? Прошлой жизни? — негромко спросил Грег. — Хотя… привыкли уже, конечно, и… и ведь жили. Хорошо ли, плохо ли, но жили.

— А мне одного жалко, — подал голос Фёдор. — Поздно я про отъезд узнал. Ну, вещи у меня там кой-какие остались, одежда там, ещё… Ну, долги так и не собрал. Хотя… ясно было уже, что замотает. Обидно, но… ладно. Будем живы, наживём. А вот знал бы, что на последний кон игра пошла, я бы их, гадов, раздел тогда… классически. Без оглядки бы работал, не держал себя. А так…

— А язык подвязать не хочешь? — перебил его Роман. — Без оглядки жить ему захотелось…

— По сторонам всегда смотреть надо, — негромко засмеялся Грег. — И назад, и вперёд.

— Это в бою, да? — спросил Ив, благо, разговор уже шёл только по-английски.

— В жизни, — ответил ему Грег. — Чтоб назад не оглядываться, сзади удара не ждать, тыл надо иметь, семью. Справа и слева по флангам друзья прикроют, а впереди… ну, тут уже сам смотри.

— Прикрой тылы, следи за флангами и на прорыв! — засмеялся Ив.

— Всё так, но, — по тону Романа чувствовалось, что он улыбается, — но война уже кончилась, Гриша.

— Что? — переспросил Грег. — Как ты меня назвал?

— Гришей, а что?

— Верно, — сразу сказал Фёдор. — Грег — это же Григорий, значит, Гриша.

— Спасибо, — сказал по-русски Грег и опять перешёл на английский. — Кончилась чужая война, Роман, а наша война ещё идёт.

— Чужая, да не совсем, — голос Фёдора необычно серьёзен. — Но ведь выжили. А значит, и проживём. Как думаешь, Мороз?

— Хуже, чем было, уже не будет, — задумчиво ответил Эркин. — Всё так, но… Нет, страшно, конечно, но обратного хода нет. Обратно только в Овраг, больше мне некуда.

— Не тебе одному, — с непривычной резкостью сказал Ив.

— И это верно, — хмыкнул Фёдор и по-русски: — Ладно, мужики, спим?

— Спим-спим, — Роман шумно вздохнул и повернулся, скрипнув пружинами.

— Спим, — согласился Эркин.

Он лежал на спине, закинув руки за голову. Как всегда. Как привык. Как приучили в детстве. И слушал, как сопят, храпят и вздыхают во сне его… кто они ему? Друзья? Да, получается так. Но завтра они уедут в Центральный лагерь, а там… там они могут и не попасть в одну комнату. И из Центрального в Россию они же тоже не вместе поедут. Все говорят, что их будут по всей России распихивать, чтобы не скапливались в одном месте. И что же получается? Получается, что опять: только подружились и разлучили. А Ив? Ив остаётся. И ведь тоже… хороший парень, а больше не увидимся. А Мартин? Арч? Одноухий? Губач? Грошик? Проныра? Ну, Проныру убили, да и не был тот ему другом. А парни в госпитале? Он даже имён не запомнил. Да чего там, не спросил. Они его из своих пайков накормили, промазали всего, а он… И раньше… Нет, раньше он сам себе воли в этом не давал. Всё равно беляки отнимут, изгадят, надсмеются… Одному было легче. Когда ты один, тебя только по телу бьют, душу не затронут, не достанут до неё, а откроешься кому-то другому — вот тут тебе по самому больному и вдарят. Как этот… майор, вроде, всё хотел по душе. За Женю, за Андрея, даже за Фредди и Джонатана. Про Алису, видно, не знал, а то бы и её приплёл. Сволочь мундирная, охранюга. "Отреклись от тебя". Дурак, мне же легче от этого. Раз отреклись, значит, за меня их не потянут. Они сами по себе, я сам по себе. А… а всё равно больно. Ну, Джонатан, он — лендлорд, ему главное — выгода, одно слово — управляющий, но Фредди-то… ведь в самом деле, у одного костра спали, ведь Фредди сам себя пересиливал, в жгут скручивался, чтоб… чтоб с ними на равных стать, и держался этого уже до конца. А в Мышеловке… прискакал тогда, так даже страшно стало, что с кольтом на автоматы пойдёт, приготовился часового за ноги валить, чтоб хоть как-то на себя отвлечь… А Фредди… Без звука оружие отдал, нет, потом и права качал, и слова всякие говорил, но видно же было, что испугался. И в Крутом Проходе Фредди тоже… от страха психанул. Значит, и здесь… не сумел от погонника отбиться, подписал, что велели. Хотя… а кто я ему, чтобы за меня на пулю нарываться? А всё равно. Умом понимаешь, а сердцу больно.

Эркин глубоко вдохнул, задержал дыхание и медленно выдохнул. Ладно, всё это уже в прошлом. Отрезано. И думать об этом нечего. И не такую боль зажимал, заставлял себя забыть. Он повернулся набок, натянул одеяло на плечи и подсунул угол под щёку. Вот так, чтобы всякая дрянь прошлая в голову не лезла. Не проспать бы завтра, ждать его никто не будет. И будить специально — тоже. Все уже спят. Один он дурью мается, прошлое перебирает. Грег прав. Нет, Гри-ша. Живой о живом думать должен. А прошлое что мёртвое. О мёртвом думать — мертвяка накликать. Всё, хватит.

Но спал он плохо. То и дело просыпался, смотрел на часы. Да и остальные так же. И ещё шести не было, как в коридоре захлопали двери, хотя на чай и за пайком сказали приходить к семи.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});