Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15 (СИ) - Ваксберг Аркадий Иосифович

— Министерством уже отпущены деньги на осушку болота, — сказал Швецов. — Я специально за этим ездил в Москву. Доказывал, убеждал и добился.

— Это еще не решение вопроса, Леонид Петрович, — заговорил Острецов. — Сперва надо осушить весь район, а уж потом думать о строительстве в том направлении. Согласитесь, что мы допустили ошибку, остановив свой выбор на мало подходящей для жилья территории.

— Но комбинат растет, растет с каждым днем, — сказал Швецов. — Где же прикажете селить людей?

Слово взял секретарь парткома комбината Ларионов:

— Вы отлично знаете, товарищ Швецов, что в участках для строительства новых домов у нас недостатка нет. Надо только оглянуться в сторону города. Городские окраины, отделенные от комбината защитной лесной полосой, — вот где следует строить. Лучших участков и не придумаешь.

— Согласен, — сказал Швецов. — Мы и будем там строить, но сейчас речь идет о расширении поселка. Строительство в черте города — дело, которое так сразу не решишь. Достаточно сказать, что, строя в городе, мы должны, прежде всего, разработать единый с городом план жилищного строительства. А это требует времени.

— Да, речь идет о жилищном строительстве для комбината, — сказал Рощин. — Но отделять комбинат от города неверно. В городе живет семьдесят процентов всех рабочих и служащих комбината. Зачем же проводить какую-то искусственную черту между городом и поселком? — Рощин обвел всех присутствующих внимательным взглядом. — Прежде чем ответить на этот мой вопрос, давайте-ка выслушаем сообщение прокурора района товарища Трофимова. Прошу вас, Сергей Прохорович.

— Товарищи!.. — Трофимов поднялся со своего места. — Начальник жилищного строительства комбината Глушаев арестован и отдан под суд. Конец своей деятельности он ознаменовал кражей двух тонн овощей у колхозников. Но мы будем судить его не только за это. Костя Лукин, тяжко оскорбивший свою жену, — это вина Глушаева. В жалобах, поступающих к нам от рабочих и служащих комбината, всякий раз, когда касается жилищных вопросов, неизменно упоминается имя Глушаева.

Трофимов сел.

— Вот об этом-то и поговорим, — после небольшой паузы сказал Рощин и, обращаясь к Ларионову, спросил: — Скажите, товарищ Ларионов, о чем говорили коммунисты комбината на своем последнем партийном собрании?

— Все о том же! — горячо заговорил Ларионов. — О том, что неверно отделять поселок от города. Поселок, мол, наш, комбинатский, здесь мы у себя, здесь мы хозяева. Ну, а в городе? Разве в городе мы не у себя? Оказывается, нет. Строясь в городе, на его окраинах, мы должны согласовывать наши планы с планами городского строительства, должны строго придерживаться этих планов. Есть и другие неудобства. Например, в городе мы не можем покрыть асфальтом только свой участок, минуя уже застроенные раньше. Короче говоря, строясь в городе, мы должны думать не только о себе, но и о городе, строить с ним заодно.

— Да, жулику и проходимцу Глушаеву строить сообща с городом было явно не с руки, — заметил Трофимов.

— Ну, а вывод из этого какой? — спросил Рощин.

— Вывод ясен! — заметно волнуясь, заговорил инженер Острецов. — Пришло время, товарищи, объединять наши планы, наши возможности. Пришло время осуществить наши с вами мечты.

— Что же это за мечты? — с одобрением глядя на взволнованного инженера, спросил Рощин. — Чем же мы можем их подкрепить, эти наши мечты, товарищ Острецов? Ведь в строительном деле даже самая дерзновенная мечта должна быть выражена в конкретном плане, в рабочем чертеже и, наконец, уж в самом прозаическом понятии — в смете.

— Да, именно в плане и в строгой смете! — воскликнул Острецов. — И план у нас есть, товарищи. Еще давно исподволь готовили мы с Николаем Николаевичем Беловым проект будущего Ключевого. Да что там будущего! Уже сегодня этот наш план оказался лишь частью тех работ, какие мы планируем произвести в Ключевом в ближайшие годы. Жизнь идет вперед, товарищи, жизнь торопит нас и поправляет. Сегодня я могу доложить бюро райкома, что комиссия, занимающаяся вопросами жилищного строительства в городе и поселке, проделала большую подготовительную работу для того, чтобы уже к концу этого года начать застройку новых и, замечу, отлично расположенных участков.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Добавлю несколько слов и от себя, — сказал Рощин, вынимая из ящика стола пачку бумаг. — Вот, товарищи, переписка районных организаций с Москвой о важнейшем для нас сейчас деле: разработке общего и для города и для комбината проекта новых жилых кварталов. Вот ответ, подтверждающий правильность наших предложений.

Рощин выжидающе посмотрел на Швецова. Но тот, погруженный в свои думы, молчал. Лицо его разом как-то постарело, осунулось. Возле рта появились две резкие морщины. С горькой досадой на себя размышлял он сейчас над тем, что говорили товарищи, и ощущение тревоги и неблагополучия, которое не покидало его после заключительного разговора с заместителем министра, теперь, наконец, нашло свое объяснение. И вновь пришли ему на память сталинские слова: «Реальность нашей программы — это живые люди…»

Все, кто был сейчас в комнате, не сговариваясь, не обменявшись между собой ни единым словом, с нетерпением ждали, что скажет им Швецов.

И вот, взявшись за спинку стоящего перед ним стула, точно ему было трудно подняться, Швецов встал.

— Товарищи, — твердо проговорил он, — какие выводы должен я сделать для себя из того, о чем здесь сейчас говорилось? Первый и основной: не через год и не через два, а уже сейчас должен увязать комбинат свои планы жилищного строительства с планами города, на окраине которого он стоит. Я могу лишь приветствовать инициативу районных организаций, которые уже начали решать этот вопрос. Моя вина, что я оказался в стороне от этой работы. Моя вина, что такое важное дело, как жилищное строительство, я передоверил жулику и проходимцу Глушаеву.

Швецов тяжело опустился на свое место.

— Вот что, товарищ Трофимов, — сказал Рощин, нарушая молчание. — Думаю, что суд над Глушаевым должен стать показательным судом для всего района…

41

Трофимов и Швецов вместе вышли из здания райкома, и как-то так само собой получилось, что и дальше они пошли вместе.

У тротуара, обогнав их, остановилась директорская машина. Шофер открыл дверцу.

— Поезжай в гараж, — мрачно сказал Швецов.

Шофер удивленно взглянул на хмурое лицо своего начальника, и машина медленно отъехала.

У перехода через улицу Швецов и Трофимов задержались.

— Вам куда? — спросил Швецов.

— Нам по пути, — улыбнулся Трофимов.

Швецов пристально посмотрел на него.

— Собираетесь утешать или читать прокурорскую нотацию?

— Ни то, ни другое.

— Тогда я вас не задерживаю! — резко произнес Швецов.

Трофимов пожал плечами и, прикоснувшись к козырьку фуражки, внимательно посмотрел на Швецова.

— До свидания, Леонид Петрович, — сказал он негромко.

Тут Швецов почувствовал, что он не может сейчас остаться наедине со своими мыслями. Он с горечью произнес:

— Мне тяжело. Понимаете вы это или нет? Мне так худо, что и слов не найти! Понимаете?

— Понимаю, Леонид Петрович.

— Ни черта вы не понимаете! Вам сколько лет?

— Тридцать четыре.

— Ну, а мне сорок шесть. А в партии вы давно?

— С сорок первого года.

— Я с тридцатого.

Они перешли через улицу и свернули в темный и пустынный переулок.

— Что ж из этого следует? — спросил Трофимов.

— Многое! И прежде всего то, что я вам завидую. Нет, не годам вашим — я стариком себя не считаю, — а тому, что вы, молодой сравнительно человек, а оказались кругом правы. Кругом! Понятно? И Рощин, и вы, и даже старикан Острецов — все оказались кругом правы, а я кругом виноват!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— По-моему, вы слишком мрачно все себе представляете.

— Молчите уж! Мне утешения не нужны! Мы же условились — никаких утешений!

— Я и не собираюсь вас утешать.

— Да и не сумели бы. Не та профессия. Ведь вы прокурор…