Публичное одиночество - Никита Михалков

Он смотрел все картины, которые Вы ставили и в которых играли?

Не думаю.

А разве у Вас не было такого: «Вот сниму, а потом покажу отцу. Интересно, что он скажет?..»

Нет – отношения были у нас уважительные, но достаточно жесткие. Скажем, когда он читал какие-то свои пьесы, мы, дети, рожи кривили, их слушая: что это, мол, такое? Отец никакого участия в выборе моей профессии не принимал…

Принципиально?..

И даже не знал, когда меня забирали в армию и куда я попал, несмотря на все сплетни, будто он пытался Никиту отмазать, звонил Гречко… Бред собачий! Только получив первое письмо, которое мне разрешили после принятия присяги написать, он понял, где я нахожусь.

Нетипичные отношения…

Да, нетипичные. Он всегда держал ту дистанцию, которая позволяла нам с братом быть самостоятельными, и вмешивался только тогда, когда уже не мог молча наблюдать за происходящим со стороны. Практически то же самое происходит и у меня с моими детьми. Когда они поступали во ВГИК, Таня, жена, заикнулась: «Надо бы позвонить, узнать, как и что…» Я ей ответил, что никуда звонить не собираюсь; единственное, что могу, – это направить в нужную сторону, помочь подготовиться.

Позвал их к себе и сказал: «Дорогие мои, делайте все сами. Все равно, если поступите, люди скажут, что вас приняли, потому что я за вас попросил, потому что вы – Михалковы, но я дам вам возможность для самих себя сознавать – это неправда». (I, 137)

(2009)

Интервьюер: 27 августа скончался Сергей Владимирович Михалков… У Вас уже есть осознание того, что потеряно с уходом отца?

Мы с ним долгие годы жили в достаточной автономности друг от друга. Разговаривали по телефону, но виделись нечасто. Может быть, поэтому у меня отсутствует ощущение, что я его потерял…

Мы сидели ночью в храме Христа Спасителя – отец лежал, монашенки читали Псалтирь, шли люди, – и не было ощущения ни тлена, ни смерти. Скорее, наоборот – покоя и света. Конечно, больше нет человека, которому ты можешь сказать «папа», но это однажды приходится пережить всем. Нам еще очень повезло, что он был с нами так долго. Два года назад, когда отмечали юбилей моего брата, папе кто-то позвонил, и он сказал: «Не могу разговаривать, тороплюсь на семидесятилетие сына». А Андрон сидел за столом и говорил: мы ждем, сейчас приедет отец… Это огромная редкость и большое счастье.

Вы ожидали ту волну ругани, которой сопровождался уход Сергея Михалкова, на интернет-ресурсах, в блогах, в некоторых печатных СМИ?

Конечно, не думал, что ненависть так зашкалит по концентрации, без выбора выражений вообще. Но иного не ждал. Эти люди настолько мелки, что у меня нет желания от несправедливости лезть на стенку. После такого ухода отца – мирного, прекрасного, без лишних речей… Нештатные слова сказал только патриарх Кирилл. Остальное шло по канону. Так провожают любого усопшего православного человека…

Мне наплевать, что сочиняют в блогах или в «либеральных» газетах люди, чья питательная среда – злоба и ненависть. Беда только в том, что когда – не дай бог, конечно, – с ними произойдет что-то плохое, они будут спрашивать: почему я, почему именно со мной случилось?! Не понимая, что сами были кузнецами своих несчастий.

Вы хотите этого возмездия?

Боже упаси! Я не прошу возмездия. Меня научил священник: «Молись, чтобы Господь их вразумил. А как Он это сделает, не твоя забота». Я привык к определенной температуре существования – для меня все, что сейчас происходит, не новость. Более того, если бы эти люди не говорили мерзостей про моего отца, я бы, может, задумался насчет того, что они говорят про мое кино. Но им безразлично, по какому поводу врать. Выяснилось вдруг, что текст российского гимна написал Резник. Потом у отца отыскалась тайная жена. А я, оказывается, вообще сын Валентины Серовой…

Более того, по сведениям блогеров, Сергей Михалков был убит из-за наследства…

И такое есть?! Ого! Но почему мы сейчас говорим об этом и не говорим о тысячах писем, телеграмм, факсов, звонков, полных любви к моему отцу?..

Вы с отцом долгие годы шли в одной упряжке, и, как пел Высоцкий, «общая телега тяжела». Какая зависимость кажется Вам более вероятной: на Вас перенесли антипатии к отцу или он пострадал от нелюбви к Вам?

И то и другое. В детстве, отрочестве, юности мне доставалось из-за чьей-то ненависти к отцу, а затем ему стало доставаться из-за ненависти ко мне. Но весь этот ровный шум, звон комариный его не волновал. С его великим талантом он не мог прожить иначе. И не мог иначе уйти.

По-моему, и Сергей Владимирович говорил, и Вы признавались, что Михалков-младший не рос на стихах Михалкова-старшего…

Я их и не знал толком. Я не читал в детстве книжек ни папиных, ни маминых. Человеку, живущему на берегу Байкала, трудно понять, что кто-то страдает от жажды. О чем речь – пойди возьми…

Я никогда не видел отца работающим – серьезно, академически. Он летал. Все делалось легко, как бы между прочим, на коленках, на салфетках. «Тс-с, папа работает!» – такого не знали в доме. Главное было другое – Союз писателей, надо куда-то пойти, выбить кому-то квартиру. А новые стихи или пьеса появлялись вдруг, из воздуха. У меня при этом были свои дела – спорт, влюбленности, кино…

Летящий тип таланта обычно называют моцартовским. В «нагрузку» к нему обычно достаются трудная судьба и короткий век…

Видимо, бывают и счастливые Моцарты.

Так Вы оценили стихи отца, будучи взрослым?

Совсем взрослым! Скажу честно – и не знаю, стоит ли это публиковать, – я по-настоящему оценил детские стихи отца, когда готовился к его 95-летию. Выбирал, что почитать на вечере, открыл книжку и – обалдел.

Сказали ему об этом?

Нет. Но если бы и сказал, вряд ли это произвело бы впечатление.

На юбилейном вечере, если не ошибаюсь, Вы читали «Я ненавижу слово «спать»… Это не про Вас написано…

Конечно, про меня. Я и сейчас мало сплю.

В чем ваше наибольшее сходство с отцом?

В быстрой реакции. У нас однотипный юмор. Он хохотал, когда я что-то рассказывал, и я умирал со смеха, слушая его. Еще похожи в том, что при природной лени, при страшном нежелании включаться в чужую жизнь ты все-таки ставишь себя на место человека, у которого проблема, идешь и пытаешься помочь.

Отец, кстати, ненавидел, когда его благодарили. Я тоже этого не люблю.

А есть важное качество, в котором вы принципиально расходитесь?

Отцу люди власти были интересны всегда. А мне – только с того момента, когда я начал заниматься общественной деятельностью. (I, 140)

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});