Автопортрет: Роман моей жизни - Владимир Войнович

— Скажите, пожалуйста, а сколько стоило вам ваше образование в Советском Союзе?

— Я получил в Советском Союзе два образования, — пояснил я ему. — Я учился в школе пять лет и немножко в институте, но, кроме того, я еще пас телят, работал на заводе и на стройке. За первое образование я не платил, а за второе мне не платили. Так что я считаю, что мы квиты.

Принстон и Гарвард на выбор

В Нью-Йорке Лиза Такер сказала мне, что ее отец, известный американский историк Роберт Такер, очень хочет со мной познакомиться и приглашает меня к себе в Принстон.

Я приехал, познакомился с самим Робертом и его женой Женей, бывшей москвичкой.

Они впервые встретились, кажется, в сорок шестом году, когда Роберт работал в американском посольстве в Москве. Это было еще сталинское время, когда общение с иностранцем считалось изменой Родине. В случае, если женщина вступала в романические отношения с иностранцем, за ней наблюдали до тех пор, пока ее любовник был здесь же, в Москве. Но стоило ему уехать хотя бы на короткое время, ее немедленно арестовывали и давали большой срок, как это случилось, например, со знаменитой актрисой Зоей Федоровой. Роберт, человек от природы наивный и доверчивый, в этом случае понимал все правильно и Москву не покидал ни при каких обстоятельствах. Когда кончился срок его работы в американском посольстве, он нашел себе работу в посольстве Индии и там, уже без дипломатического иммунитета, продержался до смерти Сталина. После этого уехал, но вскоре вернулся в качестве переводчика. Через короткое время, будучи переводчиком в свите кандидата в президенты Эдлая Стивенсона, оказался на приеме у Хрущева. К Стивенсону Хрущев испытывал большую симпатию, чем к другим, и даже позволил себе публично высказать пожелание, чтобы президентом Америки был именно Стивенсон. Чем сделал ему медвежью услугу. Стивенсон выборы проиграл. Но пока он был еще кандидатом. Его с почестями принимали в Кремле, чем и воспользовался Роберт Такер. Он обратился к Никите Сергеевичу с просьбой выпустить в Америку его русскую жену Евгению. И Хрущев, желая произвести на возможного в скором будущем президента Соединенных Штатов Америки хорошее впечатление и в знак доброй воли, распорядился, и Женя отправилась не в Мордовию, а в город Принстон, штат Нью-Джерси.

К моменту нашего знакомства Роберт Такер был уже известным профессором, советологом, специалистом по советской истории, в которой его больше всего интересовали Сталин и сталинизм. Он спросил меня, не хочу ли я пробыть год в Принстоне, одном из лучших университетов мира. Я, совершенно не понимая ценности предложения, вяло согласился: почему бы и нет?

А пока продолжил свои поездки и выступления. Нью-Йорк, Вашингтон, Филадельфия, Бостон… В Бостоне есть несколько высших учебных заведений. Но главный из них — Гарвардский университет, который, как и Принстон, входил в Ivy Leage — восьмерку старейших и наиболее почитаемых учебных заведений. В Гарварде деканом факультета славистики был мой горячий поклонник профессор Дональд Фангер. Он написал большую работу, в которой сравнивал меня с Гоголем, благодаря чему меня приняли с неожиданным для меня почетом. Проявляли много внимания и интереса и заказали шикарный ужин. И на этом ужине я вел себя непристойно, хватал под столом за коленку какую-то аспирантку и удивлялся, почему ей это не нравится. Не только сам напился, но споил всех, кто сидел за столом, включая Дональда Фангера. Как мне потом рассказывали, все перепились настолько, что на другой день боялись друг другу посмотреть в глаза. Им было стыдно за вчерашнее.

И еще я узнал, что, оказывается, они мне готовили место «писателя в резиденции» — это такая должность, при которой можно ничего не делать, иногда встречаться со студентами и получать зарплату, измеряемую несколькими тысячами долларов в месяц. Но после этой пьянки они решили меня не приглашать. Так что я потерял высокооплачиваемую работу и важную для Америки запись в послужном списке, что работал в таком важном университете. Впрочем, впереди у меня был не менее уважаемый миром Принстон.

Конференция в Лос-Анджелесе и ее последствия

Эта конференция русских писателей в эмиграции состоялась, как мне кажется, тогда же, весной 1981 года. Коржавина на нее не пригласили, что, как я понимал, должно было его очень обидеть. Я позвонил устроительнице Ольге Матич и предложил, чтобы приезд Эммы оплатили они, а я приеду за свой счет. Я надеялся, что она скажет: ладно, заплатим и ему, и вам. Не тут-то было. Он приехал за их счет, я за свой. Я подробностей уже не помню, но их можно найти в воспоминаниях Сергея Довлатова. Выступая на конференции, Довлатов ответил на подозрения неприехавшего Максимова, что он обрезался. Чем это событие, если бы оно случилось, не устроило Максимова, я не знаю, но Довлатов ответил на это приблизительно так.

— Владимир Емельянович, я не обрезался и, если бы вы приехали, охотно предъявил бы вам доказательство. Но, к сожалению, я не могу протянуть его через океан.

Особых симпатий друг к другу участники конференции не испытывали. Алешковский, напав на Лимонова, сказал, что его книги достойны только того, чтобы ими подтираться. Довлатов нарисовал шарж: Лимонов в майке с надписью на груди «Fuck me». Мандель понес всех: и устроителей, и участников, и подверг сомнению вообще полезность таких конференций. Мне стало жалко денег, которые я ему пожертвовал, и было неудобно перед устроителями, которых я упрашивал пригласить его. Я даже выступил как-то, его пожурил.

Никаких симпатий участники друг к другу не испытывали. Юз Алешковский, Юрий Милославский и Саша Соколов не могли пережить того факта, что публика меня знала больше, чем их. Прямо в лицо мне сказать не решались, но за спиной брюзжали, что то, что я пишу, вообще не литература, а внимание к себе я ловко привлек исключительно своим расчетливым диссидентством.

На конференции выступил главный редактор известного американского издательства КНОПФ Ашбел Грин и призвал участников не питать лишних иллюзий, заранее примириться с ситуацией, в которой их книги в американской аудитории не будут иметь успеха.

Среди участников конференции была Кэрол Пирс, аспирантка из Сиэтла. Я познакомился с ней еще в Москве, где она проходила практику и часто бывала у меня дома. В Сиэтле она училась и в свободное время работала помощницей у моего адвоката Шройтера. В Москве она была посредницей между ним и мной, передавала письма его ко мне и мои к нему. Теперь она пригласила меня к себе, я охотно принял предложение и прожил в доме Кэрол недели полторы. Меня в Америке многое удивляло. И здесь удивило, что Кэрол, молодая одинокая женщина, по виду очень скромного достатка, имеет такой большой двухэтажный дом. Впрочем, она была не совсем одинокой. С ней жила ее подруга Наоми. На второй или третий день моего постоя Кэрол сказала:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});