Тени сумерек - Берен Белгарион

Он взял у нее ведерко, выпил немного воды и продолжал:

— Значит, так. Ярн Берен взял нас, полторы сотни человек, и повел на выручку государя Финрода. Сама видишь, аранэль, как мы одеты. Он думал обманом проникнуть в замок. Но в несчастный день за нами увязалась эта девица… Увязалась то ли из-за Руско, княжеского побратима и оруженосца, то ли еще зачем-то… И поблизости отсюда, в ущелье Кирит-Мегил, нас встретили эльфы из Феанорова дома. Они искали тебя, аранэль, и приняли ее за тебя. Начали стрелять и перебили многих… Но после, когда они поняли свою ошибку… они согласились идти за ярном на Волчий Остров… Если сейчас ночь, то сейчас они сражаются. А может статься, сейчас ночь следующего дня, и дело решено так или иначе…

Лютиэн почувствовала слабость в ногах и села на пятки. Берен. С малым отрядом людей и эльфов. Но Волчьем Острове. О, безумец! И вместе с тем она ощутила странное облегчение. Значит, Берен все же не предал своего Короля. Значит, он остался прежним Береном, верным и в дружбе, и в любви, верным до конца…

…До самой смерти.

— Послушай, — сказала она. — Я не смогу задержаться с вами долго. Но я помогу вам, чем смогу.

— Не надо туда ходить, Высокая, — Нимрос взял ее за руку. — Сердце говорит мне, что дело решилось не в нашу пользу. Удача отошла от князя — иначе не валялись бы мы здесь слепыми. Ах, мне бы глаза! — я бы пополз туда…

— И бросил остальных здесь? — Лютиэн чуть сильней сжала пальцы, чтоб подбодрить его. — Не бойся, потому что все, что должно было случиться, уже случилось.

— А ты? — спросил он. — Ведь ты же отправишься туда.

— Я — его судьба, — Лютиэн слегка надавила юноше на лоб ладонью, заставляя его лечь, и взмахнула над ним своим плащом. — Спи…

Потом она занялась тем, кто был сейчас между жизнью и смертью. Умирал он не от яда — ему грозила гибель от потери воздуха, потому что жидкость из легких, кровь, сукровица и гной мешали дышать. Лютиэн подняла его, а Хуан прилег на землю за его спиной и подпер так, чтобы раненый полусидел. Водя пальцем вокруг ранки, королевна зашептала заклятие — и отравленная, порченая кровь вперемешку с прочими соками hroa потекла наружу. Лютиэн продолжала чародействовать, пока рана не очистилась, а потом остановила кровь и наложила новую повязку, оторвав подол от своей рубахи.

Осталось еще одно. Лютиэн встала посередине поляны запела погребальную песнь. Всей тоской, всей своей болью она заклинала землю принять мертвых в себя до срока — и земля отозвалась. Трава проросла сквозь сосновые иглы, сквозь ткань, сквозь тела, укрыла лица зеленым бархатом, земля расступилась, поглощая кровь и кости — и белые, белые звездочки алфирина покрыли поляну. Тогда Лютиэн достала из сумы веревку из своих волос, закрепила ее узлом на одном из деревьев и, тихо напевая новую, охранную песнь, обнесла шнуром все пространство, на котором спали раненые и девица, что была с ними. Теперь посторонний взгляд не мог их увидеть, не приблизившись вплотную. Их обнаружил бы только тот, кто случайно налетел бы грудью на веревку и прорвал заклятие, но случайно мало кто мог бы сюда сунуться — ни человеку, ни зверю, ни орку не захотелось бы свернуть именно в этот уголок леса…

А Лютиэн, закончив песню, вскочила на спину верному Хуану — и они помчались на север.

* * *

…Они бежали всю ночь, потому что не было другого способа согреться. Была ли погоня — ни Даэрон, ни Хисэлин не знали; а впрочем, если и была — они ничего не могли сделать, кроме как бежать. Их оружие осталось на дне реки, только Даэрон сохранил нож.

Хисэлин не выплыл бы, если бы не Даэрон. Теряя дыхание и силы, он сумел снять шлем и поножи, сбросил сапоги, но остальной доспех тянул на дно, и Хисэлин, чувствуя ногами водоросли и мягкий ил, уже прощался с жизнью — как вдруг чьи-то сильные руки подхватили его за подмышки и потянули вверх. Он был слишком тяжел, и понимал, что если не будет помогать своему спасителю — тот не выгребет. И они вдвоем трепыхались, пока не вырвались из холода воды на холод сумрачного воздуха и не втянули рвущимися легкими режущий ветер, полный топота, звона клинков и предсмертных воплей.

После этого Даэрон снова нырнул, и продолжал погружаться, делая ногами сильные, резкие гребки, подобные гребкам лягушки. Все их спасение было сплошной чередой нырков, пока сильное течение Сириона не вынесло их на отмель, где река поворачивала, и, выползая на берег, в последний раз оглянулись на Остров, где остались обреченные.

Хисэлин избавился от кольчуги, и они побежали прочь. Возвращаться было незачем, уцелел ли еще кто-нибудь — было неизвестно, и страх погони пересиливал усталость и боль в груди. Хисэлин не боялся смерти в бою, но еще один плен? Лучше сто смертей… Пусть его ославят трусом — кто там не был, тот не поймет, как унижение день за днем уничтожает душу.

Впрочем, это было у него не в мыслях, а во всем его существе, когда они бежали по ночному прибрежному лесу. Он не объяснял себе, чего боится и почему бежит — просто спасался, как олень от гончих.

А когда рассвело, они с Даэроном повалились отдохнуть в траву. И впервые поглядели друг другу в глаза, и долго не решались произнести вслух то, что было у каждого на языке:

— И что же теперь?

— Вернемся к раненым, — предложил Хисэлин. — Хотя бы там еще нужна наша помощь.

Даэрон покачал головой.

— Я искал Лютиэн, — сказал он. — Я пошел за ней, а вместо этого уже трижды дрался за дело, которое меня не касается. Ее кровь будет на моих руках, если с ней что-то случится. Я завидую Берену — для него так или иначе все скоро закончится. Почему я тратил время на него, надеясь, что он поможет мне против Куруфина? Он был безумцем, а я — глупцом. Я иду вдоль реки вниз, golda. Постараюсь спасти то, что еще можно спасти.

— Как хочешь, — у Хисэлина не было сил спорить, он просто пожал плечами. — Как хочешь…

Они с Даэроном расстались. Бард короля Тингола пошел вниз по течению, а Хисэлин свернул к горам, к тому месту, где они оставили раненых. Он брел вверх по склону, оступаясь на сосновых шишках, глубоко увязших в слежавшейся подстилке из бурых игл, пошатываясь от усталости, превысившей предел даже сил эльфа. И, когда выбрался к знакомому месту, остановился, моргая в недоумении: прямо перед его носом лежала еле заметная тропка к Кирит-Мегил, к могилам, а полянку он умудрился как-то, незаметно для себя, миновать…

Он развернулся и пошел медленно, внимательно — и вот тогда-то увидел, что искал: черный шнур, натянутый меж деревьями на уровне его груди. Полянка была здесь, но на шнур кто-то наложил крепкие чары; такие крепкие, что любой, кто не знает, чего здесь искать, проскочит мимо.

Он проскользнул под шнуром и бесшумно выбрался из-за кустов. Полянка преобразилась. Несколько холмиков, покрытых буйной травой и алфирином, поднимались там, где недавно лежали смертельно раненые. Кто их похоронил, если юноши беорингов сами пребывали на грани смерти, маленькая целительница не владела искусством чар, а Элвитиль и Диргель, лечившие раненых, были и вовсе без сил?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});