Её звали Лёля - Дарья Десса

не бывало, – ответил Толя. – Потом кое-как пришили, конечно. Но сам понимаешь. Так что поисковая работа – она такая. Сопряжена с опасностями. Смертельными причем.

– Так, может, пускай военные этим и занимаются? – предположил я.

– У них своей работы много, – заметил Денис. Он оказался, в отличие от своего соседа, молчаливым.

Я вернулся на своё место. Стало тревожно. Не собираюсь я погибать или калекой становиться от оружия, которому больше 80 лет, что за ерунда! И ведь не предупредил никто, что там будет настолько опасно. Мне расхотелось ехать. Но вспомнил, чем чревато скорое возвращение домой. К тому же Ольга окончательно перестанет меня уважать. Если у неё вообще это чувство ко мне ещё осталось. Ладно, придётся терпеть. Ничего не поделаешь. «Даю себе три дня, потом еду обратно», – твердо решил я.

Вскоре наша машина остановилась.

– Прибыли! – прозвучал чей-то радостный голос.

Я выглянул в окно. Вокруг – какой-то посёлок.

– И что, мы прямо здесь копать будем? – спросил я Толю, когда взял свой рюкзак и стал продвигаться со всеми к выходу.

– Нет, тут у нас инструктаж. Потом дальше поедем, – ответил он.

Вышли и сразу оказались под дождём. Вот неприятность! Ни у кого даже зонтов нет. Лето ведь, жара! Была, по крайней мере. Пришлось спешить. Полковник повёл нас в какое-то одноэтажное здание. Оказалось, это местный клуб, внутри которого размещается местный поисковый отряд. Всего-то одна комната, завешанная патриотическими плакатами советских времён.

Крапова встретил местный начальник – пожилой мужчина лет под 70. Он напомнил мне старую воблу. Её долго держали на солнце, вот и высохла вся. Да ещё глаза на выкате, большая лысина с остатками волос по краям черепа. Неприятный тип, но с полковником они оказались старыми приятелями. Пожали руки, обнялись. Командир представил нас, а потом сказал:

– Прошу любить и жаловать. Семён Иванович Травченко, ветеран Вьетнамской войны.

Я с удивлением уставился на старика. Какой войны? Вьетнамской? Мне показалось, что Крапов неудачно пошутил. В той войне, насколько мне известно, воевали вьетнамцы с американцами. Ну, и ещё север и юг между собой. Север поддерживали СССР и Китай, юг – США и их союзники. Но чтобы наши там воевали… «Да ну, ерунда какая-то», – подумал я. Но спрашивать из вежливости не стал.

Травченко пожал нам руки, пригласил рассаживаться. Стульев всем не хватило, некоторым (и мне в том числе) пришлось стоять. Местный же поисковик начал рассказывать о том, где нам предстоит работать. Оказалось, мы сейчас в посёлке Степной Городищенского района, и отсюда до центра Волгограда чуть меньше 30 км.

– Летом 1942 года в период Сталинградской битвы немецкое командование свой главный удар на Сталинград направило через Россошинские высоты, – рассказал Семён Иванович. – Это цепь холмов, протянувшаяся на десятки километров от хутора Вертячий до Котлубани. Большей частью по западному берегу Россошки – небольшой речки. В засушливые годы она местами полностью пересыхает. Но если восточный берег пологий, то западный высокий и крутой. С главной точки Россошинских холмов – высоты 137,2 – на многие километры хорошо просматривается приволжская степь. В районе той высоты развернулись самые кровопролитные сражения.

Глава 23

Хоть и говорил глава семьи Дандуковых, что им надо сперва крепко подумать, как жить дальше, и что Лёле, прежде чем на войну рваться, желательно сначала образование получить, сам поступил, как всегда. То есть по-своему. В понедельник после работы, никого не спросив, даже Маняше не сказав ни слова, отправился в Сталинский райвоенкомат, будучи уверен: раз началась война, теперь там нет понятий «часы приёма» или «часы работы». Так и вышло.

Он шел туда решительными широкими шагами, утирая струящийся по лицу пот: в Астрахани в этом году жара началась очень рано, буквально на Первомай. Тогда пышно цвели фруктовые деревья по всему городу, и в воздухе разносился сладкий аромат охваченных белыми, розовыми, голубыми, фиолетовыми облаками деревьев. Эта весна запомнилась людям. О том, какой богатый будет в конце лета урожай, говорили несколько недель подряд.

А уж клубника уродилась! На главном городском рынке Большие Исады, да и на тех, что поменьше, – Татар-базаре, Селенских Исадах, торговцы, не сумевшие продать сладкую ягоду к середине дня, порой просто дарили её случайным прохожим. «Берите, ребятишек порадуете, – говорили они, – а у нас ещё будет, вон так всё растет».

Алексей, хотя ему и не по пути, несколько раз после работы заворачивал в сторону какого-нибудь рынка, чтобы набрать для своих девчонок, как он называл и жену, и обеих дочерей, клубники в бумажный кулёк, который торговцы сворачивали в мгновение ока. Правда, перед этим смотрели, нет ли случайно на фотографиях руководителей страны. Мало ли что? Бережёного Бог бережёт, как говорится.

Тут глаз да глаз нужен. Бывали случаи, когда некоторых граждан тащили в НКВД – серьёзно поинтересоваться, для чего они в газету, где крупно портреты товарища Сталина и других членов Политбюро ЦК ВКП(б) пропечатаны, рыбу заворачивали. В конце 1930-х за такое можно было и присесть лет на пять. Такое случалось. Но потом просто стали штрафы выписывать. Что поделать, если народ необразованный? И сотворяет такое постоянно. Не потому вовсе, что враги народа. Глупость и лень – вот причины. Ну возьми, переверни страницу, посмотри. Так нет, бах туда селёдку, и готово дело!

Так рассуждал Алексей Степанович по дороге в военкомат. Там же оказалась внушительная толпа. Были и молодые парни-призывники 1941 года, а ещё больше – добровольцев, желающих отправиться на фронт. Воодушевление было огромным, редкие типы хотели дома отсидеться. Пришлось выстоять большую очередь, прежде чем оказаться у стола военкома – измученного лейтенанта с темными кругами под глазами. По его изможденному лицу можно было понять: парень уже давно не высыпается.

Но если в райвоенкомат Алексей Степанович шел бравым шагом, то обратно едва плелся, даже кружечку пивка по дороге употребил, поскольку настроение у него было – возьми да выброси. Он подошел к дому, достал платок, насквозь мокрый от пота, провел им по лицу и шее. Извлёк папиросу, дунул в неё, смял бумажный мундштук, прикурил и глубоко затянулся. Посидел, подымил, затем бросил окурок на землю и втоптал в пыль.

Дома его ожидала Маняша. Она волновалась за мужа: обычно после работы он сразу домой, а тут вдруг сильно задержался. Догадалась, куда ходил. Ведь сразу поняла, в воскресенье ещё: если его не призовут, – пойдет сам, добровольно. Не удержишь.

– Ну, как