Наука Плоского мира. Книга 2. Глобус - Терри Пратчетт

Побочным следствием нашего восхищения чужими детенышами стало одомашнивание собак, кошек, коз, лошадей, слонов, соколов, кур, коров… Такое сосуществование принесло много радости как миллиардам людей, так и их животным, а заодно и существенно поспособствовало нашему рациону. Тем, кто полагает, что мы нечестно эксплуатируем животных, стоит задуматься, что случилось бы с ними в противном случае, живи они в дикой природе, где их с высокой долей вероятности съели бы заживо в раннем возрасте, не предоставив даже привилегии быстрой смерти.

Земледелие, пожалуй, можно отнести к другому нашему свойству, а именно к рассказыванию историй: семя, превращающееся в растение, послужило образом для множества новых слов, мыслей, метафор, нового понимания природы. И богатство, достигнутое благодаря земледелию, позволило людям содержать принцев и философов, крестьян[40] и священников. Культурный капитал начал расти, когда мы стали передавать свои знания последующим поколениям. Но эта культура приносит куда больше удовольствия, когда у вас имеется пара амбаров, набитых пивоваренным ячменем, пшеница, выращиваемая на полях, и коровы, пасущиеся на лугах.

Недавно мы сделали свой симбиоз с растениями и животными гораздо более технологичным – прибегнув к скандальным «генетически модифицированным организмам», – и многое потеряли, когда убрали из этой системы помогавших нам животных, особенно собак и лошадей, и заменили их машинами.

Мы не могли знать заранее, как на нас самих и на нашем экстеллекте скажется симбиоз с животными и растениями, и не знаем, как скажется его прекращение. События подобного рода, когда наш экстеллект словно несется на велосипеде вниз по большому технологическому склону, всегда развиваются бурно и имеют непредвиденные последствия.

Конечно, «Форд Модель Т» сделала автомобили доступными для многих людей – но гораздо более важным оказалось социальное значение этой перемены: она впервые дала человеку возможность комфортного уединения, и в результате значительная часть представителей следующего поколения была зачата на внутренней обивке заднего сиденья. Аналогичным образом симбиозом с собакой мы намеревались добиться дополнительного преимущества на охоте. Затем наши собаки стали сторожевыми, принявшись охранять хозяйство, а также начали помогать загонять скот и защищать нас от хищников, в том числе других людей. Декоративные собачки, вероятно, повлияли на сексуальный этикет, особенно во Франции XVIII века, а выставки собак и кошек в современной Англии смешали верхушку среднего класса с низшей аристократией.

Задумайтесь на минуту, что мы сделали для собак и кошек. Больше чем для лошадей и коров, ведь они растут в наших семьях. Мы играем с ними, как со своими детьми, которые тоже нередко принимают участие в этих играх. И как в случае с детьми, это общение развивает разум наших питомцев. Даже человеческий ребенок не достигает значительного умственного развития, если не участвует в играх. А Джек обнаружил и показал Йену, что даже беспозвоночные – разумные беспозвоночные, такие как раки-богомолы, – могут обрести разум, если будут играть. В «Вымыслах реальности» мы подробнее описывали, как это происходит. Заметим лишь, что мы «возвысили»[41] наших симбионтов к миру разума. Собаки продумывают гораздо больше вопросов, чем волки. Они осознают себя существами, живущими в определенном времени, и имеют определенное представление о том, что помимо настоящего у них есть и будущее. Разум заразителен.

Одомашнивание собаки мы обычно воспринимаем как селективный процесс, направленный на пользу для человека. Возможно, начало ему было положено случайно, когда в каком-нибудь племени воспитали волчонка, принесенного детьми в пещеру, но уже на раннем этапе его стали воспитывать по продуманной тренировочной программе. Протособак выбрали из-за их способности подчиняться хозяину и полезным навыкам, таким как охота. С течением времени повиновение превратилось в привязанность, и на сцену вышли современные собаки.

Однако здесь имеется любопытная альтернативная теория о том, что это собаки выбрали нас. Не мы тренировали собак, а они нас. Согласно этому сценарию люди, которые позволили волчатам войти в их пещеру и имели возможность их воспитывать, получали вознаграждение – например, в виде помощи во время охоты. Тем, кому это удавалось лучше других, было проще получать новых щенков и воспитывать новые поколения. Отбор людей проводился скорее на основании культуры, а не генетики, так как для заметных генетических изменений требовалось слишком много времени. Впрочем, селекция на генетическом уровне также вполне могла вестись – ведь люди обладали достаточным интеллектом, чтобы понимать, какую пользу им может принести обучение волков, и общими навыками дрессировки – упорством, позволявшим давать успешные результаты. Но, как бы то ни было, все племя получало выгоду лишь благодаря нескольким своим членам, способным воспитывать протособак, поэтому селективное давление в пользу общих генов их дрессировки было незначительным.

Правильными в данном случае могут оказаться оба варианта: мы не обязаны принять одну теорию и исключить вторую. Это следует четко осознавать в отношении этой и многих других теорий – ведь разные события происходят повсеместно и непременно сопровождаются неразберихой, а потом люди пытаются слепить из них свои «истории». Мы нуждаемся в них, но иногда стоит делать шаг в сторону и оглядываться на то, что мы делаем.

Что касается собак, то здесь, по всей видимости, обе истории достаточно правдивы и произошедшее на самом деле являлось совместной эволюцией собак и людей. Собаки стали более послушными и обучаемыми, а люди сильнее захотели их дрессировать; люди сильнее захотели думать, что владеют собаками, а собаки стали искуснее им подыгрывать и приносить им пользу.

С кошками, пожалуй, дело обстоит более определенно. Тут, судя по всему, именно они задавали тон. Одна из «просто сказок» Редьярда Киплинга, «Кошка, гулявшая сама по себе», слишком наивно верит в правдивость впечатления, которое кошки стараются произвести – будто они все делают по-своему и терпимы только к тем людям, которые им потакают, – но на деле воспитать кошку, как правило, невозможно. Лишь немногие из них желают выполнять трюки, в то время как собаки в большинстве своем рады выступать, чтобы доставлять людям удовольствие. Древние египтяне считали кошек маленькими земными богами, олицетворенными богиней-кошкой Бастет. Ей поклонялись в районе города Бубастиса, в дельте Нила. Сначала у нее была львиная голова, но позднее она превратилась (перевоплотилась?) в кошачью. Позднее поклонение Бастет распространилось на Мемфис, где ее объединили с местной львиноголовой богиней Сехмет. Бастет была богиней того, что особенно важно для женщин – плодородия и благополучного деторождения. Кошки также почитались как божественные воплощения Бастет, и их нередко мумифицировали ввиду их религиозной значимости. Был у египтян и собачий бог, Анубис с шакальей головой, но он отличался тем, что выполнял больше «ручной» работы: будучи богом бальзамирования, он должен был помогать (или мешать) умершим попадать в подземное царство. Анубис также мог судить, заслужил ли умерший право на загробную жизнь. А единственная обязанность кошачьих божеств состояла в том, чтобы позволять людям поклоняться им.

С тех пор ничего не изменилось.

Даже сегодня кошки стараются казаться независимыми – они редко приходят, когда их зовут, и склонны уходить, когда считают нужным по им одним известной причине. Каждый, у кого есть кошка, знает, что это впечатление обманчиво: на самом деле они тоже нуждаются в нашем внимании и сами об этом знают. Только не выражают эту потребность открыто. Например, кошка Йена, мисс Гарфилд, обычно выходит на крыльцо, встречая семейную машину, но ее радость от встречи похожа на замаскированное ворчливое приветствие: «И где это вас черти носили?» После долгого отсутствия на отдыхе или на море члены семьи каждый раз, находясь в саду, замечали, что кошка случайно оказывалась там же – но или просто спала, или как будто просто проходила мимо. Похоже, домашние кошки постепенно проигрывают борьбу за свое одомашнивание, хотя им и удается неплохо отбиваться. Бездомные – другое дело, да и настоящие рабочие кошки, например, живущие на фермах, нередко бывают совершенно независимыми. Впрочем, в последнее время и на фермах со многими кошками обращаются как с домашними. Как бы то ни было, нам предстоит осуществить еще немало исследовательских проектов, касающихся совместной эволюции древних людей и их домашних животных.

В другом примере этой совместной эволюции лошади сыграли значительную роль в зарождении рыцарской культуры (это даже отразилось во французском языке: сравните слова «chevalier» – «рыцарь» – и «cheval» – «лошадь»), а также позволили монголам создать одну из самых крупных и хорошо управляемых империй за всю историю человечества. Говорили, что при ханах девственница могла добраться из Севильи в Ханчжоу, не будучи изнасилованной. Потом это стало возможным лишь в XX веке, но тогда уже труднее было найти девственницу. Испанцы привезли лошадей в Америку, где люди истребили несколько их видов примерно за 13 000 лет до этого[42], и изменили жизнь североамериканских племен индейцев – ну и, разумеется, ковбоев. А чуть позже Голливуда.